Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир - Страница 111

Каждое утро дети подходят к нему. Он знает, каким будет первый вопрос: сколько миль судно прошло за ночь?

Сначала они складывали сухопутные мили, потом — морские. Так складывают деньги. Долго и терпеливо. А собрав, покупают что-то необыкновенное. О чем давно мечтали. Мечта детей — родной дом. Если «Йоми Мару» проходит за сутки не двести сорок миль, а на десять миль больше, они ликуют. Значит, прибудут в Петроград на целый час раньше!

И вот телеграмма… Как гром среди ясного неба! Почему Аллен и Фарренд поручили это ему? Не лучше ли сказать детям обо всем на берегу, когда колония высадится в Нью-Йорке…

Эверсол прошелся по судну. На каждом шагу ему встречались сияющие лица. Дети перебегали с борта на борт. Им хотелось увидеть все разом. И тропический лес… И отвесные скалы, по которым низвергаются водопады… И стаи прожорливых пеликанов… А с другой стороны — к ним протягивала руки пестрая и ликующая толпа. Панамцы размахивали шляпами, платками и без устали, сменяя друг друга, бросали фрукты. В воздухе стоял свежий и терпкий запах апельсинов.

Нет, он не станет портить детям праздник. Пусть плохая новость подождет в папке. О ней колонисты узнают позже, когда судно выйдет в море.

В Колоне пришлось задержаться. За пределами мола бушевал шторм. Дети легли спать, отказавшись от ужина. Они были сыты впечатлениями дня и многократным угощением — десертом из фруктов вперемежку с мороженым.

Эверсол пригласил к себе в каюту Ханну Кемпбелл, Елену Домерчикову и Барла Бремхолла.

— Фирма «Пейн и Уордлоу» подарила мне две бутылки вина, — сказал он. — Кит Пейн взял с меня слово, что по крайней мере одну из них я открою еще до того, как мы выйдем в Атлантику. Вот почему я вас пригласил.

— Интересно посмотреть, что вам подарили? — улыбнулась миссис Кемпбелл.

— Никак не думал, Ханна, что вы проявите к этому интерес! Вы разбираетесь в винах?

— Еще как разбираюсь! — без тени смущения ответила она. — Мы с мужем всегда хранили в кухонном шкафу несколько дюжин бутылок. И не только вина, но и виски. Среди друзей моего Чарли много итальянцев. И редко кто приходил с пустыми руками. Так что наша коллекция не убывала, а только увеличивалась.

— Ну, хорошо… Тогда посмотрим, чем нас порадовал Кит Пейн.

— Вот эта из Франции, — сказала Ханна, поднеся бутылку грушевидной формы ближе к свету. — Самое любопытное, что она ровесница века.

— Выходит, ей двадцать лет?

— Выходит, так.

— Ну, а вторая?

— Из Калифорнии. Вино молодое. Ему только два года.

— Какую же из бутылок нам открыть?

— Я бы открыла красное, что из Франции.

— А молодое?

— Оно подождет. Всему свое время.

— Пока не состарится?

— Оно не успеет состариться. Скоро у нас будет другой повод, чтобы его открыть.

— Что же это за повод? — спросил молчавший до сей поры Бремхолл.

— Этому вину два года. Не так ли?

— Да.

— Получается, оно разлито в том же году, когда дети отправились в путешествие… Вот мы и разольем его еще раз… Но уже по бокалам, когда путешествие закончится.

— Прекрасная мысль, миссис Кемпбелл! — воскликнул Эверсол. — Эту бутылку я припрячу.

— Будем надеяться, ничто не помешает скорому возвращению детей в Петроград, — сказала Ханна.

Эверсол нахмурился. Последние слова напомнили ему о телеграмме.

— За что выпьем? — поднял свой бокал Бремхолл.

— Я предлагаю тост за нашего шефа, за Райли Аллена, — сказала Ханна.

— Любопытно, что он делает в эту минуту? — задумчиво произнесла Елена Домерчикова.

— Скорее всего, ждет ответа на свою телеграмму, — неожиданно проговорился Эверсол.

— Какую телеграмму?

Эверсол вздохнул и достал из стола папку. Когда он закончил читать, в каюте повисло молчание.

— Вы познакомите с ней детей? — спросила Ханна.

— Непременно. Но не сейчас. Думаю это сделать ближе к Нью-Йорку. Но что мы услышим в ответ? Как дети отнесутся к этой новости?..

— Под телеграммой стоит подпись Райли Аллена, — сказала Домерчикова. — Колонисты ему верят. Наверно, у Красного Креста есть основания, раз принято такое решение.

— И все же, и все же… — покачал головой Бремхолл. — Что-то здесь не так. Нельзя решать судьбу детей без их согласия. Ведь половине колонистов уже больше четырнадцати лет. Я предвижу протест. В том числе и со стороны русских воспитателей.

— Не преувеличивайте, Барл, — горячо возразила Домерчикова. — Я все время рядом с детьми. Правда, чаще с девочками. Послушайте, что сказала одна из них. В Бальбоа на «Йоми Мару» поднялась очень богатая еврейская семья русского происхождения. Эти люди пришли с подарками. Они беседовали со многими из детей. И каждый раз спрашивали, что могут сделать для них, чем помочь. Дети отвечали: они получают все необходимое от Красного Креста. А одна из девочек сказала, что просит лишь об одном — пусть эти люди, вернувшись домой, помолятся за Американский Красный Крест, который так замечательно заботится о русских детях.

— Но не будем забывать, Лена, — Ханна мягко положила руку на плечо Домерчиковой, — что ночью в трюме мы часто слышим, как дети плачут, как повторяют во сне слово «мама»…

— Да, от этого у меня разрывается сердце.

Ханна пригубила вино:

— Мне приятно, что сотни детей обращаются ко мне: «Мамаша Кемпбелл». Но мамаша — это не мама.

Грегори Эверсол еще раз убедился в прозорливости Райли Аллена. Прощаясь в Сан-Франциско, они имели долгий разговор. Когда, казалось, все советы и наставления были уже позади, Райли сказал:

— В юности я прочел немало книг о морских приключениях. Не потому ли мне все время снятся мятежи?

— В том числе и на «Йоми Мару»?

— Стыдно в этом признаться… Но представьте себе — да!

Грегори внимательно посмотрел на Райли.

— В Карибском море, где мы скоро окажемся, случались корабельные бунты, — сказал он. — Я тоже читал Стивенсона и знаю, какие события разыгрывались на борту «Испаньолы»… Уже через несколько дней после отплытия «Святой Марии» экипаж потребовал от Колумба повернуть назад. А позже угрожал ему «пеньковым галстуком». И если бы не спасительный крик: «Земля!», раздавшийся из «вороньего гнезда», то не избежать бы им бунта.

— Вижу, и вы провели немало часов за книгой. И наверно, сожгли при этом не одну сотню свечей…

— Вы угадали. Помню, причиной мятежей чаще всего были скверная пища и протухшая вода. Хлеб и сухари превращались в пыль, вперемешку с червями и мышиным калом. Солонина покрывалась черными пятнами, а десны распухали настолько, что закрывали зубы, и больной моряк уже не мог принимать никакой пищи.

— Грегори, вы нарисовали страшную картину, будто сами перенесли все эти муки и тяготы.

— Просто я хотел напомнить, что не только дети, но и японский экипаж не испытывают ничего подобного. Посмотрите наше меню. Оно разнообразно и редко когда повторяется. Каждый день на столе свежие овощи и фрукты. И это в то время, когда на половине планеты царит голод. Могу, как врач, заверить кого угодно, что на нашем пароходе цинга исключена.

— А перенаселенность?

По тому, с каким выражением Райли задал этот вопрос, стало ясно, что он втягивается в полемику.

— Здесь я с вами согласен, — сказал Грегори. — Скученность на «Йоми Мару» сверх всяких норм. Условия более чем спартанские. Но дети могут свободно перемещаться. Они имеют доступ почти в любое место на корабле. Кроме, разумеется, ходовой рубки и машинного отделения. Прибавьте сюда — фильмы, танцы, игру в волейбол.

— Да, это так.

— Чего же тогда опасаться?

— Видите ли, Грегори, вы все сводите к бытовой стороне.

— Согласен, согласен… Среди детей есть задиры и драчуны. Мальчишки всегда собираются в стаи. А некоторые любят верховодить. Потом они перестают быть подростками. Начинают влюбляться, ходить парами, — подхватил Грегори.

— И слава Богу!.. Только вот у меня не идет из головы тот случай, когда один из японских матросов, проходя ночью с фонарем через трюм, трогал девочек.