Полынь: Стихотворения и поэмы - Друнина Юлия Владимировна - Страница 36

36

* * * Вологодский говорок певучий. Над резными домиками дым. Звезды, протаранившие тучи — Две с орбит сошедшие звезды. Только две — их не видала ране, Может, родились они вчера?.. Как бинты на незажившей ране Считанные эти вечера. Тропка к речке. Прорубь. Бездорожье. Отступает боль, светлеет грусть. Это руки протянул Сережа, Подарил мне северную Русь. Подарил мне над Шексною тучи. Две с орбит сошедшие звезды. Вологодский говорок певучий, Вьюгу, заносящую следы… * * * Теперь я увижу не скоро, Сергей, Белозерье твое, Где женщины, словно жонглеры, Шестами полощут белье. Красиво, уверенно, смело Полощут белье в прорубях. Где гуси над озером Белым Тревожно и грустно трубят. Куда вы летите, куда же? Меня прихватите с собой!.. Здесь «Здравствуйте!»— ласково скажет Приезжему встречный любой. Здесь мальчик, с глазами как блюдца, Вдруг мне подарил туесок. Здесь в детство Сережи вернуться Позволила жизнь на часок.

ПОЭТ

Вернулся из войны. Не так уж молод — Остался за спиною перевал… Вернулся из войны. Блокадный холод Его больное сердце не сковал. Не рвался на высокие трибуны И не мечтал блистать за рубежом. Нет, не завидовал модерным, юным Он — скромной гордостью вооружен. Страдал. Писал. Не требуя награды. За строчкой строчку. Трудно. Не спеша. В тени… В нем билось сердце Ленинграда, В нем трепетала Питера душа. Он помнил — Пушкин, Достоевский, Ленин Дышали белым маревом Невы… Седой поэт, застенчивости пленник, Идет, не поднимая головы. В президиум, в последний ряд, садится, Прищурив близорукие глаза. И освещаются невольно лица, И благодарно замирает зал, Когда поэт выходит на трибуну, Когда берет, робея, микрофон, И далеко запрятанные струны Невольно в душах задевает он. Мы снова верим, что в наш век жестокий, Который всяким сантиментам чужд, Еще становятся бинтами строки Для раненых, для обожженных душ.

И ВСТРЕТИЛИСЬ ЖЕНЩИНЫ ЭТИ…

Болгарской поэтессе Е. Багряне, дважды увидевшей комету Галлея

Пленительней не было стана, Победнее не было глаз — Багряна, Багряна, Багряна Кометой по жизни неслась. А в небе нахмуренном где-то, Вселенную вызвав на бой, Другая блистала комета, Свой шлейф волоча за собой. Все грады и все деревеньки Тревогою были полны. Случилось такое давненько — До первой великой войны… И встретились женщины эти — Комета с Багряной — опять. Ничто не сумело на свете Свиданию их помешать. Прошла, не сдаваясь, Багряна Сквозь черные пропасти лет — Мерцание телеэкрана, Стихов неслабеющий свет. А в небе нахмуренном где-то, Покинув наш дом голубой, В другое столетье комета Уносит свой шлейф за собой…

ЕСТЬ В РОССИИ СВЯТЫЕ МЕСТА…

* * * Есть в России святые места. Если друг тебя в горе кинет, Если вдруг на душе пустота, Ты пойди, приложись к святыне. Поброди вдоль Тригорских прудов, По Михайловским ласковым рощам — Как бы ни был наш век суров, Там все сложное станет проще. И над Соротью голубой Вдруг обратно помчится время. Ты свою позабудешь боль, Обретешь ты второе зренье… * * * Какие только не случались были — Сравнится ль сказка с правдою иной?.. Тригорское, Михайловское были Всего лишь селами, разбитыми войной. И в тех аллеях, что для сердца святы, Там, где поэт бродить часами мог, Фельдфебель из Баварии впечатал Следы своих подкованных сапог…

ГРАФИНЯ ВОРОНЦОВА

Какое тонкое и гордое лицо! Не забываются такие лица… Светает. Пушкин вышел на крыльцо. Не Сороть — море Черное дымится. Прикрыл глаза: уединенный грот, И женщина, забывшая гордыню — Графиня Воронцова… Нежный рот, Покорный умный взгляд, бровей разлет… Когда же наваждение пройдет, Когда же страсть, когда любовь остынет? Когда освободится от оков Незащищенная душа поэта? Ведь ныне даже лепет ручейков Ему напоминает моря лепет. И лепет женщины. Уединенный грот, Он, обнимающий ее колена… Когда же наваждение пройдет, Когда же вырвется душа из плена? Когда, когда?.. Присел он на крыльцо, Не Сороть — море Черное дымится. А в дымке тонкое и гордое лицо — Не забываются такие лица…