Стихотворения. Поэмы. Проза - Случевский Константин Константинович - Страница 69

69

Ларчик

Памяти А.Н. Майкова

I Лет атак тридцать назад, в год холерный, В мае, в тот трудный и памятный год, — Как совершили мы странный, примерный, Очень не хитрый венгерский поход, — На Петербургской, в невзрачном домишке, Там, где у нас огороды идут, Там, где на улицах строят мальчишки Крепости, рвы и канавы ведут, — Встав спозаранок, исправно побритый, Занят работой Петр Павлыч Зубков… Серый сюртук на нем, дешево сшитый, Хоть и не стар он, зато и не нов. При Канкрине был Зубков неотлучным, Вечным, бессменным присяжным писцом, Трезвым всегда, не болтливым, сподручным, Сиднем сидевшим и ночью, и днем. Знал по-немецки Зубков! Было счастьем, Что к Канкрину он случайно попал! Хмурый министр отличался пристрастьем К тем, кто язык его родины знал. Писывал ночью Зубков; кончив счеты, Прочь уходил! Кабинет затворив, Граф принимался за скрипку, за ноты, Шелковый зонт на глаза опустив; И говорили знакомые с домом, Будто, играя, граф цифры считал, И музыкальным, особым приемом Суммы отчетов и смет проверял! Ну, а Петр Павлыч, за то, что старался, В милость большую вошел Канкрииа, Лучше других до конца дописался: Полная ранее срока дана! С пенсией, с крестиком и по прошенью! А через год получила жена На Петербургской в наследство именье: Дом деревянный в четыре окна. Лет Петру Павлычу меньше, чем кажет: Будет ему через год шестьдесят! Бодрый старик! Если зубы покажет, Чуть ли не все целиком заблестят… Эти-то самые зубы взлюбила — Так говорил он знакомым порой — Марья Петровна! Недолго водила, Был он ей по сердцу: стала женой. Прожил он с ней двадцать два года сряду; Семь лет вдовеет… И в нынешний день Так порешил он: что стыдно, мол, надо Хлам разобрать, чердака дребедень. После кончины года уходили… Все же Петр Павлыч решиться не мог К рухляди старой коснуться: сложили Руки жены! Нету сил, видит бог! Ну, да ведь надо! Всю ночь спал он худо, Все он раздумывал: как приступить К священнодействию?! Тряпки, посуда! Много что надо продать, обменить! Хлам разбирать — это чувство больное! Вечером думал он; раз принялся… Свечка горела. Над белой стеною Очерк каких-то теней поднялся! Очерк какой-то такой непонятный! Черные хари! Рогатая тень! Нет уж, Петр Павлыч, скорей на попятный,-. Лучше поутру и в солнечный день… Утро! Роскошное утро сияло! Лился в окошко открытое свет! Два сундучишка рука разбросала.. Экий, однако, в вещах винегрет! Право! Ты б, Марьюшка, лавку открыла… Десять сорочек, кусок полотна, Фунта четыре иссохшего мыла, Съеденный молью остаток сукна! Помню: сюртук был такой! Вон и зайка! Весь он обглодан! Хвоста нет, ушей! Сбоку написано: Фединька пайка!.. Не дал господь нам своих-то детей! Ну так чужого она полюбила… «Хоть бы да нам незаконный какой; Только бы свой! — так жена говорила. — Чай, ты несчастлив с бездетной женой?!» Гм, незаконный?! А если б у ней-то Был незаконный? Что ж я бы сказал? Значит, с другим прижила! Значит, чей-то… Тст! — тихо шепчет Зубков, — я бы взял!.. И отошел он к окну; прислонился С новою, смутною думой своей; Над чердаком старый клен опустился Целою сетью зеленых ветвей. Думал он ветку достать; потянулся… Ворон громадный на ветке сидел, Вскинулся и, увидав, отшатнулся, Пыль поднял крыльями и отлетел! Будто бы взглядом вороньим пронзило Бедное сердце, лишенное сил! Будто бы в разум дохнула могила, С черных, едва не ударивших крыл. И продолжает Петр Павлыч работу; Перебирает бумаги в руках; Письма он к письмам кладет, счет ко счету; В старой газете прочел в новостях Судное дело, когда-то большое… Вдруг! Что-то брякнуло! Глядь — медальон! Смотрит: мужчина, лицо молодое, Темнобородый! Совсем не дурен! Буквы Ф. Ф.!.. Что за притча? мелькали Только что, только что вот на глазах Эти же буквы! на письмах стояли… Фединькин зайчик! есть Ф. — в подписях! Где они? Где? Нет, не эти, другие? В этих, должно быть!.. Не тут, а вот там!.. И захрустели бумажки сухие, Быстро забегав по нервным рукам… Подписи, подписи! В подписях было! Да, да, Ф. Ф.!.. Я видал, сам видал… А, наконец-таки! Захолонило В сердце… Недвижим, письмо он держал! И против воли глаза опустились, Точно их кто на письмо наводил… Почерк — чужой! Строчки густо теснились… Разных размеров и разных чернил! Молча читает Петр Павлыч, читает: «Скоро ль приедешь ко мне ты опять? Быстро наш милый сынок подрастает; Он уж и „мама“ умеет сказать… Он у кормилицы-бабки остался; Крепок, здоров и тебя он все ждет… Только бы тот номерок сохранялся, Что воспитательный в руки дает». Это письмо он прочел, и другое, Третье… и много он их прочитал! Раз только как-то качнул головою… Собрал все письма, в пакетик связал, И, не закрывши окна, не коснувшись Прочих вещей, долго вниз не сходил, В тяжком раздумье сошел, не споткнувшись, И свой пакетик в комод положил.