Покинутый (ЛП) - Родионова Ольга - Страница 68

Я уже открыл дверь, но не шагнул в нее, а снова закрыл и развернулся к Коннору:

- Что?

- Я был совсем мальчишкой. Они пришли и искали старейшин. Даже тогда я знал,

что они опасны, поэтому ничего не сказал. За это Чарльз Ли избил меня до потери

сознания.

Выходит, я был прав. Чарльз действительно в прямом и переносном смысле

оставил на Конноре отпечаток кольца тамплиеров.

Он продолжал, и мне несложно было изобразить на своем лице ужас, хотя, в

общем-то, я уже все знал:

- Когда я очнулся, деревня пылала. Твоих людей и след простыл, а мать спасти

было уже нельзя.

Вот — вот возможность открыть ему правду.

- Не может быть, — сказал я. — Я не давал такого приказа. Наоборот, я велел

прекратить поиски хранилища предтеч. Перед нами стояли дела поважнее.

Коннор посмотрел на меня с колебанием, но лишь пожал плечами.

- Это уже неважно. Столько лет прошло.

Ну уж нет, это было, было важно.

- Да ты же все это время жил в убеждении, что это я — твой родной отец —

виновен в этом злодеянии. Но я-то к нему не причастен.

- Может быть, ты и прав. А может быть нет. Как мне понять?

3

Мы неслышно проникли на склад, где за стеллажами бочек, казалось, совершенно

теряются остатки света, и увидели стоявшего к нам спиной человека, и в полной тишине

лишь поскрипывало перо, которым он что-то царапал в конторской книге. Конечно, я

узнал его и вздохнул поглубже, прежде чем его окликнуть.

- Бенджамин Черч, — объявил я, — Орден тамплиеров обвиняет тебя в

предательстве и измене нашим принципам ради личной выгоды. За твое преступление я

приговариваю тебя к смерти.

Бенджамин обернулся. Только это был не Бенджамин. Это был двойник, и он

заорал:

- Пора, пора! — и на этот крик из засады набежала охрана с пистолетами и

клинками наготове.

- Ты опоздал, — кричал двойник. — Черч с грузом уже далеко. И боюсь, ты будешь

не в состоянии преследовать его.

Мы стояли, окруженные охраной, и благодарили бога за Ахиллеса и его уроки,

потому что оба мы решили одно и то же. Мы решили: при столкновении с превосходящим

по силе противником надо вырвать у него инициативу. Мы решили: лучшая защита — это

нападение.

Так мы и сделали. Мы атаковали. Обменявшись коротким взглядом, мы выпустили

спрятанные клинки и, прыгнув, вонзили их в ближайших охранников, чьи вопли гулко

ударились в кирпичные стены склада. Ударом ноги я опрокинул одного из стрелков, и его

голова разбилась об ящик, а я сел ему на грудь и вогнал спрятанный клинок ему в мозг.

Я обернулся и увидел, как Коннор, пригнувшись, вертится волчком, и его клинок

кромсает всех подряд: два несчастных охранника рухнули наземь, хватаясь за распоротые

животы. Выстрелил мушкет, воздух заныл — рядом со мной пролетела пуля, но стрелок

тут же поплатился за это жизнью — я убил его. На меня насели двое охранников,

исступленно махавшие клинками, и я возблагодарил нашу счастливую звезду за то, что

Бенджамин обзавелся наемниками взамен тамплиеров — тамплиеры бы так легко не

сдались.

В общем, бой вышел кратким и жестоким, и скоро остался только двойник, и

Коннор навалился на него, трясущегося от страха на кирпичном полу, скользком от крови.

Я прикончил умирающего охранника и шагнул поближе к Коннору.

- Где Черч? — спрашивал он.

- Я скажу все, — всхлипывал двойник, — все, что тебе нужно. Только обещай, что

не убьешь меня.

Коннор глянул на меня (и уговор то ли был, то ли не было) и помог ему встать.

Пугливо бегая взглядом от меня к Коннору, двойник выговорил:

- Он вчера уехал на Мартинику. На торговом шлюпе под названием «Приветствие».

Загруженном половиной того, что он украл у патриотов. Это все, что я знаю. Клянусь.

Я вогнал ему клинок в хребет, и он в полном изумлении уставился на

окровавленное стальное жало, торчащее у него из груди.

- Ты же обещал… — сказал он.

- И он сдержал слово, — хмуро ответил я и посмотрел на Коннора, почти вызывая

его на возражение.

- Идем, — добавил я, и тут трое стрелков выбежали на балкон у нас над головой,

грохоча сапогами по деревянному настилу. Они прицелились и выстрелили. Но не в нас, а

в бочки неподалеку, в которых, как я слишком поздно сообразил, был порох.

Я только успел повалить Коннора за бочонки с пивом, как рванула первая

пороховая бочка, а следом и остальные — они рвались с таким оглушительным громом,

что казалось, воздух исчез и время остановилось; с таким грохотом, что когда я открыл

глаза и отнял от ушей руки, я почти удивился, что вокруг нас по-прежнему возвышается

склад. Все, кто были внутри, или кинулись на пол или были сброшены туда взрывом. Но

охранники пришли в себя, дотянулись до мушкетов, и все еще оглушенные, орали друг на

друга и пытались сквозь пыль прицелиться в нас. Языки пламени взметнулись над

бочками; ящики вспыхнули. Неподалеку один из охранников бегал кругами — одежда и

волосы у него пылали, он дико орал, потому что лицо у него просто растаяло, съеденное

огнем, а потом он опустился на колени и умер, повалившись ничком на каменный пол.

Ненасытный огонь забрался внутрь ящиков, и обрел новую силу. Адское пламя билось

вокруг нас.

Возле нас вжикали пули; по пути к лестнице, ведущей на леса, мы уложили двух

фехтовальщиков, потом пробились через отряд из четырех стрелков. Огонь ширился

быстро — теперь уже и охрана кинулась удирать — и мы взбежали повыше, потом стали

карабкаться и наконец взобрались под самую крышу пивоварни.

Мы оторвались от противников, но не от огня. Через окно мы увидели внизу воду,

и мой взгляд заметался в поисках выхода. Коннор сгреб меня в охапку, сунул в окно, и

вместе с осколками выбитого стекла мы оба упали в воду, прежде чем я успел хотя бы

возразить.

7 марта 1778 года

1

Я ни за что не хотел упускать Бенджамина. Вынужден был почти месяц терпеть

жизнь на «Аквиле», втянул Роберта Фолкнера — друга Коннора и капитана корабля — и

прочих в погоню за шхуной Бенджамина, которая все так же оставалась вне нашей

досягаемости, не подпускала нас на пушечный выстрел, и можно было лишь иногда

мельком углядеть на палубе самого Бенджамина, его ядовитую физиономию… Я не

собирался его упускать. Тем более теперь, когда недалеко от Мексиканского залива

«Аквила» наконец-то подошел к этой шхуне борт в борт.

Поэтому я выхватил у Коннора штурвал, с усилием переложил его направо и

полным ходом повел накренившийся корабль прямо на шхуну. Этого никто не

предполагал. Ни экипаж шхуны. Ни матросы на «Аквиле», ни Коннор, ни Роберт — только

я; но и я осознал свое действие лишь потом, когда все, кто был на борту и ни за что не

держался, полетели на палубу, и нос «Аквилы» врезался шхуне в левый борт, разнеся его