Лихорадка - Де Стефано Лорен - Страница 4

Земля все удаляется и удаляется. Шатры похожи на яркие круглые свечи. Девушки двигаются вокруг них призрачными тенями.

Ничего не могу с собой поделать – подаюсь вперед в изумлении. Это колесо в пять, десять, пятнадцать раз выше того маяка, на который я забралась во время урагана. Оно даже выше, чем ограда, державшая меня в плену, когда я была женой Линдена.

– Это самое высокое строение в мире! – говорит мадам. – Даже выше, чем шпионские башни.

Я никогда не слышала ни о каких шпионских башнях, но сомневаюсь, чтобы они могли быть выше, чем фабрики и небоскребы Манхэттена. Даже это колесо не может претендовать на такое. Однако, возможно, оно – самое высокое строение в мире мадам. В это я могу поверить.

Мы поднимаемся к звездам, которые кажутся пугающе достижимыми, а мне ужасно не хватает брата. Он никогда не был склонен к причудам. После смерти родителей он перестал верить во все, что являлось более необычным, чем кирпич и известка, и менее ужасающим, чем переулки, где девушки превращались в бездушных кукол, а мужчины оплачивали пять минут, проведенные с их телами. Роуэн был занят лишь выживанием – своим собственным и моим. Но даже мой брат при всем своем практицизме затаил бы дыхание, оказавшись на такой высоте, с огнями и ясным ночным небом над головой.

Роуэн. Даже его имя кажется мне сейчас далеким.

– Смотри, смотри! – оживленно жестикулирует мадам.

Девушки в грязных экзотических нарядах толпятся внизу. Одна из них кружится, ее юбка раздувается, а смех похож на икоту. Какой-то мужчина хватает девушку за бледную руку, а она продолжает смеяться, спотыкается и размахивает руками, пока он тащит ее в ближайшую палатку.

– Уверена, ты никогда не видела таких красивых девушек, как мои, – говорит мадам.

Но она ошибается, я видела. Видела грациозную Дженну, чьи серые глаза мерцали, едва поймав луч света. Она кружилась и пела в коридорах, и постоянно читала какой-нибудь любовный роман. Слуги краснели, отводя взгляды, настолько она подавляла их своей уверенностью в себе и очаровывала кокетливыми улыбками. Здесь Дженна стала бы королевой.

– Они хотят лучшей жизни. Они сбегают и приходят сюда, ко мне. Я принимаю у них роды, лечу простуды, кормлю, слежу за тем, чтобы они не запаршивели, дарю им красивые заколки и ленты для волос. Они приходят сюда и ищут меня. – Старуха довольно ухмыляется. – Может, ты тоже обо мне слышала. И пришла ко мне за помощью.

Она хватает меня за руку с такой силой, что качается кабинка. Я пугаюсь, что мы перевернемся, но падения не происходит. Мы прекратили подъем – мы на самом верху. Я перегибаюсь через бортик. Пути вниз нет, меня охватывает страх. Этой штукой командует мадам. Если прежде я не была целиком в ее власти, то сейчас точно беспомощна.

Я заставляю себя успокоиться. Ни за что не доставлю этой женщине удовольствия наблюдать за моей паникой. Моя слабость – это ее вседозволенность.

Но все равно у меня стучит в ушах.

– Тот паренек, с которым ты сюда пришла… ведь не он подарил тебе это чудесное обручальное кольцо.

Это не вопрос. Она пытается стянуть кольцо с моего пальца, но я сжимаю кулак и отодвигаюсь.

– Вы оба явились мокрые, как мыши, – говорит она. Ее смех скрипит, словно ржавая подвеска нашей кабинки. – Но на тебе сплошной блеск и жемчуг. Настоящий жемчуг. – Она смотрит на мой свитер. – А он одет, как жалкий слуга.

Опровергнуть ее слова я не могу. Мадам удалось очень точно подвести итог последним месяцам моей жизни.

– Сбежала со своим слугой, Златовласка? За спиной у мужчины, который взял тебя в жены. Твой муж принуждал тебя? Или, может, не удовлетворял, и поэтому ты встречалась с этим своим пареньком? Вы тайком по ночам шуршали в гардеробной среди твоих шелковых платьев, как пара дикарей?

У меня загораются щеки, но это не похоже на смущение, которое я испытывала, когда мои сестры по мужу поддразнивали меня из-за отсутствия близости с Линденом. Ее слова бесцеремонны до тошноты. Это извращение. А от дымной вони, исходящей от мадам, мне трудно дышать. От высоты у меня кружится голова. Я закрываю глаза.

– Все было не так, – цежу я сквозь зубы.

– Тут нечего стыдиться, – говорит мадам, забрасывая руку мне на плечи. Я едва успеваю справиться с желанием заскулить. – Ты ведь все-таки женщина! Женщины – это прекрасный пол. А уж такая красавица, как ты… наверное, муж рядом с тобой превращался в животное. Неудивительно, что ты подыскала себе паренька помилее. А он ведь милее, правда? Я по глазам его вижу.

– Милее? По глазам? – выпаливаю я в ярости. Открыв веки, я устремляю взгляд на аляповатые заколки на голове мадам, лишь бы не смотреть на нее саму или на землю. – Это до того, как ваши подручные избили его до полусмерти, или после?

– Тут совсем другой вопрос. – Мадам нежно отводит волосы с моего лица. Я резко отстраняюсь, но ее это, похоже, не трогает. – Мои мужчины знают, как надо оберегать девочек. Это жестокий мир, Златовласка. Вам нужна защита.

Она хватает меня за подбородок, и ее пальцы с такой силой впиваются в мою челюсть, что становится больно. Она смотрит мне в глаза.

– Или, возможно… – нараспев произносит она, – …муж не захотел, чтобы этот твой дефект передался его детям? Может, он выкинул тебя на свалку?

Мадам из тех женщин, которые обожают говорить. И чем больше она говорит, тем дальше оказывается от истины. Я прозреваю: она заблуждается, решив, что легко может прочитать мои мысли. Старуха перебирает все возможные варианты, надеясь добиться моей реакции. Я могу ей солгать – и она ничего не поймет.

– У меня нет уродства, – говорю я, внезапно ощутив пьянящее ощущение власти над ней. – А вот у моего мужа оно было.

Это заставляет мадам заинтересованно ухмыльнуться. Она отпускает мое лицо и подается ближе.

– М-м?

– Да, рядом со мной он превращался в сущее животное, но это не имело значения. Девять раз из десяти он ничего не мог сделать. А вы верно сказали: у женщин есть потребности.

Мадам чуть подскакивает, заставив нашу кабинку со скрипом качнуться. Заметно, что мысль о молодой страсти заводит старуху. Мне почти не приходится лгать, она дописывает окончание этой истории самостоятельно.

– И тебе пришлось броситься в объятия слуги.

– В гардеробной, вы угадали.

– Прямо под носом у твоего мужа?

– Прямо в соседней комнате.

Пусть глотает любую безумную ложь, какая ей по вкусу. А истина, как и обручальное кольцо, принадлежат только мне, и ей они не достанутся.

Девушки в сотнях метров под нами продолжают дружно хихикать. Какое-то время они танцуют с мужчинами, а потом исчезают в шатрах. Приспешники мадам время от времени отгибают полог то одной, то другой палатки, заглядывая внутрь.

– Ах, Златовласка, ты просто сокровище! – Старуха обхватывает мое лицо ладонями и в перерывах между словами целует меня в щеку. – Сокровище, сокровище, настоящее сокровище! Мы с тобой так повеселимся!

Отлично.

В следующую секунду мы уже едем вниз. По мере приближения к земле музыка становится все более громкой, а девушки – все более жалкими.

3

Габриель спит на земле, свернувшись у самой стенки шатра, на коже у него зеленоватые отсветы от палаточной ткани. Под ним грязное одеяло, рубашка исчезла.

Мадам сказала, сегодня я буду ночевать здесь, пока она думает, что со мной делать. Уже приготовлены тазик с водой, полотенца и куски мыла, похоже, вырезанные вручную.

Я смачиваю уголок полотенца и осторожно промокаю багровую ссадину у Габриеля на щеке. Он что-то бормочет и шумно вздыхает.

– Я сделала тебе больно? – спрашиваю я.

Он мотает головой, прижимаясь щекой к земле.

– Габриель, – шепотом зову я. – Проснись! – На этот раз он мне не отвечает, даже когда я переворачиваю его на спину и выжимаю на лицо немного холодной воды. От страха бешено колотится сердце. – Габриель! Посмотри на меня!

Он слушается; его зрачки – две крошечные точки в голубом море. Он меня пугает.