Собрание сочинений в одном томе - Рубальская Лариса Алексеевна - Страница 7

7

Я боялась

Этот мир подлунный вечен,Чередой то свет, то мгла.Я боялась этой встречи,Я боялась и ждала.Я боялась быть ненужной,Я боялась нужной быть,И остаться равнодушной,И безумно полюбить.А ты будто мысли подслушал,А ты заглянул прямо в душу,А ты обжигал меня взглядом —Не надо бояться, не надо.То, что в жизни неизбежно,Называем мы судьбой.Я боялась слишком нежнойИ послушной быть с тобой.Я боялась губ горячихИ твоих безумных рук,Я боялась, что заплачуИ что ты заметишь вдруг.Этот мир подлунный вечен,Чередой то свет, то мгла.Я боялась этой встречи,Я боялась и ждала.А теперь безвольной птицейЯ в твоих объятьях бьюсь,И, что это только снится,Я боюсь, боюсь, боюсь.

Учитель рисованья

В этот день по расписаньюПервым было рисованье.К нам пришел учитель новый,Симпатичный и суровый.Все девчонки в нашем классеСтали вдруг ресницы красить,Все альбомов накупили,А другое все забыли.Учитель рисованья,Вы не подозревали,Что вы заколдовалиВесь наш недружный класс.При чем здесь рисованье,При чем здесь воспитанье,Вы ничего не знали,А мы влюбились в вас.Все кончается когда-то,Оказалось – вы женаты,И текли в альбомы слезыНа пейзажи и на розы.Мы узнали обо всем,Очень грустно стало.С белых вишен за окномДетство облетало.

Кажется порой

Кажется порой, добрый ангелВдруг забыл тебя, сгинул прочь.Вечным ничего не бывает,Зачеркнет рассвет тьму и ночь.И увидишь ты,Как из темнотыВдруг прольется светИ печали нет.И тогда поймешь,Что не зря живешь,Шанс твой впереди,Просто верь и жди.Кажется порой, что дорогаВ гору не ведет, только вниз.Что удачи ждешь слишком долго,Но она придет, ты держись.

Белая ворона

В обычное время настала весна.Весна – это время влюбленных.Росла у дороги простая сосна,На ней поселились вороны.И что тут такого? – сосна, как сосна,Вороны – обычное дело.Но в стае обычной ворона однаБыла, представляете, белой.Без белой вороны, скажите мне, ктоЗаметил бы серую стаю?А с неба струился весенний потокИ снег, представляете, таял!

Вечер был, сверкали звезды…

Красиво как начиналась эта песенка! А дальше – грустно-грустно.

…На дворе мороз трещал.Шел по улице малютка,Посинел и весь дрожал…

Почему это мама такую песню выбрала напевать мне перед сном? Сядет рядом, руку на одеяльце, и давай про малютку. А я зажмурюсь и отвернусь, чтоб никто не видел, что я, засыпая, плачу – так мне этого малютку жалко. Посинел, бедный, дрожит.

Один раз спросила маму, почему этот малютка один идет, такой малютка. А мама говорит – наверно, он сиротка. Я не знала, что такое сиротка, а спрашивать не стала – и так страшно, а вдруг еще страшней будет?

И так вечер за вечером. Я уж без этой песенки и спать не ложилась. Каждый раз, замирая, слушала и думала, а вдруг в этот раз сами собой слова песенки изменятся, и малютку кто-нибудь согреет, накормит, и он, краснощекий и довольный, уснет себе под лоскутным одеялом, а рядом стоит огромная клетка с попугаем красного цвета, и попугай тоже спит.

Но время шло, а слова песенки не менялись, и вечер был, и сверкали звезды, и малютка шел, шел, шел.

Я так к нему привыкла, такому синенькому и одинокому, а заодно привыкла к чувству жалости, и она во мне живет всю мою жизнь. А малютки попадаются на моем пути так часто, как будто все откуда-то знают про ту грустную колыбельную песенку.

Романова Ленка

При чем тут логарифмическая линейка? И кто теперь вообще помнит о таком устройстве – что-то там выставляй, двигай, совмещай. Вот именно это у Ленки никак не получалось. И получалось при этом, что ни о каком институте и мечтать не стоит, если даже такая ерунда, и та не по уму.

Но можно ведь туда пойти, где извлекать квадратные корни необязательно. Например, в педагогический, на учительницу начальных классов. Мама, правда, не советует – застрянешь в бабском коллективе, личную жизнь не устроишь, да и зарплата копеечная. Но зато поступать легко – там в приемной комиссии мамина старая подружка тетя Лиза, она Ленке поможет нужные очки набрать.

Бесперспективность личной жизни нарисовалась уже на приемных экзаменах. Одни девчонки, почти все некрасивые, какие-то дурынды на вид. Конечно, красавицы все в театральные рванули, а красавцы – на физиков или в журналистику. Ну вот среди этих дурынд Ленка как жар-птица засияла, и без тетилизиной помощи студенткой оказалась.

Правда, на вечернем отделении – надо было обязательно идти работать, денег в семье маловато, а молодой Жар-птице надо время от времени оперенье менять.

В машбюро НИИ кроме Ленки работали еще две девчонки: Тома – Белая Мышь, и Люда – Ворона однокрылая, так их Ленка сразу про себя назвала и была права, потому что Тома была абсолютная блондинка с белой-белой кожей, розовыми веками, малюсенькими глазками, всегда в белой кофточке, а голосок – еле слышный. Вернее, не слышный просто так, а только когда она разговаривала по телефону. А делала она это каждый час и задавала тихо один и тот же вопрос: ну как там диспепсия?

Ленка вначале даже не знала, что диспепсия – это понос и рвота, которые напали на Томиного сынка Андрюшку. И все пять дней, пока Ленка работала в машбюро, Тома этот вопрос задавала и задавала, не сбиваясь, как часы. Вместо боя курантов на Спасской башне – как там диспепсия?