Бал был бел - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 9

9

Совет

Поскольку власти во власти власти, скажите: «Здрасьте», — и не вылазьте!

«Пытаюсь вникнуть в существо…»

Пытаюсь вникнуть в существо задачи этакого рода: как уничтожить воровство, не уничтоживши народа?

«То ли у них, ребята, этакая харизма…»

То ли у них, ребята, этакая харизма, то ли в башках дуплисто у пресловутой братии: глянешь на демократа — хочется коммунизма, глянешь на коммуниста — хочется демократии.

«К бритым ли прибиться мне или к седым?»

К бритым ли прибиться мне или к седым? Как теперь вести себя и при ком? Не хватало глупости быть молодым — не хватает мудрости стать стариком.

«Заходя во храм со свитою…»

Заходя во храм со свитою, в колокольном звоне плавая, что ж вы все такие сытые, если все такие правые?

Цензура

Вопрошал Пилат Христа: «Что есть истина?» Дальше — пропуск в три листа, что естественно.

Отцы и дети

Ты, распятый в терновом своём венце за чужие грехи и горе, да о том ли Ты говорил Отце, что младенчика жёг в Гоморре?

«Я похож на кирпич…»

Я похож на кирпич из какого-то зданья — он его очертанья пытался постичь.

«Ни бабок не срубя…»

Ни бабок не срубя, ни почестей, ни вилл, всю жизнь искал себя. Нашёл — и удавил.

Завещание

Во лжи и фальши иного дня живите дальше, но без меня.

II. Из сборника «Чёртова сова» (2004)

«Ты перед тем, как вешаться, сперва…»

Ты перед тем, как вешаться, сперва поговори (живём-то однова!) — и выйдет, что ни в чём ты, если честно, не виноват — планида такова… За то, что жив, спасибо вам, слова, слова, слова, а совесть бессловесна — молчит и смотрит, чёртова сова! 2001

Скажи, что ты жива…

«Прав Ты, о Господи, трижды прав…»

Прав Ты, о Господи, трижды прав в этом обвале бед, но разреши обратиться в прах — сил моих больше нет. Прав Ты, и кара Твоя проста: в белый смертельный сплав слиты время лёгких растрат и время тяжких расплат. Трижды прав Ты, но в муке дня, который там, впереди, Господи, убивая меня, любимую пощади! 1976

Пруд. Зима

В глубоком чёрном льду ветвистые расколы прозрачно-известковы, и я по ним иду. А было — шли вдвоём, ещё живые оба, и завитком сугроба кончался водоём. 2003

«Скорлупка бигуди…»

Скорлупка бигуди. Пылятся кружева. Послушай, разбуди, скажи, что ты жива. Такой подробный бред — до складочки по шву. И пачка сигарет лежит — как наяву. 1996

«Вот и осень с позолотцей…»

Вот и осень с позолотцей. Всюду тонкий запах тленья. Крашу крестик, правлю тризну, разговариваю с твердью. Самому ещё придётся отвечать за преступленье, именуемое жизнью и караемое смертью. 2002

«Ах, какого защитника дал тебе добрый Господь!»

Ах, какого защитника дал тебе добрый Господь! В беспощадные ночи, когда подбиваешь итоги, вновь приходит на помощь весёлая сильная плоть, и убийца по имени совесть уходит с дороги. Но когда твою плоть на глазах твоих скормят земле и шагнёт к тебе совесть с застывшей усмешкой безумца, ты ещё затоскуешь, дружок, о кипящей смоле, раскалённых щипцах и зазубренных тяжких трезубцах. 1995

«Над рекой, над кручей яра…»

Над рекой, над кручей яра, начиная клокотать, шла гроза — как Божья кара или Божья благодать. Полыхая белокрыло, шла по сутолоке вод — и уже не важно было: воскресит или убьёт. 2003