Полное собрание сочинений в трех томах. Том 1 - Мольер Жан-Батист - Страница 14

14

И тут приоткрывается сокровенный смысл всегдашней прикованности мольеровского взгляда к врачеванию. Тому, разумеется, достаточно есть и очевидных причин. Сами по себе телесные немощи — какая благодарная тема для комедии! Уже одно слово «клистир» вызывает смех. Другой пласт — мольеровская ненависть ко всякому глубокомысленному вздору, ко всяким поддельным «плодам просвещения».[15] Наконец, человеку, которого грызет тяжелый недуг, естественно проявлять особый интерес к болезням, лекарствам и докторам. Но в «Мнимом больном» явственнее проступает и другое, более глубокое, символическое значение мольеровской завороженности медициной. Здесь как бы материализуется мысль-образ, мелькнувший уже в «Любви-целительнице»: истинный врачеватель — искусство, «вносящее гармонию в расстроенные души». В театре не только учат уму-разуму, здесь унимают боль, ободряют, вливают силы жить.

Мольер готов был это делать даже ценою собственной жизни. 17 февраля 1673 года «Мнимый больной» шел в Пале-Рояле четвертый раз. Мольер с утра чувствовал себя хуже обычного. Близкие упрашивали его отменить спектакль. Но он все-таки вышел на сцену, играл Аргана, потешая публику его мнимыми хворями, сражаясь со своей всамделишной смертью. Во время церемонии посвящения в доктора его охватили конвульсии; кое-кто из зрителей это заметил. Но представление было доведено до конца. Потом Мольера отнесли домой. Через час он умер от кровохарканья. Священники из ближайшей церкви отказались к нему идти; он не успел получить отпущения грехов и отречься от своего богомерзкого ремесла лицедея — такое требование для актеров еще было в силе. Архиепископ Парижский на этом основании запретил хоронить Мольера по обряду, в освященной земле. Арманда кинулась к королю; после прямого вмешательства Людовика, изъявившего настоятельное желание не доводить дело до скандала, архиепископ пошел на уступки. Все же погребали Мольера почти тайно — ночью, при свете факелов. Так закончилось его человеческое существование.

Каждому поколению свойственно отбирать из классики то, что именно ему необходимо, и толковать классику так, как требуют его именно запросы и устремления. Мольеровскому театру никакие сколь угодно резкие перепады в оценках и восприятии не были страшны. Он справлялся и с самым ледяным академизмом, и с самым неистовым новаторством, и с облыжной хулой, и с раболепной лестью. Так было не в одной Франции, его отечестве. Где бы ни появился Мольер хотя бы однажды как почетный и желанный гость, он оставался навсегда уже как свой, как близкий. Сегодня комедиограф французского «Великого века» повсюду на земле — у себя дома.

Всем своим подлинным творцам искусство дарит толику бессмертия. Бессмертие Мольера — особого рода, какое суждено лишь немногим, великим из великих. Тартюф и Журден, Гарпагон, Данден и Дон Жуан принадлежат не только культуре. Едва родившись, они вернулись туда, откуда пришли на подмостки, — в саму жизнь, и по сей день присутствуют в наших житейских мыслях, в нашем житейском языке. Нам в назидание и радость даны они Мольером — нашим вечным спутником, наставником, целителем.

Юлия Гинзбург,

Самарий Великовский

ШАЛЫЙ или ВСЕ НЕВПОПАД

Комедия в пяти действиях

Перевод Е. Полонской

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПАНДОЛЬФ.

ЛЕЛИЙ

его сын.

АНСЕЛЬМ.

ИППОЛИТА

его дочь.

ЛЕАНДР

молодой человек из хорошей семьи.

ТРУФАЛЬДИН

старик.

СЕЛИЯ

его рабыня.

МАСКАРИЛЬ[16]

слуга Лелия.

ЭРГАСТ

друг Маскариля.

АНДРЕС.

ГОНЕЦ.

МАСКИ.

Действие происходит в Мессине.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Лелий один.

Лелий.

Ну что ж, Леандр! Ну что ж! Поспорим, так и быть, Посмотрим, кто из нас сумеет победить, Кто, покорив красу, цель нашей общей страсти, Соперника лишит над нею всякой власти. Обороняйтесь же, готовьтесь дать ответ, А я вам говорю, что я не сдамся, нет!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Лелий, Маскариль.

Лелий.

А, Маскариль!

Маскариль.

Ну что?

Лелий.

Да вот дела какие: Опять в моей любви помехи роковые. Леандр — соперник мой. Он в Селию влюблен, И путь к моей мечте мне преграждает он.

Маскариль.

Он в Селию влюблен?

Лелий.

Безумно, говорю я.

Маскариль.

Тем хуже.

Лелий.

Хуже, да! О том я и горюю. В отчаянье впадать еще причины нет — Ты выручишь меня и мне подашь совет. Я знаю, что твой ум уловками обилен, Что изворотлив он, и гибок, и всесилен, Что королем всех слуг тебе бы надо быть, Что нету на земле…

Маскариль.

Не надо мне так льстить! Когда наш брат слуга зачем-либо вам нужен, Мы драгоценнее брильянтов и жемчужин, Ну а в недобрый час гневна у вас рука — Тогда мы подлый сброд и жди тогда пинка.

Лелий.

Я обвинения не заслужил такого! К прекрасной пленнице вернемся лучше снова. Кто мог бы устоять, жесток и твердосерд, Пред обаянием ее прелестных черт! Пригожество ее и речь, все выраженья Суть доказательства высокого рожденья, И я уверен в том, что случай роковой Ее принудил быть невольницей, рабой.

Маскариль.

Мечтатель, сударь, вы и строите химеры, А ваш отец Пандольф крутые примет меры. Он, сударь, вам отец — он сам так говорит. Частенько у него в печенке желчь бурлит. Как здорово он вас честит и распекает, Когда ваш юный пыл ему надоедает! С Ансельмом против вас он заключил союз, Чтоб с Ипполитою цепями брачных уз Связать вас навсегда, и думает, что, с нею В супружество вступив, вы станете умнее. Когда узнает он, что вы так влюблены, Что не хотите вы им избранной жены, Что роковая страсть к прелестному созданью Вас из сыновнего выводит послушанья, — Вот разразится гром, не приведи творец! Нравоученьями накормит вас отец!