Инферно - Браун Дэн - Страница 52

– Я не хотела, чтобы вы увидели меня такой, Роберт, но, к сожалению, в настоящее время я выгляжу именно так. – Вскинув руку, она запустила ее себе в волосы. Один рывок – и все они разом соскользнули.

Лэнгдон отпрянул, пораженный не столько тем, что Сиена носит парик, сколько ее изменившимся обликом. Сиена Брукс оказалась совершенно лысой – ее голова была бледной и гладкой, точно у ракового пациента после химиотерапии. Вдобавок ко всему она еще и больна?

– Знаю, знаю, – сказала она. – Долго рассказывать. Ну-ка, нагнитесь. – Она подняла парик с явным намерением надеть его на Лэнгдона.

Она это серьезно? Лэнгдон нерешительно наклонился, и Сиена нахлобучила на него свой белокурый парик. Он еле налез на Лэнгдона, но Сиена поправила его, как могла, а потом отступила назад и окинула свою работу критическим взглядом. Не слишком удовлетворенная, она снова подошла к профессору, распустила ему галстук и повязала им его голову вместо платка, заодно укрепив и плохо сидящий парик.

Затем Сиена принялась за себя: закатала штаны до колен и спустила носки до лодыжек. Когда она распрямилась, на ее губах играла ухмылка. Миловидная Сиена Брукс превратилась в скинхеда, поклонника панк-рока. Метаморфоза, которая произошла с бывшей участницей шекспировских постановок, была поразительна.

– Помните, – сказала она, – человека на девяносто процентов узнают по языку тела, так что двигайтесь, как стареющий рокер.

Стареющий – это пожалуйста, подумал Лэнгдон. А вот насчет рокера не уверен.

Не успел он ничего возразить, как Сиена отодвинула засов на крошечной двери и распахнула ее настежь. Потом пригнулась и выскочила на полную народу булыжную мостовую. Лэнгдон последовал за ней и выбрался на свет божий почти что на четвереньках.

Если не считать пары удивленных взглядов, которыми случайные прохожие наградили странную парочку, вынырнувшую из крохотной дверцы в основании палаццо Веккьо, их появление не вызвало ровно никакого ажиотажа. Через несколько секунд Лэнгдон и Сиена уже шагали на восток, смешавшись с толпой.

Продолжая расчесывать свои кровоточащие болячки, человек в очках «Плюм Пари» проталкивался сквозь толпу следом за Робертом Лэнгдоном и Сиеной Брукс, но на безопасном расстоянии от них. Несмотря на их ловкую маскировку, он заметил беглецов, как только те выскочили из крошечной двери на улицу Нинна, и сразу же понял, кто они на самом деле.

Всего через несколько кварталов он совсем запыхался – в груди вспыхивала острая боль, мешая ему вдохнуть поглубже. Он чувствовал себя так, будто его ударили кулаком под ложечку.

Скрипя зубами от боли, он вновь сосредоточил внимание на Лэнгдоне с Сиеной, стараясь не потерять их на людных улицах Флоренции.

Глава 50

Утреннее солнце полностью поднялось над горизонтом и отбрасывало длинные тени в узкие ущелья, вьющиеся меж зданий Старого города. Торговцы уже начали отпирать металлические решетки лавок и баров, и в воздухе разлился аромат утреннего эспрессо и свежевыпеченных корнетти — итальянских рогаликов.

Несмотря на сосущий голод, Лэнгдон заставлял себя шагать дальше. Я должен найти маску… и посмотреть, что у нее на обороте.

Ведя Сиену на север по улице Леони, Лэнгдон старался привыкнуть к ее новому облику, но пока у него это плохо получалось. Радикально изменившаяся внешность его спутницы напомнила ему о том, что он едва ее знает. Они направлялись к Соборной площади – той самой, где умер Иньяцио Бузони, успев в последний раз позвонить по телефону.

Роберт, сумел выговорить Иньяцио, едва дыша. То, что ты ищешь, надежно спрятано. Ворота открыты для тебя, но ты поторопись. «Рай», Двадцать пятая. Удачи.

«Рай», Двадцать пятая, повторял про себя Лэнгдон, не переставая удивляться тому, что Иньяцио так хорошо помнил текст Данте, – ведь в критический момент он уверенно сослался на конкретную песнь. Очевидно, директору музея Опера-дель-Дуомо крепко запомнился какой-то эпизод из этой песни. Лэнгдон знал: скоро он выяснит, какой именно. Для этого надо всего лишь раздобыть саму книгу, а это сделать несложно.

Голова его под париком с волосами до плеч уже начинала чесаться, и хотя ему было очень неловко в этом камуфляже, он не мог не признать, что импровизированная маскировка Сиены оказалась очень эффективной. Никто не обращал на них внимания – даже полицейские, которые только что промчались мимо них к палаццо Веккьо, торопясь на подмогу к своим товарищам.

Некоторое время Сиена шла рядом с Лэнгдоном в полном молчании, и он покосился на нее, желая убедиться, что с ней все в порядке. Судя по лицу Сиены, ее мысли витали где-то далеко – наверное, она никак не могла свыкнуться с тем, что несколько минут назад убила их преследовательницу.

– О чем замечтались? – отважился обронить он в надежде отвлечь ее от образа мертвой женщины с шипами, распростертой на каменном полу дворца.

Сиена с трудом вынырнула из своих размышлений.

– Я думала о Зобристе, – медленно сказала она. – Пыталась вспомнить, что я еще могу о нем знать.

– И?

Она пожала плечами:

– Почти все, что я знаю, извлечено из той скандальной статьи, которую он написал несколько лет назад. Она произвела на меня сильное впечатление. В медицинских кругах она распространилась мгновенно, как вирус. – Сиена вздрогнула. – Простите, я неудачно подбираю слова.

Лэнгдон мрачно усмехнулся:

– Продолжайте.

– Суть этой статьи сводилась к тому, что человечество стоит на грани вымирания и если не разразится катастрофа, которая резко понизит рост численности земного населения, наш вид не просуществует и ста лет.

Лэнгдон изумленно обернулся к ней.

– Он отвел нам только один век?

– Утверждение, конечно, смелое. Его оценка оставшегося нам времени сильно отличалась от предыдущих, но была подкреплена очень вескими научными данными. Он нажил себе уйму врагов, заявив, что все врачи должны прекратить лечить, поскольку продление людям жизни лишь усугубляет проблему перенаселенности.

Теперь Лэнгдон понимал, почему эта статья заслужила такую громкую известность в медицинском сообществе.

– Неудивительно, что на Зобриста сразу накинулись со всех сторон, – продолжала Сиена. – Политики, священники, Всемирная организация здравоохранения – все высмеяли его как безумца, который предвещает конец света просто ради того, чтобы сеять панику. Особенно их взбесило его утверждение, что дети сегодняшней молодежи, если она пожелает их произвести, в буквальном смысле станут свидетелями гибели человечества. Зобрист проиллюстрировал свои мысли «Часами Судного дня» – они показывают, что если всю историю человечества на планете спрессовать в один-единственный час… то мы сейчас доживаем его последние секунды.

– Я видел эти часы в Интернете, – признался Лэнгдон.

– Ну вот, это его выдумка, и она вызвала страшное возмущение. Но настоящая травля Зобриста началась, когда он заявил, что его открытия в генной инженерии принесут человечеству гораздо больше пользы, если будут использованы не для лечения болезней, а для их создания.

– Что?!

– Да-да, он считал, что открытые им методы следует направить на ограничение роста населения путем создания гибридных возбудителей болезней, которые современная медицина будет не в силах излечить.

У Лэнгдона мурашки поползли по коже, когда в его мозгу замелькали образы странных «дизайнерских» вирусов – таких, что стоит им раз вырваться на свободу, и их уже не остановишь.

– Всего за несколько коротких лет, – сказала Сиена, – Зобрист превратился из светила науки в абсолютного изгоя. Врачи предали его анафеме. – Она помолчала, и по лицу ее проскользнуло сочувствие. – В общем-то совсем неудивительно, что он надломился и покончил с собой. И это еще печальнее оттого, что его воззрения, возможно, справедливы.

Лэнгдон чуть не упал.

– Простите… вы считаете, что он прав?!