Чужой в незнакомом городе - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 34

Я морщился, корчился, дискутировал сам с собой… И если бы меня попытались ударить цветком, я бы набросился на шутника, выламывая ему руки… впился бы ему в горло…

The Night Supper

Человек я одинокий, и развлечения у меня одинокого человека. И даже живя с несколькими женами, я был и остаюсь одиноким.

Прилетев в Нью-Йорк через десяток лет после первого приземления, я поселился из любопытства в том же отеле «Лэйтэм», в котором провел мою первую ночь на Американском континенте — ночь с 18 февраля 1975 года; и ходил по его коридорам сомнамбулически гурмандизируя прошлое. Старым друзьям я не позвонил. Теплые чувства к ним жили в глубине моего сердца, но видеть их мне не хотелось. Я люблю, чтоб персонажи моей прошлой жизни смирно сидели на местах, а не путались под ногами, неуместно выскакивая вдруг в настоящем.

Оказавшись в городе моей второй юности, я сам этого возможно не сознавая, сместился в 'сторону привычек того времени, и даже расписание мое сделалось таким же разорванным, судорожным и хаотическим, каким было в те годы. Я вдруг просыпался в два часа утра, одевался, спускался в Нью-Йорк и бродил по улицам до рассвета. На рассвете я покупал в супермаркете пакет пива, изогнутый буквой «П» кусок польской колбасы, и шел в отель. Я включал теле, ложился в кровать, пил свои шесть банок и съедал колбасу. Якобы уже вареная колбаса эта, подозреваю, была' изготовлена из чистых гормонов, во всяком случае она была ядовито-розового цвета, если ее раскусить. Такими же ядовитыми, розовыми и зелеными были цвета на экране старого теле.

Лежа в «Лэйтэме», с пивом, теле и польской колбасой, я с удовольствием обнаружил, что я абсолютно счастлив. Стюпид шоу, которые нравились мне когда-то, по-прежнему продолжались или повторялись, и я без труда сориентировался в несколько дней кто есть кто в новых шоу. То, что шоу — стюпид, вовсе не мешало мыслям, возникающим у меня по поводу их, быть серьезными и глубокими мыслями. Глядя на упитанные физиономии героев, я беззлобно думал, что «америкэнс» смахивают на пришельцев из космоса. Что у них куда меньше морщин, чем у европейцев, что если европейское лицо — это жилистый кусок мяса, разветвляющийся на подглазные мешки, западения щек, сумки у рта и ушей, то американская физиономия — более общий, «женэрализэ» кусок мяса. Не отбитый историей, не усугубленный тонкими узорами культуры голый и бесстыдный муляж. Я вспомнил фильм о «бади-снатчерс» — похитителях тел, о пришельцах из космоса, которые есть «клоуне» людей, но не люди. Если присмотреться к актерам «Династи» или «Далласа» (я называю их здесь не для того, чтобы презрительно осудить с позиций интеллигента, но по причине того, что шоу эти знает весь мир, и каждый сможет проэкспериментировать), то легко заметить нечеловеческую гладкость лиц, нечеловеческие здоровые волосы без изъяна, такими бывают или искусственные парики или подшерсток у хорошо откормленных кастрированных собак. Еще телеамериканцы похожи на заколотых инсулином психбольных. (Спокойные гомункулусы, инсулиновые больные, окружали меня много лет тому назад в харьковской больнице. Так что я знаю о чем говорю, — предмет исследования.) Наши американские «Бразэрс» выглядят как «пипл», но если распотрошить скажем ногу или руку (как в фильме «Экстерминэйтор» — робот Шварценнегер «ремонтирует» себе руку), то не обнаружатся ли механический скелет и электронные печатные схемы как в компьютере? К счастью, реальные жители американских городов и поселений менее гладки чем теле-американцы.

Весь «тот» день было жарко. Но к вечеру сделалось прохладнее, и после наступления темноты еще прохладнее. Ветер сдул теплые облака с небес над Нью-Йорком; появилась большая луна; и вся природа сложилась в подобие осени. Подобная прохладность пришлась не в сезон, обыкновенно тачало сентября в Нью-Йорке влажно-тяжелое и горячее, потому я чувствовал себя странно. Около полуночи я обнаружил себя на Бродвее, в мидлл-тауне, в баре. Джазовая певица, пела, сидя за пьяно.

Я выпил в полутьме несколько Гиннесов один за другим и попытался заговорить с певицей. Певица меня отвергла. Происшествие это не выстрелит, как ружье у Чехова в последнем акте, однако оно задало тон вечеру и ночи. Почувствовав себя символически отвергнутым, не только певицей, но и Нью-Йорком, я воспылал желанием быть принятым обратно в лоно родного города, и желание привело меня вы увидите куда. Причина отказа была сформулирована певицей в столь откровенной форме, что я позволю себе процитировать нашу короткую беседу. На мой вопрос: когда она заканчивает петь, и не могу ли я предложить ей дринк уже в другом баре, высокая девушка извлекла из сумочки очки в красной оправе (была пауза антракта), одела их, и серьезно, без улыбки, в очках, сказала: «Сорри, нет. У меня достаточно мужчин в моей жизни. Один постоянный бой фрэнд и трое нерегулярные. Если бы ты был в шоу-бизнесе, ты мог бы мне помочь вылезти из этой сырой дыры, — она пристукнула каблуком опилки пола, — но ты даже не американец. Я уверена, ты хороший мужчина, но я устала от мужчин.» Она сняла очки и спрятала в сумочку. Я сказал, что я лишь имел в виду пригласить ее на дринк, потому что мне понравилось, как она, белая девушка, блистательно исполняет репертуар Билли Холлидэй. «Ну да, весь репертуар заканчивается в постели», — сказала она устало. Кто-то сделал ей что-то очень нехорошее в постели, подумал я, потому она теперь враг всех постелей.

Я вышел из бара и повернул, не думая, вверх по Бродвею. Дело в том, что я жил там, выше по Бродвею в 1977-ом. Ноги сами понесли меня привычно к отелю «Эмбасси». Я уже побывал там в этот приезд. Я знал, что из прекрасно-разрушенного вонючего отеля, населенного несколькими сотнями бедняков, (все были черные, кроме Лимонова) некие японцы, купившие здание, сделали дорогой и глупый апартмент-комплекс «Эмбасси-Тауэр»… Дойдя до семьдесят второй стрит, я затоптался на ее Ист-углу… Затоптавшись я подумал, что выше шагать по Бродвею нет смысла, что я нуждаюсь в пиве как минимум и может быть в полукруге польской колбасы. Гиннес в пьяно-баре вообще-то мне по моим ресурсам не полагался, тем более три Гиннеса… Если я куплю колбасу и пиво, расходы не сбалансируются, но я хотя бы остановлю процесс — губительную расточительность. Я могу вернуться по Бродвею на несколько улиц ниже — там у Анзониа Пост-Оффиса есть супермаркет «Ай энд Пи», открытый всю ночь. Очень может быть однако, что его уже нет.

Супермаркет был на месте и был открыт — весело желтели его мутнопуленепробиваемые стекла. Расстроганный, я вошел в моего старого друга. В лицо мне пахнуло привычными нечистыми запахами… Несчетное количество раз покупал я в нем ночами «мое меню» — «колбасу», пиво, гадкий дешевый хамбургерфарш, похожий на хлопковую вату хлеб… Все тот же жирный мексиканец гард с дубинкой (Он или не он? Он.) сплетничал с черной кассиршей, тот же (серо-зеленолицый) мэнэджэр, прохаживался поправляя тележки, низкий живот раздувал те же штаны. Те же запотевшие под пластиком ярко-красные фарши предлагали себя в хамбургеры. Суперизобилие дешевой, нездоровой еды, — грубо упакованной… Рай для бедняков. Заледеневшие глыбами льда куры, из-под мясной витрины течет по кафелю грязная вода. О, супермаршэ моей нью-йоркской юности, тебя не перестроили как «Эмбасси», ты остался таким же неопрятным, нездоровым заведением, каким и был. Обыкновенно мои соседи по «Эмбасси» — вэлфэровцы-алкоголики, пробирались, качаясь, в это время ночи меж твоих дешевых чудес, выбирая какой-нибудь с ядовито-синей этикеткой «Малт-ликер». Более состоятельное население прихлынуло к берегам Бродвея у Анзония Пост-Оффис-стэйшан, меньше стало черных лиц… Супермаркет скоро перестроят, сделают стерильным и повысят цены… Не обнаружив колбасы, я приобрел консервированную свинину в банке и пластиковый мешочек с булочками. У них продавался теперь хард-ликер! В отдельном загончике, чуть ли не с пуленепробиваемыми стеклами. В мое время лишь пиво и убийственные мальт-ликеры предлагали вниманию потребителя. Я вскользь подумал о причине пуленепробиваемых стекол (Ребята из Гарлема совершают набеги на алкоголь открытого всю ночь супермаркета? Маловероятно…), приобрел бутылку портвейна и, рассеянно сложив покупки в браун-бэг, покинул супермаркет.