Инферно - Браун Дэн - Страница 43

Она заметила, что под мостом проплывает гоночная лодка с командой из четырех человек. На борту лодки значилось: «SOCIETA CANOTTIERI FIRENZE» – «Гребной клуб Флоренции». Бросающиеся в глаза красно-белые весла взлетали и опускались с идеальной синхронностью.

А вдруг Лэнгдон воспользовался лодкой? Это было сомнительно, однако чутье подсказывало Вайенте, что полицейская сводка насчет палаццо Веккьо имеет прямое отношение к тому, что ее волнует.

– А теперь расчехляем фотоаппараты! – раздался поблизости женский голос. Говорили по-английски, но с итальянским акцентом.

Обернувшись, Вайента увидела яркий оранжевый помпон на тросточке – это был жезл девушки-гида, которая вела через Понте Веккьо группу туристов, смахивающую на стайку утят.

– Прямо над вами находится самый большой шедевр Вазари! – воскликнула девушка с профессиональным энтузиазмом, воздевая свой жезл, чтобы все ее подопечные посмотрели вверх.

Раньше Вайента этого не замечала, но на уровне второго этажа, над крышами ларьков, тянулось что-то вроде узкой крытой галереи.

– Коридор Вазари! – провозгласила девушка с жезлом. – По этому туннелю длиной почти в километр члены семейства Медичи могли в любое время благополучно перейти из палаццо Питти в палаццо Веккьо и обратно!

Вайента с удивлением разглядывала туннелеподобное сооружение наверху. Она слышала об этом коридоре, но почти ничего о нем не знала.

Он ведет в палаццо Веккьо?

– Некоторые особо важные персоны, – продолжала девушка, – могут прогуляться по нему и в наши дни. Сейчас там находится прекрасная арт-галерея – она занимает весь коридор от палаццо Веккьо до северо-восточного угла садов Боболи.

Дальнейших ее слов Вайента уже не слышала.

Она опрометью бросилась к мотоциклу.

Глава 41

Когда Лэнгдон с Сиеной протиснулись в дежурное помещение следом за Мартой и двумя охранниками, швы на затылке Лэнгдона снова заныли. Крошечная дежурка оказалась не чем иным, как бывшим чуланом, оборудованным компьютерами и мониторами. Очень душная, она была еще и насквозь прокурена.

Лэнгдону тут же стало не по себе: стены как будто норовили его расплющить.

Марта уселась перед экраном с зернистым черно-белым изображением андито, снятого камерой над дверью. Цифры в углу кадра показывали, что запись перемотана на вчерашнее утро, ровно на двадцать четыре часа назад, – тогда музей еще не открыли, а до вечернего прихода Лэнгдона и Дуомино оставался целый день.

Охранник включил перемотку вперед, и в андито потоком хлынули туристы, двигающиеся быстрыми мелкими рывками. Самой маски с этой точки видно не было, но она явно находилась на своем месте, потому что туристы то и дело останавливались, заглядывали в шкафчик и щелкали фотоаппаратами, а затем шли дальше.

Скорее, пожалуйста, думал Лэнгдон. Ведь полиция уже в пути. Конечно, они с Сиеной могли бы просто извиниться и покинуть музей, но им нужно было увидеть эту запись: она обещала многое прояснить.

А кадры на экране мелькали все быстрее, и андито уже перечеркнули вечерние тени. Туристы продолжали носиться туда-сюда, но вот толпа поредела и внезапно совсем исчезла. Когда счетчик времени показал 17.00, в музее погас свет и воцарилась тишина.

Пять часов – время закрытия.

– Aumenti la velocita, – скомандовала Марта, подавшись вперед и устремив на монитор пристальный взгляд. Увеличьте скорость.

Охранник послушался – цифры на счетчике побежали еще стремительнее, и около десяти вечера в музее вдруг снова вспыхнул свет.

Охранник мгновенно перевел воспроизведение в обычный режим.

Чуть позже в поле зрения возникла знакомая округлая фигура Марты Альварес. За ней по пятам шел Лэнгдон в своей обычной одежде – твидовом пиджаке «Кемберли», безупречно выглаженных брюках цвета хаки и туфлях из кордовской кожи. Однажды под его рукавом даже блеснули наручные часы – очевидно, те самые, с Микки-Маусом.

А вот и я… до того, как в меня стреляли.

Оказалось, что наблюдать за самим собой в те моменты, о которых ты ничего не помнишь, очень тревожно и неприятно. Я пришел сюда вчера вечером… чтобы взглянуть на посмертную маску Данте? Где-то в промежутке, отделяющем ту минуту от этой, он умудрился потерять свою одежду, часы с Микки-Маусом и два дня жизни.

Стараясь ничего не упустить, Лэнгдон с Сиеной придвинулись поближе к Марте и охранникам. Немой фильм продолжался – Лэнгдон и Марта подошли к шкафчику с маской и стали ее разглядывать. Затем дверной проем в стороне от них заслонила чья-то широкая тень, и в кадре появился чудовищно располневший человек. В светло-коричневом костюме и с портфелем в руках, он еле протиснулся в дверь и побрел к ним, с трудом переставляя ноги. По сравнению с ним даже беременная Марта казалась стройной.

Лэнгдон сразу же узнал толстяка. Иньяцио!

– Это Иньяцио Бузони, – прошептал он на ухо Сиене. – Директор музея Опера-дель-Дуомо. Мы с ним знакомы несколько лет. Правда, при мне никто не называл его Дуомино.

– Очень подходящее прозвище, – шепнула в ответ Сиена.

В прошлом Лэнгдон неоднократно обращался к Дуомино за справками по вопросам, связанным с историей собора Санта-Мария-дель-Фьоре и хранящимися в нем произведениями искусства, однако визит Иньяцио в палаццо Веккьо выглядел странным – это была не его вотчина. Впрочем, Иньяцио Бузони был не только влиятельной фигурой во флорентийском мире искусства, но и горячим поклонником Данте и знатоком его творчества.

Если у кого и наводить справки насчет посмертной маски Данте, то у него.

Когда Лэнгдон снова переключил внимание на экран, он увидел, что Марта терпеливо дожидается своих гостей у дальней стены андито, а те подошли к ограждению и перегнулись через канат, чтобы рассмотреть маску как можно подробнее. Они что-то увлеченно обсуждали, а время шло, и Марта за их спинами уже украдкой поглядывала на часы.

Лэнгдон пожалел, что камера наблюдения не записывает звук.

О чем мы с Иньяцио говорим? Что ищем?!

В этот миг его двойник на мониторе переступил через канат и наклонился к самому шкафчику, едва не ткнувшись носом в стекло. Экранная Марта тут же вмешалась – скорее всего попросила его соблюдать правила, – и нарушитель с виноватым видом вернулся за ограждение.

– Простите за такую строгость, – сказала настоящая Марта, взглянув на Лэнгдона через плечо, – но я ведь уже говорила вам, что шкафчик антикварный и очень хрупкий. Владелец маски потребовал, чтобы мы никого к нему не подпускали. И открывать его в свое отсутствие запретил даже нашим работникам.

Лэнгдон не сразу осознал смысл ее слов. Владелец маски? Он думал, что маска – собственность музея.

Сиена тоже удивилась и немедленно подала голос:

– Разве маска не принадлежит музею?

Снова обратившись к монитору, Марта покачала головой.

– Один богатый меценат пожелал выкупить у нас посмертную маску Данте, но при этом обещал оставить ее в постоянной экспозиции. Он предложил нам целое состояние, и мы с радостью согласились.

– Постойте-ка, – сказала Сиена. – Он заплатил за маску и оставил ее у вас?

– Стандартная практика меценатов, – вмешался Лэнгдон. – Таким образом они перечисляют на счета музеев крупные суммы без необходимости регистрировать их как пожертвования.

– Этот меценат был необычной личностью, – сказала Марта. – Прекрасный знаток Данте, однако немного… как это по-английски… фанатико?

– И кто же он такой? – В небрежном тоне Сиены проскользнула нотка напряжения.

– Кто? – Марта нахмурилась, не отрывая взгляда от экрана. – Ну… думаю, вам недавно попадалось в новостях имя швейцарского миллиардера Бертрана Зобриста?

Лэнгдону это имя было знакомо лишь отдаленно, однако Сиена схватила его за локоть и крепко сжала, словно перед ней вдруг выросло привидение.

– Да… да, – с запинкой пробормотала она. Ее лицо стало пепельно-серым. – Бертран Зобрист. Знаменитый биохимик. Сделал себе состояние еще совсем молодым, запатентовав свои биологические разработки. – Она с усилием сглотнула. Потом наклонилась к Лэнгдону и прошептала: – Зобрист фактически изобрел зародышевое манипулирование.