Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 43

Блестят не от солнца вершины и кручи – Без речи аварской нет гор для меня. Не мощными волнами море могуче: Напевом родным среди ночи и дня.

И тот не мудрец, кто чужое решает Скорей перенять, позабыв о своем… Сегодня и мертвый язык воскрешают, А мы – на живом языке не поем.

Веками в полях с сорняками воюют, – А сколько их в речи аварской у нас! Целители раны искусно врачуют, – Изранено слово родное сейчас.

Где песен Махмуда былая певучесть? Прозрачность озер? Птичий щебет и свист?.. Аварский язык!.. Тяжела его участь, Болят его зубы… Найдется ль дантист?..

МОЕЙ СТАРШЕЙ СЕСТРЕ ПАТИМАТ

Уже неделя, как не снились мне Отец и мать, укрыты мглой ночною. Два брата, что погибли на войне, Неделя – как не говорят со мною.

Не понимаю, в чем я виноват, Что не раскрыли мне свои объятья Отец и мать?.. Чем плох я, младший брат, Что стороной меня обходят братья?

Определит ли кто вину мою? Что допустил я, преступил, нарушил? Чем дома я или в чужом краю Честь запятнал? Кому я продал душу?

О горы, вы же знаете меня С тех пор, как здесь мне выпало родиться, Вы, реки, что бурней день ото дня: Чего скрывать мне и чего стыдиться?

Перебирая четки дней своих, В окно гляжу в надежде на прозренье: Когда я изменил, в какой же миг Свой цвет, чтоб чье-то заслужить презренье?

Я к старшим уваженья не терял, К больным я не утратил состраданья. Кому я льстил?.. Кому не доверял?.. Не оставлял ли женщин без вниманья?

Печальные вопросы… Кто теперь Мне объяснит, кого же я обидел? Сестра моя, открой скорее дверь, Ах, как же я давно тебя не видел!

…Корову подоила, молока Мне подала она и села рядом: Как мамина, тепла ее рука, Совсем как мама – ободряет взглядом.

Что вновь осиротел, что виноват Я в чем-то, – Говорил до самой ночи. Она в ответ мне: не печалься, брат, Сегодня же увидишь всех воочью…

И жизнь, что многозвучна и пестра, Как вехами, она обозначает: Мать в поле жнет… А старшая сестра Здесь, в сакле, колыбель мою качает.

Как я болел, как холили меня И как я выздоравливал, на счастье… И вся ей вспоминается родня, Все наши радости и все напасти.

Пока текли негромкие слова, Сгустилась тьма, Ночь дню пришла на смену… Коснулась тут подушки голова – И, как ребенок, я заснул мгновенно.

В сон погружаясь, Слышу вдруг: «Сынок…» Подходит мать и смотрит ясным взглядом. «Как хорошо, что вас найти я смог», – Сказал отец, с ней оказавшись рядом.

Родные, как случилось, что во сне Я не встречал вас целую неделю! …Тут оба брата подошли ко мне И рядом сели – будто в самом деле…

Сказали мать с отцом: чтить обещай Свою сестру, в ней – помощь и участье… И братья вслед за ними: навещай Ее за нас за всех – как можно чаще…

…И те слова, проснувшись поутру, Я записал, не ошибиться силясь: «Ты старшую не забывай сестру, Коль хочешь, чтобы мы тебе приснились».

ПРАВЛЕНИЮ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ ДАГЕСТАНА С ПРОСЬБОЙ ОСВОБОДИТЬ ОТ ДОЛЖНОСТИ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Мотор барахлит, И бензин на пределе. Как только душа моя Держится в теле?

Звонки и приказы, Разборы, раздоры… Пора бы все бросить! – Советуют горы.

И вторят им реки В расщелинах тесных: Оставить все это И вправду уместно.

Немало причин Для такого решенья: Мои недостатки, Мои прегрешенья.

Я грешен: Зачем я тогда соглашался? Я грешен, Что в срок отступить не решался.

Не раз на пиру В ресторане, бывало, Я видел: гостей Выгоняли из зала.

И как бы назад Посетитель ни рвался, Был путь перекрыт: Ресторан закрывался…

Я быть не хочу В этой жалостной роли, Отправлюсь домой я По собственной воле…

Еще до конца я не понял, Не скрою: Кто – Бог или черт – Мною правит порою?

Певец – это дар или долг, И не знаю: Чужда ему Всякая должность иная…

Хоть цену я знаю И слову и славе, Учить сочинителей Вовсе не вправе:

Могу ль наставленья давать И советы, Писать ли им очерки Или сонеты?..

Короче – портфель и ключи Забирайте, Но душу не прячьте И не запирайте!

Я в жизни таких Не писал заявлений: Здесь нет извинений И нет заверений,

Что я, мол, исправлюсь, Усталый и грешный… Но если понадоблюсь – Адрес мой прежний.

Вы подпись заверьте, Не споря, не ссорясь: Гамзатов Расул, Из Цада стихотворец.

*

Тебя проклинаю, цензура любви!.. Тебя отменили, когда постарел я… Когда же, юнец, и любил и горел я, Страдали любовные строчки мои.

Завеса снимается только сейчас, Когда так далек я от первых свиданий… Увидеть целующихся на экране Когда-то зазорным считалось у нас…

К дороге ли дальней колес перестук? Давно голова моя стала седою – Задолго еще до знакомства с тобою, О Дания, школа любовных наук.

Глаз чешется правый… Наверно, к добру, К дороге… Не лес ли Булонский я вижу? Гуляю не в Ботлихе я, а в Париже, В раю, засыпающем только к утру.

Моя голова укоряет меня: «Арба твоей страсти скатилась в ущелье…» Но я все мечтаю добраться до цели – В столицу любви, что сияет, маня.

Седой, я все тем же желаньем горю, И с разумом сердце никак не смирится, – Все рвется куда-то, куда-то стремится: – Возьму Копенгаген! Париж покорю!..

«Зачем Копенгаген тебе и Париж?.. Ведь я – и твой век и твое мирозданье!» – Смеется жена – как бы мне в назиданье… Согласен, – все правда, что ты говоришь…

РЕЖЕ СТАЛ Я ПИСЬМА ПОЛУЧАТЬ

Я проснулся и глаза протер: Тот же синий над землей шатер, Тот же синий ящик на стене – Открываю: что там пишут мне?

Всякий раз я шелесту страниц Радовался, как прилету птиц… А теперь свой оставляют след Буквы-зубы утренних газет.

Реже стали письма приходить… Да чего там раны бередить! Как теперь об этом ни жалей – Глуше голос белых журавлей.

Ах, как раскричались воробьи, Заглушив мелодии любви!.. Лирику – созвучие сердец – Топчет публицистики свинец.

Злостью обернулась злоба дня, Грозно наступает на меня. Зависть, поражая наповал, На исходе века правит бал…

Я хочу других предостеречь: Нелегко согласье уберечь, Чтоб звучала вновь и вновь во мне Музыка, рожденная в огне…

Прячущий – набрав мешок камней, Примеряет, как бы побольней, Поточнее кинуть и попасть И потом – порадоваться всласть!..

Реже пишут мне с недавних пор И не видят будто бы в упор Чистый взор твой, красоту твою, Все – о чем я столько лет пою.

Как слова признанья ни лови, Стало мало места для любви, Реже стали (мама, каюсь я!) Посещать могилы сыновья…

Реже письма пишут мне теперь: Будто кто-то вдруг захлопнул дверь… Рвутся связи – нити меж людьми: Стало мало места для любви.

Нынче письма реже пишут мне… Плеть чужая на моем коне Тяжких ран оставила следы – Грозный знак несгинувшей беды…

Но сказал мне близящийся век: Ты не падай духом, человек… Отгорит пожар, сойдет на нет – Снова станет виден белый свет.

Вновь любви живые огоньки Вспыхнут – негасимы и легки, И на остров песен – дай лишь срок! – Хлынет писем вновь живой поток.

В синем небе солнечный венец Вновь заметят люди наконец… Вечно будет солнце кочевать, Жизнь дарить и раны врачевать…

Ведь бессмертны свет и высота И твоей горянки красота!..

*

Любовь великие поэты Встречают в юные года. А к маленьким – и в зрелых летах Она приходит не всегда.

Случается и так, что все же Любовь совсем минует их, И на ворон они похожи, Сидящих на ветвях нагих…

Мне кажется, любовь со мною Одновременно рождена, Со мной ни летом, ни зимою Не разлучается она.

Не мал и не велик – нередко Я муки от нее терпел, Но никогда на голых ветках Любовных песен я не пел.

О МОИ ДРУЗЬЯ!

О мои друзья, мои друзья!.. Чуете, откуда ветер дует? Радуется или негодует – Дует, одобряя иль грозя?

О мои друзья, мои друзья! На опасных, на крутых высотах О нежданных ваших поворотах Узнаю из песен ветра я.

О мои друзья, мои друзья! Гляньте, как летит река в ущелье, – В тех рыбешках, что несет теченье, Узнаю иных знакомцев я.