Покинутый (ЛП) - Родионова Ольга - Страница 22

- Не имел удовольствия, малыш, — бросил он через плечо. — А хотелось бы. Хотя

я тоже внес лепту. Я был наводчиком.

Да, он говорил на западном диалекте. А у кого был западный диалект? У человека,

который шантажировал Дигвида. У человека, который грозил Виолетте и пугал ее

«чудовищным» ножом.

- Остановись и сразись со мной! — крикнул я. — Ты так жаждешь крови Кенуэев,

так попробуй пролить мою!

Я был проворнее, чем он. Быстрее, а теперь и ближе. Я слышал в его голосе

одышку, и конечно, я схвачу его, дело лишь во времени. Он это понимал, и чтобы не

тратить понапрасну сил, он решил остановиться и дать бой, и поэтому перескочил еще

через одну поваленную ветром корягу и выпрыгнул на небольшую опушку, по которой он

стал кружить, взяв свой кривой ножик наизготовку. Кривой, зазубренный, «чудовищный»

нож. Лицо его было землистым и ужасно рябым, как будто от перенесенных в детстве

болезней. Он тяжело дышал и тыльной стороной ладони поминутно вытирал рот. Шляпу

он потерял во время погони, волосы у него были коротко стриженные и чуть седые, а его

плащ, темный, как и говорил лавочник, был разорван, а под плащом и в разрывах

виднелся красный военный мундир.

- Ты ведь британский солдат, — сказал я.

- Я ношу эту форму, — усмехнулся он, — но интересы у меня другие.

- Вот как? И кому же ты присягал? — спросил я. — Ты ассасин?

Он покачал головой.

- Я сам по себе, малыш. То, о чем ты можешь только мечтать.

- Давненько меня не называли малышом, — сказал я.

- Ты думаешь, что сделал себе имя, Хэйтем Кенуэй. Убийца. Тамплиерский палач.

Потому что убил парочку толстых торговцев? Но для меня ты малыш. Ты малыш, потому

что мужчина смотрит своим целям в лицо, а не подкрадывается к ним глухой ночью со

спины, как змея. — Он помолчал. — Как ассасин.

Он принялся перекидывать нож из одной руки в другую. Это почти

гипнотизировало, во всяком случае, я заставил его в это поверить.

- Думаешь, я не умею драться? — спросил я.

- Это еще надо доказать.

- Лучше всего здесь.

Он сплюнул и одной рукой поманил меня к себе, а в другой у него вертелся нож.

- Давай, ассасин, — подначивал он. — Посмотрим, каков ты в первой схватке.

Увидишь, как все это на деле. Давай, малыш. Будь мужчиной.

Он думал разозлить меня, но я, наоборот, лишь стал внимательнее. Он нужен мне

живым. Я должен поговорить с ним.

Я впрыгнул через корягу на опушку и чуть неловко размахнулся, чтобы оттеснить

его и принять стойку, прежде чем он ответит. Несколько мгновений мы кружили друг

возле друга и выжидали момент для новой атаки. Я нарушил это затишье: сделал выпад,

резанул и отступил для защиты.

На секунду ему показалось, что я промахнулся. Потом он сообразил, что по щеке у

него стекает кровь, он тронул лицо рукой, и глаза его удивленно расширились. Первая моя

кровь.

- Ты недооценил меня, — сказал я.

Улыбка его стала натянутой.

- Второго раза не будет.

- Будет, — ответил я и снова пошел вперед: сделал финт влево и перевел атаку

вправо, когда его корпус уже брал защиту с ненужной стороны.

На его свободной руке появилась рана. Кровь запачкала его разорванный рукав и

стала капать на землю, ярко-красная на зеленовато-бурой хвое.

- Я сильнее, чем ты думал, — сказал я. — Все, что ты видишь впереди — это

смерть, если не заговоришь. Если не скажешь все, что тебе известно. На кого ты

работаешь?

Я легко скользнул вперед и снова резанул, пока он махал ножиком, как

ненормальный. Другая щека тоже закровоточила. Теперь на его землистом лице было две

алых полоски.

- Почему был убит мой отец?

Я сделал еще выпад и на этот раз рассек ему кожу на тыльной стороне кулака, в

котором он стискивал нож. Если я рассчитывал, что он выронит нож, то меня ждало

разочарование. Если я рассчитывал показать ему мои навыки, то это мне вполне удалось,

и его лицо тому доказательство. Его кровоточащее лицо. Оно больше не ухмылялось.

Но он все еще мог драться, и когда он ринулся вперед, это произошло

стремительно и плавно, и нож он успел перекинуть в другую руку, чтобы сбить меня с

толку, и его удар почти достиг цели. Почти. Он достиг бы наверняка, если бы… если бы

он заранее не показывал мне этот свой хитрый трюк и если бы движения его не

замедлились из-за ран, полученных от меня.

Как только он атаковал, я легко увернулся от его лезвия и ударил мечом вверх,

проткнув ему бок. Однако мне оставалось лишь выругаться. Я ударил слишком сильно и

попал в почку. Он был мертв. Внутреннее кровоизлияние убило бы его в полчаса, но

потерять сознание он мог прямо сейчас. Был ли он еще в сознании или нет, не знаю, но,

оскалив зубы, он снова двинулся на меня. Зубы теперь были в крови, я слегка

отодвинулся, взял его руку, вывернул ее и сломал в локте.

Звук, который из него вырвался, был не столько криком, сколько мучительным

стоном, а я переломал ему руку больше для эффекта, чем с какой-то целью; нож с мягким

стуком упал на землю, а следом опустился на колени и сам хозяин.

Я выпустил его руку, и она безжизненно скользнула вниз — мешок сломанных

костей в коже. Кровь уже отлила от его лица, а возле пояса растеклось черное пятно.

Плащ обвился вокруг тела. Он бессильно потрогал сломанную руку здоровой, а потом

поднял на меня глаза, и в них был что-то горестное и почти трогательное.

- Почему ты его убил? — ровным голосом спросил я.

Как вода, вытекающая из плохо закрытой фляжки, он осел на землю и повалился на

бок. Все в нем теперь умирало.

- Говори, — настойчиво сказал я и наклонился поближе к его лицу, на которое

налипли сосновые иголки.

Он делал последние вздохи на подстилке из лесного перегноя.

- Твой отец, — начал он, закашлялся, сплюнул кусочек сырого мяса и начал снова:

— твой отец не был тамплиером.

- Знаю, — оборвал я. — За что его убили?

Я чувствовал, что лоб у меня пошел складками.

- Его убили за то, что он отказался вступить в Орден?

- Он был… он был ассасин.

- И его убили тамплиеры? Они за это его убили?

- Нет. Его убили за то, что у него хранилось.

- Что? — я наклонился еще ниже, отчаянно пытаясь уловить его слова. — Что у

него хранилось?

Ответа не было.

- Кто? — я почти кричал. — Кто его убил?

Но его уже не было. Рот открылся, глаза дернулись и заволоклись туманом, и

сколько я ни хлестал его по щекам, он так и не пришел в сознание.

Ассасин. Отец был ассасином. Я перевернул солдата, закрыл ему выкаченные

глаза, и стал вытряхивать наружу содержимое его карманов. Там был обычный набор:

деньги да рваные бумажки, одну из которых я развернул в надежде найти солдатские

документы. Документы были — полковые, точнее, гвардии Колдстрим, две с половиной

гинеи за вступление и затем по шиллингу в день. На документах стояло имя полкового

казначея. Подполковник Эдвард Брэддок.

А Брэддок со своей армией был в Голландской Республике, сражался против

французов. Я вспомнил о человеке с волчьими ушами, которого видел давеча в подзорную

трубу. И внезапно я понял, куда он направлялся.

4

Я развернулся и ринулся через заросли напролом к хижине, и через считанные

минуты был уже у порога. На солнцепеке терпеливо паслись лошади, а в хижине было

темно и прохладно, Реджинальд стоял возле Дигвида, который сидел по-прежнему

привязанный к стулу, с поникшей головой, и я понял, что проворонил и второго…

- Он мертв, — только и смог я вымолвить и глянул на Реджинальда.

- Я пытался ему помочь, Хэйтем, но душа бедняги была уже слишком далеко.

- Как? — резко сказал я.

- От ран, — Реджинальд тоже стал резок. — Или не видно?