Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Афанасьев Вячеслав Николаевич - Страница 54

54

154. «Отшумела гроза…»

Отшумела гроза, Поднималась трава Молодая Перед новой грозой. Не моя ли каштановая Голова Поднялась перед черной Войной? 1937 — начало 1938? {154}

155. Стихи другу

Вечер — откровенность. Холод — дружба Не в совсем старинных погребах. Нам светились пивом грани кружки, Как веселость светится в глазах. Мы — мечтатели (иль нет?). Наверно, Никто так не встревожит взгляд. Взгляд. Один. Рассеянный и серый. Медленный, как позабытый яд. Было — наши почерки сплетались На листе тетради черновой. Иль случайно слово вырывалось, Чтоб, смеясь, забыли мы его. Будет — шашки — языки пожара В ржанье волн — белесых жеребят, И тогда бессонным комиссаром Ободришь стихами ты ребят. Все равно — меж камней Барселоны Иль средь северногерманских мхов — Будем жить зрачками слив зеленых, Муравьями черными стихов. Я хочу, чтоб пепел моей крови В поле русском… ветер… голубом. Чтоб в одно с прошелестом любови Ветер пить черемухи кустом. И следы от наших ног веселых Пусть тогда проступят по земле Так, как звезды в огородах голых Проступают медленно во мгле. Мы прощаемся. Навеки? Вряд ли!.. О, скрипи, последнее гусиное перо! Отойдем, как паруса, как сабли (Впереди — бело, в тылу — черно). Январь 1939 {155}

156. «Друг заветный! Нас не разлучили…»

В.В.

Друг заветный! Нас не разлучили Ни года, идущие на ощупь, И ни расстояния-пучины Рощ и рек, в которых снятся рощи. Помнишь доску нашей черной парты — Вся в рубцах и надписях, и знаках, Помнишь, как всегда мы ждали марта, Как на перемене жадный запах Мы в окно вдыхали. Крыши грелись, Снег дымил, с землей смешавшись теплой. Помнишь — наши мысли запотели Пальцами чернильными на стеклах. Помнишь столб железный в шуме улиц, Вечер… огоньки автомобилей… Мы мечтали, как нам улыбнулись, Только никогда мы не любили… Мы — мечтали. Про глаза-озера. Неповторные мальчишеские бредни. Мы последние с тобою фантазеры До тоски, до берега, до смерти. Помнишь — парк, деревья лили тени. Разговоры за кремнями грецких. Помнишь — картами спокойными. И деньги Как смычок играли скрипкой сердца. Мы студенты. Вот семь лет знакомы Мы с тобою. Изменилось? Каплю. Всё равно сидим опять мы дома, Город за окном огнится рябью. Мы сидим. Для нас хладеет камень, Вот оно, суровое наследство. И тогда, почти что стариками, Вспомним мы опять про наше детство. Февраль 1939 {156}

157. «Самое страшное в мире…»

Самое страшное в мире — Это быть успокоенным. Славлю Котовского разум, Который за час перед казнью Тело свое граненое Японской гимнастикой мучил. Самое страшное в мире — Это быть успокоенным. Славлю мальчишек смелых, Которые в чужом городе Пишут поэмы под утро, Запивая водой ломозубой, Закусывая синим дымом. Самое страшное в мире — Это быть успокоенным. Славлю солдат революции, Мечтающих над строфою, Распиливающих деревья, Падающих на пулемет! Октябрь 1939 {157}

158. Бессмертие (Из незавершенной поэмы)

Далекий друг! Года и версты, И стены книг библиотек Нас разделяют. Шашкой Щорса Врубиться в твой далекий век Хочу. Чтоб, раскроивши череп Врагу последнему и через Него перешагнув, рубя, Стать первым другом для тебя. На двадцать лет я младше века, Но он увидит смерть мою, Захода горестные веки Смежив. И я о нем пою. И для тебя. Свищу пред боем, Ракет сигнальных видя свет, Военный в пиджаке поэт, Что мучим мог быть — лишь покоем. Я мало спал, товарищ милый! Читал, бродяжил, голодал… Пусть: отоспишься ты в могиле — Багрицкий весело сказал… Одно мне страшно в этом мире: Что, в плащ окутавшися мглой, Я буду — только командиром, Не путеводною звездой. Военный год стучится в двери Моей страны. Он входит в дверь. Какие беды и потери Несет в зубах косматый зверь? Какие люди возметнутся Из поражений и побед? Второй любовью Революции Какой подымется поэт? А туча виснет. Слава ей Не будет синим ртом пропета. Бывает даже у коней В бою предчувствие победы… Приходит бой с началом жатвы. И гаснут молнии в цветах. Но молнии — пружиной сжаты В затворах, в тучах и в сердцах. Наперевес с железом сизым И я на проводку пойду, И коммунизм опять так близок, Как в девятнадцатом году. …И пусть над степью, роясь в тряпках, Сухой бессмертник зацветет И соловей, нахохлясь зябко, Вплетаясь в ветер, запоет. 8—9 ноября 1939 {158}