Незаметные - Литтл Бентли - Страница 51

– Ты знаешь Сан-Диего, – сказал мне Филипп. – Так что веди. Найди нам какой-нибудь незаметный мотель.

Мы поехали дальше, и я показал дорогу к ряду мотелей. Мы выбрали «Хайатт» – один из мотелей побольше и лишенный индивидуальности; украли ключи из тележки горничной и взяли комнаты на одном из средних этажей. Разнеся чемоданы по комнатам, мы собрались у Филиппа посмотреть новости из Лос-Анджелеса по кабельному телевидению.

О событиях в Фэмилиленде не было сказано ни слова.

Мы посмотрели пятичасовые новости, выпуск в пять тридцать, в шесть, переключаясь с канала на канал.

Ничего.

– С-суки! – сказала Мэри. – Они это закрыли.

– А что случилось с Бастером? – спросил Джуниор. Он заговорил впервые с момента отъезда из Фэмилиленда, и голос его был тихим и неестественно спокойным.

– Не знаю, – признался Филипп.

– Ты думаешь, он погиб?

Филипп кивнул.

– А кому, кроме нас, есть до этого дело? – спросил Джеймс. – Кто мог хотя бы заметить?

Мы помолчали, каждый думал о Бастере. Я вспоминал, как он радовался, когда мы громили магазин «Фредерикс», как он говорил, что с нами чувствует себя молодым.

Мне хотелось плакать.

– Если даже никто не заметил, что его убили, сам по себе факт, что Фэмилиленд закрыли и всех оттуда вышибли, – это уже новости, – сказал Филипп. – Либо у компании хватило сил не пустить это в новости... либо у кого-то другого.

– У кого? – спросил Стив. Филипп потряс головой.

– Не знаю. Но мне это очень не нравится.

Следующий день мы провели в мотеле, следя за выпусками новостей, читая газеты.

На следующий день мы поехали в Мир Моря.

Филипп необычайно быстро смог избавиться от нервозности и паранойи, и в этот второй день от них и следа не осталось. Это по его настоянию мы поехали в Мир Моря. И он, и все остальные считали это совершенно обычным днем, нормальным выходным днем, увлеченно вычитывали расписание представлений дельфинов и касаток, бегали посмотреть на аквариум с акулами. Я не мог поверить, что они так легко забыли Бастера, что они так небрежно отреагировали на его смерть, и это меня угнетало чертовски. Пусть гибель Бастера и пропала незамеченной в большом мире, но хоть на его собратьях Незаметных она должна как-то сказаться? Или все мы настолько никому не нужны? И жизнь каждого из нас лишена смысла и значения?

На представлении касатки Шаму я не выдержал и напомнил. Мы сидели в переднем ряду, и только что нас окатил фонтан от плюхнувшейся в воду перед нами касатки, и все террористы хохотали так, что животики можно надорвать.

– Класс! – сказал Пол. – Отлично, что мы поехали в Сан-Диего!

Вот тут меня и прорвало.

– Мы сюда приехали, потому что обосрались, когда хотели взорвать Фэмилиленд, и Бастера там пристрелили, и те же самые хмыри готовы были пристрелить нас ко всем чертям. А для вас, мать вашу так и этак, это теперь каникулы!

– Ты это чего? – спросил Филипп. – Остынь.

– Остынь? Два дня назад ты заставил нас взорвать эти гадские дома, потому что за нами гнались эти гады в штатском...

– То было два дня назад.

– А Бастер погиб, и мы тут развлекаемся в этом свинском Мире Моря!

– Он ведь погиб не зря.

– Что?!

– Он отдал свою жизнь ради дела.

– Ага, и теперь мы все должны быть счастливы пожертвовать своей жизнью ради «Дела»! Маленькие издержки в нашем большом бизнесе. Я-то думал, что наша главная цель – освободить нас, чтобы мы не были винтиками в машине, детальками большой организации. Я думал, это битва за права личности. А теперь, оказывается, нам полагается растворить свою индивидуальность в группе. В твоей группе. – Я посмотрел ему прямо в глаза. – Лично я не собираюсь умирать. Ни за какое «Дело». Я хочу жить. – Я сделал театральную паузу. – И Бастер тоже хотел жить.

– Бастер погиб, – ответил Филипп. – И нам его никак не вернуть. – Он встретил мой взгляд. – И чего нам переживать? За что чувствовать себя виноватыми? Когда он был жив, мы всегда были с ним. Мы были его друзьями, его семьей, среди нас было его место, и он это знал. С нами он был счастлив.

Я не хотел верить Филиппу, но не мог не верить. Помоги мне Боже, я верил. Я говорил себе, что он понимает мой образ мыслей, что он умеет мной манипулировать, потому что слишком хорошо меня знает, но в это я себя заставить поверить не мог. Да, Филипп прав. Бастер в последние дни своей жизни был счастливее, чем когда-либо раньше, и все это из-за нас.

Филипп смотрел на меня спокойным взглядом.

– Я думаю, нам надо убить какую-нибудь знаменитость.

Я моргнул, захваченный врасплох.

– Чего?

– Я уже об этом думал. Как ты правильно сказал, мы в Фэмилиленде обосрались. Мы даже близко ничего не сделали такого, что нам полагается как террористам. Но я думаю, что убийство знаменитости даст нам аудиторию. Мы сможем преподнести наше дело общественности.

– Я не хочу убивать, – ответил я. – Вообще никого.

– Хочешь.

– А я говорю, нет!

Но снова какая-то тайная часть моей души соглашалась с аргументами Филиппа, думала, что он предлагает обоснованный образ действий.

– И я не хочу, – сказал Тим. – Чего просто не поймать знаменитость женского пола и не изнасиловать?

– А еще лучше похитить знаменитость, – предложила Мэри. – Так мы получим колоссальную рекламу. И не придется ни у кого отнимать жизнь.

– Мы все отнимали жизнь, – напомнил Филипп холодным и твердым голосом. – Кажется, вы с удовольствием об этом забыли. Среди нас девственниц нет. Ни одной.

– Но некоторые из нас извлекли уроки из своих ошибок, – возразил я.

– И что ты тогда предлагаешь делать? Ничего? Великие перемены требуют великих действий...

– Какие перемены? Кого мы тут дурим? Ты думаешь, убить кого-нибудь знаменитого переменит то, кто мы есть? Мы – Незаметные! И всегда будем Незаметными – незамечаемыми. Это факт, друг мой, и тебе лучше к этому привыкнуть.

Толпа за нами разразилась восторженными криками – Шаму проскочил через несколько горящих обручей.

– Знаменитость, – произнес Филипп с отвращением. – Мы сражаемся против самого этого понятия. Это – самая сердцевина несправедливости. Почему одних людей узнают чаще, чем других? Почему нельзя замечать всех одинаково? Горькая ирония в том, что убийство знаменитости сделает тебязнаменитостью в этом больном обществе. Марк Дэвид Чэпмен? Мы знаем его потому, что он убил Джона Леннона. Джон Хинкли? Он пытался убить Рональда Рейгана и был одержим Джоди Фостер. Джеймс Эрл Рей? Ли Харви Освальд? Сирхан Сирхан? Если мы убьем знаменитость, кого-нибудь достаточно крупного, мы нанесем удар по лагерю врага, и мы станем известными, мы сможем дать людям знать, что мы существуем, что мы есть.

– Это если нас поймают, – спокойно заметил Пит.

– Что?

– Аудиторию мы получим, только если нас поймают. Единственный способ привлечь к нам внимание прессы и телевидения. Иначе мы останемся так же неизвестны, как и сейчас. Полиция наверняка пачками получает письма, где люди берут на себя ответственность за такие вещи. Даже если мы позвоним или пошлем письмо, оно в этой груде потеряется.

Было очевидно, что Филипп об этом даже не подумал, и на секунду это выбило его из колеи, но он оправился в тот же миг.

– Тогда права Мэри. Мы должны похитить знаменитость. Тогда мы дадим копам послушать его голос – пусть знают, что он жив. Тогда-то они обратят на нас внимание. Мы будем грозить, что убьем его, если не выполнят наши требования. Это даст нам результат.

– Еще мы можем записать его на видео, – предложил я. – И послать копам запись.

Филипп повернулся ко мне, и его лицо медленно расплылось в улыбке.

– Отличная идея.

– Он улыбался мне, и я обнаружил, что я улыбаюсь ему в ответ, и его прежняя магия снова на меня действует. Мы снова стали одной командой.

Представление Шаму закончилось, и после долгих аплодисментов люди потянулись к выходам, собирая портфели и сувенирные сумки, устремляясь по амфитеатру и обтекая нас с боков. Мы остались на месте.