Право сильнейшего. Книга 1 (СИ) - Лисина Александра - Страница 50

50

Ворон сделал странное движение, похожее на пожатие плечами, и мигнул.

- Наверное, ты прав, - вздохнула я, задрав голову и посмотрев на усеянное звездами небо. - Дождя пока еще нет. Но, может, будет? Что-то небо хмурится.

Птица хрипло заклекотала.

- Хочешь еще?

- Кар-р.

- Ладно. Тогда слушай.

Заложив руки за голову, я приподняла нос повыше, чтобы медленно сочащаяся кровь не попадала в рот, и прокашлялась.

Странно, да? Лежу себе на холодном валуне, об который полчаса назад едва не расшиблась насмерть. Гляжу на пернатого соседа, почему-то решившего составить мне компанию в этой глухомани. Понятия не имею, где нахожусь. Почти одна. Глубокой ночью. Побитая, как больная собака, которую только что выгнали из дому. Истекаю себе потихоньку кровушкой, которая уже покрыла синими (наконец-то!) разводами все ближайшие камни. Но ни фига не беспокоюсь, таращусь в ночное небо и нахально распеваю песни своей бесконечно далекой родины, которые именно сейчас кажутся мне невероятно уместными. При этом даже не помышляя не то, что куда-то идти, а даже не пытаясь встать.

Знаю просто, что есть встану, то тут же упаду. А падать с вершины одинокой скалы опасно - подо мной метров двадцать сплошного камня, крутой до невозможности склон, куда лучше не взбираться без страховки, и целая равнина битого щебня, на которой с такой высоты от меня не останется даже мокрого места. Вот и лежу я теперь. Вот и пою тихонько, потому что слезать отсюда некуда, спрыгнуть нет никаких сил, позвать на помощь некого, а летать без крыльев я еще не научилась.

Только ворон и развлекает меня своим молчанием. Хотя какое ему до меня дело - непонятно. Может, просто мимо пролетал. А может, увидел, как я падаю и качусь неваляшкой по высокой горке, да и решил проверить, не найдется ли чем поживиться. И, хоть на ужин я не годилась, видимо, ему было интересно за мной наблюдать.

А мне все равно. Пусть себе сидит. Другой-то компании до рассвета у меня так и так не будет.

- Надо мною тишина, Небо, полное огня. Свет проходит сквозь меня, И я свободен вновь. Я свободен от любви, От вражды и от молвы, От предсказанной судьбы И от земных оков. От зла и от добра. В моей душе нет больше места для тебя. Я свободен... словно птица в небесах. Я свободен... я забыл, что значит страх. Я свободен... с диким ветром наравне. Я свободен... наяву, а не во сне...

Сколько я пела, точно сказать не могу. Но достаточно долго для того, чтобы голос не просто охрип, а превратился в усталый шепот, почти не тревожащий воздух. "Кино", "Воскресенье", "Ария", Шевчук... я пела все, что только могла вспомнить, и все, что соответствовало моему разбитому состоянию. Особые авторы для особого настроения. В котором из всего огромного мира остается лишь беспросветная тоска и где даже внезапный прыжок со скалы видится не последней глупостью, а лишь завершающим штрихом к законченной картине неудавшейся жизни.

- ...А может быть, разбить окно И окунуться в мир иной, Где, солнечный рисуя свет, Живет Художник и Поэт...

Зажав в левой руке королевский сапфир, я в который раз задумчиво отерла лицо, отметив про себя, что крови течет уже гораздо меньше. Кажется, заклятие, хоть и было сильным, все же не справляется с "синькой", и она успешно меня подлечивает, не давая некрасиво скопытиться под пристальным взглядом смутно знакомого приятеля. Ну, вернее, мне хочется думать, что ворон тот же самый - больно необычно он себя ведет: не улетает, не клюет, не боится. И даже смотрит сверху почти по-человечески.

- Иди-ка сюда, - позвала я, когда последние слова песни отгремели по пустой степи причудливым эхом.

Ворон задумчиво наклонил голову, однако послушался - припрыгал, смешно подскакивая на камнях, как на пружинках. Более того, видя, что я не порываюсь вставать и даже шевелиться, он нахально запрыгнул мне на грудь и уже оттуда уставился круглым желтым глазом, словно спрашивая, зачем звала.

- Хочу убедиться, - пояснила я, внимательно его изучая снизу. - В том, что ты - тот самый. Ты ведь не в первый раз меня находишь, верно?

Ворон насмешливо каркнул.

- Вот-вот. С крылышками-то именно ты мне когда-то подсказал. Да и в Эйирэ могу поклясться, что тебя видели. И от жрецов в Невироне ты меня отмазал. Только вот вопрос: почему? Что ты во мне нашел? Помнится, в тот раз ты на этот вопрос не ответил. А теперь что скажешь?

Он пренебрежительно фыркнул.

- А в клюв? - спокойно осведомилась я, выразительно качнув кулаком с болтающейся снизу цепочкой. На что ворон снова каркнул - уже явно негодующе, после чего больно царапнул мне когтями грудь и, хлопнув крыльями, проворно взлетел.

Я проводила его взглядом, пристально следя за тем, как он делает наверху широкий круг (то ли почета, то ли, наоборот, похоронный), а потом негромко затянула:

- Черный ворон, что ж ты вьешься, Над мое-е-ею головой? Ты добычи не дожде-е-ешься... Черный во-орон, я не твой...

- Кар! - недовольно откликнулся на мои инсинуации улетающий птиц.

Я оборвала народное творчество и фыркнула.

- Да и хрен с тобой. Когда приспичит, вернешься. Не зря ж ты за мной по всему миру летаешь? К тому же... - я машинально посмотрела на зажатый в руке камень и, увидев на нем "синьку", вздохнула. - Ну вот. И этот испачкался. Сколько же во мне крови, а? И сколько из нее человеческой? Сволочь ты, Ли-Кхкеол. Вот как есть сволочь. В человеке всего пять с половиной литров этой полезной субстанции - литр в коже, еще столько же в печени и селезенке, остальное в сосудах... а из меня ее вытекло, как минимум, в два раза больше. Мне давно помереть пора, а твоя "синька" все дело портит! И сдохнуть никак, и жить неохота. Ты бы хоть спросил, гад, хочу ли я становиться похожим на тебя. Хоть бы предупредил, что оно так получится. Э-эх...

Уронив голову обратно на камень, я снова бездумно уставилась на небеса.

Хреново так лежать без движения, высчитывая, сколько же там высыпало звезд. Но встать не могу - ноги подкашиваются. Едва руками шевелю, однако недолго и без особого толку. Вон, даже какой-то камешек не могу удержать на весу больше минуты. Какое уж тут спускаться? Разве что головой вниз прыгнуть? Но я вроде не самоубийца. Едва живая, конечно, однако пока еще не остываю. Мне бы до утра как-нибудь дожить. Долежать потихоньку, не свалившись со своего насеста. А там посмотрим, где я есть. Может, до братиков дозовусь, и они мне всыплют по первое число за то, что...

Внутри предупреждающе все сжалось от одного намека на воспоминание о короле, и я поспешно повернулась на бок, чтобы, если опять вырвет, хотя бы не сделать это неприличное дело на себя. Однако пронесло - просто помутило и все. При этом ощущения остались - блеск. Можно по коробочкам складывать и за большие деньги продавать тем, кто желает на своей шкуре узнать, что такое беспросветная депрессия.

Хорошо, что хоть нигде и ничего не болит. Как в песне - боли больше нет. По, крайней мере, физической. А о том, что догорает внутри, жадно выгрызая глубокие каверны, никто не узнает. Впрочем, к этой боли я уже успела немного привыкнуть. Человек, как оказалось, действительно ко всему привыкает. Даже к смерти. Слабость только страшная немного мешает. И апатия безумная - ничего не хочу. Ни шевелиться, ни вставать, ни звать на помощь. Впрочем, и не могу тоже - чувствую, что если только чуть напрягусь, то внутри что-то окончательно лопнет. И тогда залью я тут половину степи своей драгоценной "синькой", потому что и так держусь на одной склизкой сопле.