Тень мечей - Паша Камран - Страница 48

С некоторым трудом охрана открыла меньший сундук. Он был запечатан незнакомой, похожей на резину смолой. Когда им наконец удалось откинуть его крышку, присутствующие увидели, что внутри находится маленький сундучок из серебристого металла, который никто из них доселе не видел. Когда были сломаны замки на внутреннем сундучке, крестоносцы воззрились на то, что имело еще меньше смысла, чем куча золота, которое им даровал нераскаявшийся враг. Внутренний сундучок был наполнен странным белым веществом, искрящимся при свете факелов. Все понимали, что это, — но не верили своим глазам. Это был снег. Непостижимым образом под лучами палящего палестинского солнца в течение нескольких дней в таинственной коробке пролежал, не растаяв, снег. Кто эти мусульмане? Волшебники? Демоны? Или нечто более пугающее: обычные люди, но владеющие несметными богатствами и непостижимыми технологиями?

Уолтер, заметив, что все взоры застывших в замешательстве придворных и полководцев устремлены на него, нервно продолжил читать ответ Саладина:

— Я посылаю тебе немного золота из сокровищниц халифата, а также немного снега с высокогорных вершин моего родного Кавказа. Надеюсь, он охладит твой пыл в этом жарком климате… — Герольд сконфуженно взглянул на своего повелителя Конрада. Утверждение о том, что этот таинственный контейнер может в течение нескольких месяцев сохранить снег, казалось нелепым и совершенно лишало присутствия духа, а Уолтер не любил приносить такие странные вести. Он полез за пазуху и достал маленькую пурпурную фляжку с серебряной крышечкой, усеянную бриллиантами. Не успел он протянуть фляжку Конраду, как Ричард вдруг резко подался к нему. Английский король дрожащей от неизвестного недуга рукой открыл-таки фляжку и понюхал содержимое, а Уолтер продолжил читать:

— …исконно палестинский напиток, который должен тебе прийтись по вкусу. Он называется шербет. — Уолтер запнулся, набрал в грудь побольше воздуха и закончил послание: — Наслаждайся пребыванием на нашей земле. Жаль, что оно будет таким недолгим.

Ричард отбросил фляжку, даже не отведав заморского напитка, который, как решили все присутствующие, был отравлен. Фляжка покатилась по грязному полу шатра, и на выжженной земле расплылось кровавое пятно. Молодой король с заметным усилием поднялся и, повернувшись к Уильяму, который разглядел в налитых кровью глазах Ричарда неподдельную ярость, хрипло произнес:

— Он издевается надо мной…

Уильям не знал, что ответить своему господину, но решил, что в первую очередь следует успокоить и уложить его в постель, где им уже займутся врачи. Черт бы побрал этих людишек! Почему до сих пор не позвали лекаря?

— Не думаю, что таково было намерение султана, сир, — медленно проговорил Уильям, подходя к больному королю. — Насколько я успел заметить, он человек чести.

Конрад де Монферрат, с трудом оторвавший взгляд от сокровищ, засмеялся. Это был ужасный сиплый смех, в котором сквозило презрение и недоверие.

— У безбожников нет чести, — сказал Конрад, обращаясь к своим военачальникам, и те невольно зашумели в знак одобрения. Уильям почувствовал, как кровь прилила к лицу, и он произнес, прежде чем благоразумие обуздало его порыв:

— Суди о своем противнике по тому, каков он есть, а не по тому, сир, кем он видится тебе. — Голос Уильяма был под стать ледяному взгляду, которым он наградил Конрада. — Нельзя победить того, кого не понимаешь.

Оскорбленный Конрад шагнул вперед, накрыв ладонью ржавую рукоять меча, и на мгновение Уильям пожалел, что не прикусил вовремя язык. Этот человек — по крайней мере, теоретически — был королем. Пусть титул и номинальный, но даже Ричард не в силах оградить Уильяма от последствий, которые может иметь оскорбление монарха.

Если Конраду и Уильяму и суждено было опуститься до рукоприкладства, то не сегодня вечером. Вмешалась судьба, и внимание всех присутствующих обратилось от стычки двух дворян к неуклонно ухудшающемуся состоянию здоровья находящегося рядом с ними монарха, чей титул не вызывал сомнений. Когда Ричард подошел к меньшему сундуку и в замешательстве опустил руки в снег, его ноги подкосились и он упал на колени.

— Милорд! — Уильям тут же подскочил к королю, ругая себя на чем свет стоит за то, что тратил время попусту на перепалку с высокомерным претендентом на трон, в то время как его господин был явно болен и нуждался в лечении. Пока испуганные военачальники наблюдали за происходящим, Уильям опустился на пол и прижал тело Ричарда к себе. В объятиях Уильяма тело короля размякло, и рыцарь понял, что его господин потерял сознание. Уильям пощупал взмокший от пота лоб короля.

— Он весь горит, — в отчаянии произнес Уильям, в глазах которого читалась мольба о помощи. Но никто не пошевелился. Он встретился взглядом с Конрадом, и на секунду ему показалось, что на губах маркграфа играет едва заметная улыбка. От негодования в жилах Уильяма вскипела кровь. Что за люди эти франки? Они радуются беде, что приключилась с их братьями-христианами? Их спасителями?

— Это сыпной тиф, — сказал Конрад и с утомленным видом отвернулся от Уильяма. — Из-за этой болезни мы потеряли много солдат. Дни вашего короля сочтены.

Конрад воззрился на сундук, набитый мусульманским золотом, и стал рассматривать шестиугольную монету с арабскими письменами и хаотично разбросанными геометрическими символами.

Ярость Уильяма грозила вылиться в самоубийственную лавину проклятий на голову бессердечного правителя франков, но он почувствовал, как Ричард пошевелился, и тут же все внимание сосредоточил на своем господине.

— Сир, можешь говорить? — Уильям вглядывался в покрасневшие глаза Ричарда, но в них не было узнавания. Потом зрачки короля сфокусировались на Уильяме и он слабо улыбнулся.

— Помоги мне подняться, — выдавил Ричард. Уильям бросил уничижительный взгляд на праздно стоящих полководцев, которые наблюдали за злоключениями Ричарда Львиное Сердце. Укоризна в его глазах заставила их вспомнить о чувстве долга. Двое мужчин помоложе подошли к ним и помогли Уильяму поставить Ричарда на ноги, а затем подвели короля к удобной кровати в дальнем углу командного шатра. Рыцарь помог Ричарду лечь, подложив ему под голову собственную руку. Пальцами Уильям чувствовал такой жар, как будто схватил обжигающий сосуд с горячим маслом.

Ричард, который зашелся кашлем, начал отхаркивать вязкую зеленую слизь, и даже Уильям едва удержался от того, чтобы не отпрянуть в сторону из-за страха подцепить «лагерный» тиф. Рыцарь повернулся к одному из помощников, парню с густой шевелюрой, изгнаннику из Беэр-Шевы, щеголявшему выкрашенной хной бородой.

— Приведите врача! — почти прокричал Уильям в лицо молодого франка. Лохматый солдат вопросительно взглянул на Конрада, и тот, вздохнув, раздраженно заявил:

— У наших врачей нет лекарств от этой болезни.

Уильям услышал ужасный потрескивающий звук, как будто о мраморный пол терли ореховой скорлупой. И звук этот шел от постели Ричарда. Рыцарь обернулся, ожидая худшего, а потом понял, что это, словно сумасшедший, смеется сам король.

— Жизнь любит пошутить, — прохрипел Ричард. — Я проехал весь мир в поисках сражений, а умираю в своей постели…

Уильям шагнул к королевскому ложу и опустился на колени. Взяв дрожащую, горячую руку Ричарда в свою, произнес:

— Только не на моих руках, сир.

Уильям встал и, последний раз взглянув на собравшуюся знать, которая осталась безучастной к страданиям его друга, вылетел из шатра и направился к себе в палатку. Несмотря на то что небо уже было усеяно мерцающими звездами, а большая часть солдат забылась беспокойным сном, Уильяму Тюдору было не до отдыха.

Оттолкнув охрану перед своим полосатым бело-красным шатром, Уильям ворвался внутрь и обнаружил того, кого искал. Раб по имени Халиль терпеливо ждал, сидя на полу с закованными в кандалы руками, хотя накануне Уильям приказал не заковывать его.

Проклиная все и вся, Уильям позвал одного из охранников и приказал освободить раба. Когда валлиец с гнилыми зубами и грязным, зловонным телом выполнил приказ, Уильям отпустил их с товарищем — невысоким, крепким крестьянином из окрестностей Руана на севере Франции. Убедившись, что оба ушли, Уильям повернулся к Халилю, безучастно наблюдавшему за происходящим.