Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир - Страница 101

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ДО ВСТРЕЧИ, «ЙОМИ МАРУ»!

Очень удивились бы колонисты, узнай, что среди провожавших пароход был и Кузовков. Даже самые близкие друзья думали: он уже далеко от Сан-Франциско.

Перебирая вещи и раздумывая, что бы взять в дорогу, а с чем расстаться, он вспомнил о картонной коробке, стоящей под кроватью. Ему подарила ее американка.

…Дети завтракали в парке, свободно расположившись на мягкой лужайке. Женщина подошла сзади и легко тронула Федю за плечо. Кузовок оскалил зубы и зарычал.

— Это твоя собака?

— Моя.

— Она злая?

— Нет, что вы! Кузовок самый добрый пес на свете.

— Жаль, нечем его угостить… А вот для тебя у меня есть подарок.

— Какой еще подарок?

— Не мог бы ты встать?

— Это еще зачем?

— Хочу посмотреть, какого ты роста.

Федя послушно поднялся.

Женщина оценивающе посмотрела на фигуру мальчика:

— Это будет тебе впору.

— О чем вы?

— Я принесла одежду. Думала, кому из мальчиков ее дать? И остановилась на тебе.

— Почему на мне?

Вместо ответа женщина приподняла соломенную шляпу и освободила целую копну золотых волос.

— Теперь понимаешь? Мы с тобой оба рыжие…

Она засмеялась и погладила мальчика по голове.

— Как тебя зовут?

— Федором…

— Очень интересно. Такое же имя у моего любимого певца.

— Вы о Шаляпине, наверное?

— Ты о нем слышал?

— Не только о нем, но и его самого, — с некоторой обидой ответил Кузовков.

— Неужто был на концерте?

— У нас дома есть граммофон.

— Завтра я принесу тебе пластинки. Вас разместили в «Форт-Скотте»? Не так ли?

Кузовков не стал отвечать. Он уже решил, что убежит из лагеря. А значит, не увидит ни завтра, ни послезавтра эту рыжеволосую женщину, напомнившую ему маму.

— А как вас зовут? — спросил он, скорее из вежливости, чем из любопытства.

— Для американцев я Дженифер. А для тебя — тетя Женя. Вот мой подарок. — Она протянула коробку, перевязанную яркой лентой.

— Спасибо, тетя Женя…

— Сейчас не открывай. Лучше потом.

В коробке он нашел полный комплект одежды. Не только костюм, сорочку, башмаки и кепку… Но и нижнее белье, носки и даже носовые платки.

Дождавшись, когда товарищи пойдут ужинать, Кузовков переоделся и, взглянув в зеркало, не узнал себя. Серый клетчатый костюм сделал его неотличимым от американских подростков, с которыми он встречался на улицах Сан-Франциско.

В эту самую минуту, стоя перед зеркалом, Кузовков и решил немного повременить с отъездом из Калифорнии. Уж очень ему хотелось увидеть отплывающий «Йоми Мару» со стороны. И проводить товарищей. Но тайком. Не открыв себя.

Феде не стоило особого труда улизнуть из лагеря. Он давно уже присмотрел в порту пустующий склад. Здесь они с Кузовком проведут последнюю ночь. Очень удобное место. Совсем рядом стоянка «Йоми Мару». И здесь же грузятся вагоны, в одном из которых он вместе с собакой отправится на противоположный берег Америки.

Мальчик был уверен, что доберется до Нью-Йорка, как прошлым летом сумел добраться до Владивостока. И все же в его душу время от времени закрадывалось сомнение. Вдруг что-то задержит в пути, и он никогда, больше никогда не увидит «Йоми Мару» и своих товарищей, к которым успел привязаться!

…Отход судна был назначен на утро. Из своего укрытия Федя видел, как десятки автобусов доставили поздно вечером колонистов на пристань. А утром его разбудили голоса тех, кто пришел проводить детей.

Он надел свой новый клетчатый костюм, наказал собаке сидеть тихо и слился с толпой провожающих. К счастью, она состояла не из одних взрослых.

Только бы не пришла тетя Женя-Дженифер! Вот что больше всего беспокоило мальчика. Уж она-то обязательно узнает костюм, к которому, наверное, долго присматривалась в магазине. А вдобавок, его рыжая шевелюра, которая видна за версту… Вот почему Кузовков надвинул кепку как можно ниже.

Вызывала опасения и полиция. Но глаза ее были направлены в сторону трапа и причала. Ей, конечно, известно о маленьком беглеце. Но кому придет в голову, что тринадцатилетний мальчишка настолько ловок и хитер.

Многолюдная пристань размахивала платочками, шляпками, цветами… Кричала на разные лады и на разных языках… Это еще больше помогало Кузовкову слиться с толпой и оставаться неузнанным.

В глазах многих женщин стояли слезы. Мальчик почувствовал, что его глаза тоже увлажнились. Не передумать ли, не вернуться ли на пароход? Он хорошо различал даже отсюда, издалека, лица своих товарищей. Их же взгляды скользили мимо. С одной стороны, он радовался, что его план удался. Но вместе с тем едва сдерживался, чтобы не дать знать о себе Пете Александрову, низко перевесившемуся через фальшборт.

Черная стена парохода показалась бы однообразной, если бы не белые слова от носа до кормы. За время стоянки в порту буквы, каждая почти в человеческий рост, обновили свежей краской. И чтобы их прочесть, чтобы буквы сложились в целое, одной из девочек понадобилось пробежать вдоль борта почти сто метров. «American Red Cross», — наконец выговорила она, с трудом переведя дыхание.

— Хорошо бы пойти в плавание с этими мальчиками и девочками, — сказала она Феде. — А ты хотел бы попасть на пароход?

Кузовкову незачем было включаться в разговор. И он промолчал, подчеркнув тем самым, что человек он здесь случайный.

Девочка, не дождавшись ответа, пожала плечами и направилась к другим девочкам, которые размахивали флажками. На голове каждой красовалась голубая пилотка, и он подумал: не они ли приходили вчера к ним в лагерь, оставив возле каждого барака точно такие же флажки с изображением красного креста и американского флага?

Кузовков перешел на другое место — так, чтобы между ним и солнцем оказалась пароходная труба. На крыле ходового мостика он увидел капитана Каяхару в неизменно белом кителе и с трубкой в зубах. Другая трубка принадлежала Райли Аллену. Они мирно беседовали, как и положено в подобных случаях. Казалось, их вовсе не касается происходящее на палубе и причале.

На главной палубе началось движение. Забегали матросы. Загремела якорная цепь. По трапу стали спускаться всякие важные персоны. К одному из них, человеку средних лет, все относились с особым почтением. Кто-то в толпе произнес имя Рольф. И Федя вспомнил: так зовут мэра Сан-Франциско.

Сошел на причал и Аллен. Рядом с ним стояла молодая и очень красивая женщина. Федя узнал в ней одну из воспитательниц. Оба они смеялись, глядя друг на друга. Аллен, сложив ладони рупором, что-то крикнул Бремхоллу, и тот согласно кивнул головой.

Но что это! Трап оторвался от причала, а Аллен, как ни в чем не бывало, продолжал говорить и смеяться.

«Вы забыли мистера Аллена!» — хотел было крикнуть Федя, но сдержал себя.

Федя не верил глазам своим. Трап поднят. Отданы швартовы. Просвет между бортом судна и причальной стенкой все больше и больше… А начальник колонии продолжает беседовать с мэром города.

Подъехал автомобиль, такой же черный, как «Йоми Мару». Сначала в открывшуюся дверцу вошла воспитательница, а вслед за ней мужчины — мэр города Сан-Франциско и полковник Аллен.

Мальчик не знал, что и думать. Как могло случиться, что мистер Аллен покинул колонию, и кто теперь ее возглавит? А не сошел ли он на берег ради того, чтобы разыскать его — Кузовкова?

Но Федя недолго льстил себя этой мыслью. Не такая уж он важная птица.

Пароход, между тем, повернулся к пристани кормой и стал удаляться в сторону «Золотых ворот». Толпа поредела. Покинула причал и полиция. Теперь Кузовкову было нечего опасаться, и он с облегчением снял кепку, открыв обозрению свою яркую шевелюру.

Будь сейчас сумерки, капитан Каяхара решил бы, что в порту Сан-Франциско открылся новый маячок, пока не обозначенный на лоцманских картах.