За это можно все отдать - Тушнова Вероника - Страница 13

13

Ожидание

Непреодолимый холод…Кажется, дохнешь – и пар!Ты глазами только молод,сердцем ты, наверно, стар.Ты давно живешь в покое…Что ж, и это благодать!Ты не помнишь, что такое,что такое значитждать!Как сидеть, сцепивши руки,боль стараясь побороть…Ты забыл уже, как звукимогут жечься и колоть…Звон дверных стеклянных створок,чей-то близящийся шаг,каждый шелест, каждый шорох,громом рушится в ушах!Ждешь – и ни конца, ни краядню пустому не видать…Пусть не я,пускай другаятак тебя заставит ждать!

«Биенье сердца моего…»

Биенье сердца моего,тепло доверчивого тела…Как мало взял ты из того,что я отдать тебе хотела.А есть тоска, как мед сладка,и вянущих черемух горечь,и ликованье птичьих сборищи тающие облака…Есть шорох трав неутомимыйи говор гальки у реки,картавый,не переводимыйни на какие языки.Есть медный медленный закати светлый ливень листопада…Как ты, наверное, богат,что ничего тебе не надо!

Осень в Латвии

На море вода похолодела,кажется тяжелой и литой…И на узенькую Юрас-иелальется с вязов ливень золотой.Посмотри, как рассветает поздно,как становится с недавних порвсе грознее по ночам беззвезднымветра нарастающий напор…А наутро замолкают сосны,белки верещат над головой,море светит синью купоросной,воздух дышит пылью штормовой.Рыбаки просушивают сети,дюны ослепительно белы,смуглые, обветренные детичайками взлетают на валы.пахнет морем, яблоками, хвоей,над селеньями пернатый дым…Все труды оплачены с лихвою —свежим хлебом, медом молодым.Хорошо здесь осенью, и все жене могу я больше ждать ни дня:там, в Москве, тоску мою тревожа,осень наступает без меня…Мост крылатый, парк полиловелый,кручи башен над Москвой-рекой.Прохожу я тихой Юрас-иела,в переводе – улицей Морской.

Осень

Как желтые звезды, срываются листьяи гаснут на черной земле…А небо все ниже,а вечер все мглистей,заря – будто уголь в золе.Вот первый огонь засветился во мраке,грачи на березах кричат…Далеко за речкою лают собакии слышатся песни девчат.Гуляет, поет молодое веселье,вздыхает влюбленный баян…А из лесу сыростью тянет и прелью,ползет по лощине туман…И кажется мне, что над Соротью где-то,в холодном белесом дыму,такая же ночь приходила к поэтуи спать не давала ему.

У источника

Тягучий жар на землю льется,томят извилины пути…К артезианскому колодцубежит ребенок лет шести.На цыпочки на камне беломприподымаясь на краю,губами ловит неумелотугую, круглую струю.Она дугой взлетает звонко,спеша в орешник молодой,и пересохший рот ребенкаедва целуется с водой.И у меня судьба такая,и я к источнику бегу.Мне счастье бьет в лицо, сверкая,а я напиться не могу!

«Не отрекаются любя…»

Не отрекаются любя.Ведь жизнь кончается не завтра.Я перестану ждать тебя,а ты придешь совсем внезапно.А ты придешь, когда темно,когда в стекло ударит вьюга,когда припомнишь, как давноне согревали мы друг друга.И так захочешь теплоты,не полюбившейся когда-то,что переждать не сможешь тытрех человек у автомата.И будет, как назло, ползтитрамвай, метро, не знаю что там…И вьюга заметет путина дальних подступах к воротам…А в доме будет грусть и тишь,хрип счетчика и шорох книжки,когда ты в двери постучишь,взбежав наверх без передышки.За это можно все отдать,и до того я в это верю,что трудно мне тебя не ждать,весь день не отходя от двери.

За работой. 1948 год.

«Мы шли пустынной улицей вдвоем…»

Мы шли пустынной улицей вдвоемв рассветный час, распутицу кляня.И, как всегда, под самым фонаремты вдруг решил поцеловать меня.А нам с тобой навстречу в этот мигвеселые студенты, как на грех…Мы очень, видно, рассмешили их —так дружно грянул нам вдогонку смех.Их разговор примерно был таков:– Видали вы подобных чудаков?– И впрямь чудак, ведь он не молод… – Да,но и она совсем не молода!Ты сердишься за дерзкие слова?Но что же делать – молодежь права.Попробуй на меня когда-нибудьпристрастным взглядом юности взглянуть.Давай простим их неуместный смех:ну где ж им знать, что мы счастливей всех?Ведь им прожить придется столько лет,пока поймут, что старости-то нет!