Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир - Страница 126

…Провожая мужа с детьми на пикник, тетушка Вероника приготовила много вкусной еды. И теперь Казимеж высматривал свободную лужайку. Но Федя попросил не торопиться с обедом. Не лучше ли сначала прогуляться?..

Казимеж согласился. И теперь оба Яновских, старший и младший, покорно следовали за Кузовковым, который опережал их на полшага. Надвинутая на лоб кепка не только защищала его от полуденного солнца, но помогала и дальше оставаться неузнанным.

Кузовков удивился переменам, которые произошли за короткое время с колонистами. Как же они изменились за этот месяц! Стали взрослее и сдержаннее, еще больше загорели под панамским и карибским солнцем.

Первыми ему встретились Павел Николаев и Борис Моржов. Как всегда, они увлечены спором. Глаза блестят, а руки в постоянном движении. Федя хотел было остановиться, чтобы услышать, о чем разговор. Но его внимание привлекли сестры Колосовы — Оля и Евгения. Но что это? Рядом с ними два американских парня. Федя нахмурился. Все в колонии знают, что Оля — подружка Юры Заводчикова. «Вот она, женская верность!» — подумал мальчик.

Больше всего хотелось ему встретить Александрова. Но того нигде не было видно. Возможно, кто-либо из гостей пригласил Петю с сестрой и теперь они сидят в укромном месте, которых на острове не счесть.

Неожиданно в толпе произошла перемена. Все стали двигаться в одном направлении. Увлеченные общим потоком, Казимеж, Юзек и Федя оказались рядом с деревянной аркой. По бокам она была перевита гирляндами живых цветов. А сверху, на перекладине, затейливая вязь старославянских букв складывалась в слово «Ярмарка».

Здесь же, облаченные в русские национальные костюмы, сидели музыканты. Каждый со своим инструментом. Как же удивился Кузовков, узнав в них Евгения Заработкина, Леву Невольского, Ваню Семенова и братьев Матвеевых — Николая и Георгия. Судя по выражению их лиц, они только и ждали команды.

Две колонистки — Ксения Амелина и Лида Демлер — стояли внутри арки с ножницами в руках. И тоже в ожидании, чтобы разрезать голубую ленту.

Приближалось время открытия праздника.

Под звуки «Калинки» посетители вошли в цветочные ворота и через ярмарочную площадь направились к домикам. Там девушки-продавщицы в русских и украинских национальных костюмах уже готовы были принять первых покупателей.

Колонисты зажали в руке доллары и центы, которые получили еще на пароходе незадолго до прибытия в порт. Сейчас они сделают свои первые покупки в Нью-Йорке. Но детей ждал неожиданный подарок. Вернее, много подарков. Устроители ярмарки решили раздать все товары бесплатно. Совсем без денег.

Женя Овербах увидела темно-синее платье, вышитое бисером, и уже не могла оторвать от него глаз.

— Я посмотрю? — робко попросила она.

— А не лучше ли его примерить? — предложила ей девушка, немногим старше самой Жени.

— Можно?..

— Разумеется. А для чего мы здесь? — ответила вопросом на вопрос продавщица.

И все же девочка не решилась примерить так понравившееся ей платье, а только приложила к себе.

— Ну, как? — спросила она Катю Козлову, свою подругу.

— Оно тебе к лицу. И размер твой.

Женя вздохнула и вернула платье на прилавок.

— Не нравится? — удивилась продавщица.

— Даже очень нравится. Но…

Девушка аккуратно сложила платье и положила в красочный пакет.

— Поздравляю с покупкой!

— Вы не поняли. Мне это не по карману. Все мои деньги — полтора доллара.

— Они тебе еще пригодятся. А платье — наш тебе подарок. Носи на счастье!

Катя Козлова получила в подарок лакированные туфельки и атласную юбку.

Никто из детей не ушел с пустыми руками. Игрушки, яркие носовые платки, фотоаппараты, пакетики со сладостями, часы, нарядные блузки, зонтики и шляпы — всего не перечесть.

Федя Кузовков, уже задаренный сверх всякой меры (целый чемодан стоял в его комнате), ограничился двумя блокнотами с алфавитом. И тут же один из них подарил Юзеку.

— Нужная вещь, — сказал он. — Пригодится для адресов. Будешь писать мне в Россию?

— Обязательно! — горячо ответил Юзек. — Давай будем обмениваться письмами. Раз в месяц. Согласен?

— Идет! — кивнул Федя. Они пожали друг другу руки, что значило — договор вступает в силу.

Неожиданно Кузовков увидел девочку с огромным плюшевым медведем.

— А мне можно такого же? — спросил он продавщицу.

— Мальчик, ты все еще в куклы играешь?

— Из всех игрушек я признаю только оловянных солдатиков…

— Так бы и сказал сразу. Мы найдем тебе солдатиков.

— Я не для себя прошу. Есть одна девочка. Ее зовут Лена. Она очень красивая.

— Тогда получай медведя.

Теперь Кузовков стал искать Петю и его сестру еще с большим усердием. Так что отец и сын Яновские едва поспевали за ним. Наконец Казимеж (он ведь был полицейским) взял поиск в свои руки.

— Александров сейчас в казарме, — сказали ему. — Но лучше его не беспокоить.

— Он болен?

— Как вам сказать… Это хуже, чем болезнь. У него беда…

Из рассказа Петра Александрова:

— Это было на второй день после высадки в Нью-Йорке. Нам объявили, что в колонию приедут русский священник и церковный хор. А после богослужения откроется ярмарка. Будет много гостей. Состоится концерт. Словом, день ожидался быть интересным.

В столовой за завтраком было шумно и весело. Кто-то взял металлическую тарелку и стал выбивать ложкой мелкую дробь. Другие барабанили по столу. Грохот невообразимый!..

В столовую вошла незнакомая женщина в форме медицинской сестры. Она подняла руки вверх, призывая к тишине. Сейчас нас будут отчитывать за озорство, решили мы. Но вместо этого медсестра спросила:

— Кто из вас Петр Александров?

Я отозвался. Она взяла меня за руку и отвела в сторону.

— Должна тебе сообщить печальную весть. Твоя сестра — Елена Александрова — умерла.

Сказала она эти страшные слова без всякой подготовки. Так что веселье мое сразу сменилось отчаянием. Я закричал:

— Не может быть! Это неправда! — А потом громко зарыдал…

Мальчики вышли из-за стола, обступили меня:

— Что случилось, Петя? Отчего ты плачешь?

Я не мог произнести ни слова. Задыхался от рыданий. Хотелось остаться одному. И я бросился бежать к казарме. А мои товарищи за мной.

Добежав до койки, я уткнулся в подушку и долго плакал, пока хватило слез.

Несколько раз в казарму заходил Георгий Иванович Симонов, мой воспитатель. Пыталась меня утешить и миссис Кемпбелл. Товарищи приносили мне — кто стакан сока, кто яблоко… Но я оцепенел в своем горе и не мог успокоиться.

Лишь к вечеру я пришел в себя. Но все равно мне хотелось быть как можно дальше от людей. Я ушел из казармы и до самой ночи сидел на берегу моря. Передо мной стоял образ Леночки. Что я напишу отцу? Что скажу ему, когда вернусь в Петроград один, без сестры?

Всю ночь мучили кошмары. Со страхом ждал я последнего прощания.

Утром меня уговорили выпить стакан чаю и проводили в автобус. Там уже сидели мои друзья. Сидели девочки нашей гатчинской группы и несколько воспитателей, в том числе и Евгения Михайловна Нипенина, которую очень любила Леночка.

Каждый говорил какие-то слова, обнимал… Но я словно окаменел и сел подальше от всех, у окна.

Хотя все вокруг было как в тумане, я заметил, что небоскребы стали редеть и пошли более низкие здания. А потом показался большой зеленый массив, уже без всяких построек. Это и было кладбище.

Выйдя из автобуса, я потерял сознание. Не помню, как оказался в соборе. А придя в себя, увидел сестру мертвой. Оказывается, уже два дня, как ее не стало. А я в эти дни шутил, смеялся, развлекался… Можно ли себе такое простить!..

Леночка лежала в гробике белого цвета, украшенном множеством цветов. Ее отпевали два священника в ризах тоже белого цвета.

Вслед за нашим автобусом приехал еще один. В церковь вошли Райли Аллен, Барл Бремхолл и еще несколько американцев. Думаю, это были представители Красного Креста.