Стажеры(изд.1991) - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 105

Он остановился перед прозрачной стеной и положил Гагу руку на плечо.

— Как тебе это нравится? — спросил он.

Огромные,во много обхватов,морщинистые стволы,клубы, облака, целые тучи ослепительной, пронзительной зелени над ними, желтые ровные дорожки, а вдоль них — темно-зеленый кустарник, непроницаемо густой, пестрящий яркими, неправдоподобно лиловыми цветами, и вдруг из пятнистой от солнца тени на песчаную площадку выступил поразительный, совершенно невозможный зверь, состоящий как бы только из ног и шеи, остановился, повернул маленькую голову и взглянул на Гага огромными бархатистыми глазами.

— Колоссально…— прошептал Гаг. Голос у него сорвался.—Великолепно сделано!

— Зеброжираф,—непонятно и в то же время вроде бы и понятно пояснил Корней.

— Для человека опасен? — деловито осведомился Гаг.

— Я же тебе сказал: здесь нет ничего ни опасного, ни угрожающего…

— Я понимаю: здесь — нет. А там?

Корней покусал губу.

— Здесь — это и есть там, — сказал он.

Но Гаг уже не слышал его.Он потрясенно смотрел, как по песчаной дорожке мимо зеброжирафа,совсем рядом с ним,идет человек.Он

увидел,как зеброжираф склонил бесконечную шею,будто пестрый шлагбаум опустился,а человек,не останавливаясь,потрепал животное по холке и пошел дальше, мимо сооружения из скрученного шипастого металла,мимо радужных перьев,повисших прямо в воздухе, поднялся по нескольким плоским ступенькам и сквозь прозрачную стену вошел в зал.

— Между прочим, это тоже инопланетянин, — сказал Корней вполголоса.— Его здесь вылечили, и скоро он вернется на свою планету.

Гаг сглотнул всухую, провожая выздоровевшего инопланетянина глазами. У того были странные уши. То есть, строго говоря, ушей почти не было, а голый череп неприятно поражал обилием каких-то бугров и узловатых гребенчатых выступов. Гаг снова глотнул и посмотрел на зеброжирафа.

— Разве… — начал он и замолчал.

— Да?

— Прошу прощения, Корней… Я думал… это все… Ну, вот это все, за стеной…

— Нет, это не кино,— с оттенком нетерпения в голосе сказал Корней. — И не вольера. Это все на самом деле, и так здесь везде. Хочешь погладить его? — спросил он вдруг.

Гаг весь напрягся.

— Слушаюсь, — сказал он осипшим голосом.

— Да нет, если не хочешь — не надо. Просто ты должен понять…

Корней вдруг оборвал себя.Гаг поднял на него глаза. Корней смотрел поверх его головы в глубь зала,где снова уже раздавались голоса и смех, и лицо его неожиданно и странно изменилось.Новое выражение появилось на нем— смесь тоски,боли и ожидания.Гагу уже приходилось видеть такие лица,но он не успел вспомнить, где и когда. Он обернулся.

На той стороне зала, у самой стены стояла женщина. Гаг даже не успел ее толком рассмотреть— через мгновение она исчезла.Но она была в красном,у нее были угольно-черные волосы и яркие, кажется синие, глаза на белом лице. Неподвижный язык красного пламени на кремовом фоне стены.И сразу— ничего. А Корней сказал спокойно:

— Ну что ж, пошли…

Лицо у него было прежнее, как будто ничего не произошло. Они шли вдоль прозрачной стены, и Корней говорил:

— Сейчас мы очутимся совсем в другом месте. Очутимся, понимаешь? Не перелетим, не переедем в другое место, а просто очутимся там, имей в виду…

Позади громко захохотали в несколько голосов. Гаг, вспыхнув, оглянулся. Нет, смеялись не над ним. На них вообще никто не смотрел.

— Заходи, — сказал Корней.

Это была круглая будка вроде телефонной,только стенки у нее были не прозрачные,а матовые.В будку вела дверь,и оттуда тянуло запахом,какой бывает после сильной грозы. Гаг несмело шагнул внутрь, Корней втиснулся следом, и дверной проем исчез.

— Я потом объясню тебе, как это делается,— говорил Корней.Он неторопливо нажимал клавиши на небольшом пульте, встроенном в стену. Такие пульты Гаг видел на арифметических машинах в бухгалтерии школы.— Вот я набираю шифр, — продолжал Корней.— Набрал… Видишь зеленый огонек? Это означает, что шифр имеет смысл, а финиш свободен. Теперь отправляемся… Вот эта красная кнопка…

Корней нажал на красную кнопку. Чтобы не упасть, Гаг вцепился в его свитер.Пол словно исчез на мгновение, а потом появился снова, и за матовыми стенками вдруг стало светлее.

— Все, — сказал Корней. — Выходи.

Зала не было.Был широкий, ярко освещенный коридор. Пожилая женщина в блестящей, как ртуть, накидке посторонилась,давая им дорогу, сурово смерила взглядом Гага, глянула на Корнея— лицо ее вдруг дрогнуло, она торопливо нырнула в будку, и дверь за нею исчезла.

— Прямо, — сказал Корней.

Гаг пошел прямо. Только сделав несколько шагов, он тихонько перевел дух.

— Один миг— и мы в двадцати километрах, — сказал Корней у него за спиной.

— Потрясающе… — отозвался Гаг.— Я не знал, что мы умеем такие вещи…

— Ну, положим, вы еще не умеете…— возразил Корней. — Сюда, направо.

— Нет, я имел в виду— в принципе… Я понимаю,все засекречено, но для армии…

— Проходи, проходи. — Корней мягко подтолкнул его в спину.

— Для армии такая штука незаменима… Для армии, для разведки…

— Так,— произнес Корней.— Сейчас мы находимся в гостинице. Это мой номер. Я тут жил, пока тебя лечили.

Гаг осмотрелся. Комната была велика и совершенно пуста. Никаких следов мебели. Вместо передней стены — голубое небо, остальные стены разноцветные, пол белый, потолок, как и в госпитале, в разноцветную клетку.

— Давай побеседуем, — сказал Корней и сел.

Он должен был упасть своим сухопарым задом на этот белый пол. Но пол вспучился навстречу его падающему телу, как бы обтек его и превратился в кресло.Этого кресла только что не было.Оно просто мгновенно выросло.Прямо из пола. Прямо на глазах. Корней закинул ногу на ногу, привычно обхватил мосластыми пальцами колено.

— Мы тут много спорили, Гаг,— проговорил он,— как с тобой быть. Что тебе рассказывать,что от тебя скрыть.Как сделать, чтобы ты, упаси бог, не свихнулся…

Гаг облизал пересохшие губы.

— Я…

— Предлагалось, например, оставить тебя на эти три-четыре месяца в бессознательном состоянии.Предлагалось загипнотизировать тебя.Много разной чепухи предлагалось.Я был против.И вот почему.Во-первых, я верю в тебя. Ты — сильный, тренированный мальчик,я видел тебя в бою и знаю, что ты можешь выдержать многое.Во-вторых, для всех будет лучше, если ты увидишь наш мир… Пусть даже только кусочек нашего мира.Ну, а в-третьих, я тебе честно скажу: ты мне можешь понадобиться.

Гаг молчал.Ноги у него одеревенели,заложенные за спину руки он стиснул изо всей силы,до боли.Корней вдруг подался вперед и сказал, словно заклиная:

— Ничего страшного с тобой не произошло. Ничего страшного с тобой не случится.Ты в полной безопасности.Ты просто совершаешь путешествие, Гаг. Ты в гостях, понимаешь?

— Нет, — сказал Гаг хрипло.

Он повернулся и пошел прямо в голубое небо. Остановился. Глянул. Стиснутые кулаки его побелели. Он сделал шаг назад, другой, третий и пятился до тех пор, пока не уперся лопатками.

— Значит… я уже там? — сказал он хрипло.

— Значит, ты уже здесь, — сказал Корней.

— Какое же у меня задание?.. — сказал Гаг.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Одним словом,ребята,влип я, как ни один еще Бойцовый Кот,наверное,до меня не влипал. Вот сижу я сейчас на роскошной лужайке по шею в мягкой травке-муравке. Вокруг меня— благодать, чистый курорт на озере Заггута, только самого озера нет. Деревья— никогда таких не видел: листья зеленые-зеленые, мягкие, шелковистые,а на ветвях висят здоровенные плоды— груши называются — объеденье,и ешь сколько влезет.Слева от меня роща, а прямо передо мной дом. Корней говорит,что сам его своими руками построил.Может быть, не знаю. Знаю только,что когда меня назначали в караул у охотничьего домика его высочества,так там тоже был дом— роскошный дом,и строили его большие головы, но куда ему до этого. Перед домом бассейн, вода чистая, как увидишь — пить хочется,купаться страшно. А вокруг— степь. Там я еще не был. И пока неохота. Не до степи мне сейчас.Мне бы сейчас понять,на каком языке я думаю, змеиное молоко!Ведь сроду я никаких языков,кроме родного алайского,не знал.Военный разговорник— это, натурально, не в счет: всякие там «руки вверх», «ложись», «кто командир» и прочее.А теперь вот никак не могу понять, какой же язык мне родной— этот самый ихний русский или алайский.Корней говорит,что этот русский в количестве двадцати пяти тысяч слов и разных там идиом в меня запихнули за одну ночь,пока я спал после операции.Не знаю. Идиома… Как это по алайски-то будет? Не знаю.