Незаметные - Литтл Бентли - Страница 66

Первой реакцией у меня было спрятаться, нырнуть обратно в пролет, потащив за собой тележку, как прячется в раковину рак-отшельник. Сердце бешено заколотилось, я не мог перевести дыхание. Меня выбило из колея начисто. Я тысячи раз представлял себе эту сцену в разных вариантах в мечтах, в фантазиях, и должен был бы знать, что делать, но я был так поражен, что растерялся полностью, и стоял у выхода из пролета, вцепившись в тележку, и только глядел. Я думал, что забыл, как она выглядит, забыл особенности ее лица. Я думал, что время и память смазали ее образ до какого-то общего женского лица. Но я не забыл – в глубине сознания не забыл, и увидеть ее снова было больно. Это лицо, глаза, губы – они вызвали волну воспоминаний. Проведенное нами вместе время вернулось волной сенсорной перегрузки. Все хорошее, все плохое – все.

Она была одета в новые джинсы и футболку, волосы были увязаны в конский хвост, и была она до боли красивой. Я вдруг ощутил, что одет в лохмотья, которые нацепил еще утром, когда мыл машину. Она стала поворачиваться в мою сторону, и я, не думая, шарахнулся назад за стенд коробок «тайда». Сердце колотилось, руки дрожали. Я боялся. Боялся, что она по-прежнему не захочет меня видеть, что она будет ненавидеть меня, что будет безразличной.

Боялся, что она переменилась.

Это был самый большой страх – что нет больше той Джейн, которую я знал. Уже три года прошло с момента нашей последней встречи, и целая жизнь была прожита за это время. Мы стали не теми, кем были, и, быть может, мы уже не совместимы.

Может быть, у нее есть другой.

Это был еще один большой страх, о котором я даже думать не хотел.

Я выглянул из-за коробок, подал тележку на дюйм вперед. Какая-то часть меня хотела убежать и оставить ее в памяти, убежденная, что новая встреча лишь разобьет долго лелеемые иллюзии. Ничто не может стать таким, как было.

Но другая часть хотела говорить с ней, коснуться ее, снова быть рядом с ней.

Я видел, как она перебирает пакеты с куриными грудками. Я не думал, что помню ее так ясно – но помнил, оказывается. Я помнил о ней все: как мигают ее глаза, как она перебирает вещи, как поджимает губы. Все это было и у меня в памяти, и перед глазами во плоти, и тут я понял, как сильно я на самом деле ее люблю.

Как будто резонируя на мою вибрацию, она вдруг подняла голову и посмотрела в мою сторону.

И увидела меня.

Мы оба застыли молча, глядя друг на друга и не двигаясь. Я видел, как она положила пакет с куриными грудками в свою тележку. И руки у нее тряслись так же сильно, как у меня. Она облизнула губы, нерешительно открыла рот, будто собираясь что-то сказать, и закрыла.

– Привет, – сказала наконец она. Голос. Я не слышал его три года, но я помнил его отчетливо, и он был для меня музыкой. У меня в горле застрял ком. Вдруг увлажнились глаза, и я вытер их пальцами, пока влага не стала слезами.

– Привет.

И тут я заревел, и она заплакала, и она держала меня, и обнимала меня, и целовала мое мокрое лицо.

– Как я по тебе скучала! – сказала она сквозь всхлипывания. – Как я по тебе скучала!

– Я тоже, – ответил я, крепко ее держа.

Я отодвинулся, взял ее за плечи, и в первый раз посмотрел на нее пристально. Она была еще красивее, чем всегда. Что бы она ни пережила за эти три года, что бы ни случилось с ней, она стала еще лучезарнее, еще милее.

Я сообразил, что раньше не думал о том, как она красива, – в те дни, когда мы жили вместе. Да, меня к ней тянуло, но этой объективно исключительной красоты я не замечал. Сейчас она была красива.

И она тоже была Незаметной.

Это до меня пока не дошло. Я знал это, распознал, но как-то еще не отметил.

И в этот момент это было неважно.

Я всматривался в ее лицо, рот, губы. Глядел в глаза. Я не знал, что сказать, не знал, как выразить свои мысли, свои чувства. Кто же мы теперь? Просто друзья? Старые близкие друзья, которые встретились после долгой разлуки? Или она чувствует то же, что и я? Хочет ли она снова вернуться к тому, что было, подобрать то, что мы бросили? Столько нужно было понять, столько обсудить. И при всей нашей близости в эту минуту между нами все еще был барьер. Мы слишком долго были в разлуке – почти столько же, сколько прожили вместе, и не могли установить тот контакт, который был между нами когда-то.

И тут я посмотрел ей в глаза и понял, как разрубить этот узел. Я сказал то, что хотел сказать, что чувствовал:

– Я тебя люблю.

И она ответила так, как я и хотел, как я и надеялся.

– И я тебя люблю.

И вся неуверенность исчезла. Мы знали, где мы теперь. Каждый знал, что чувствует другой и что другой думает.

Слова потекли свободно, вырываясь бурлящим потоком из губ, сталкиваясь и перекрываясь, сплетая двуцветную ткань двух не связанных историй. Она говорила, что сожалела о своем уходе, но была слишком упряма, чтобы вернуться и извиниться. Я сказал, что готов был приползти к ней, но боялся приблизиться. Я рассказал, что ушел из «Отомейтед интерфейс», и я рассказал ей о встрече с Филиппом и о Террористах Ради Простого Человека, но умолчал об убийстве Стюарта и о том, что творили потом террористы. Она мне рассказала, как обнаружила, что она Незаметная, как потом, работая официанткой, встретила женщину, которая тоже была Незаметной, женщину постарше, и с ней приехала сюда, в Томпсон.

Каждый из нас радовался, что мы снова нашли друг друга. И именно здесь.

– Нам предназначено быть вместе, – сказала Джейн, и в ее голосе был лишь легкий намек на шутку.

– Наверное, так, – согласился я.

Мы набрали покупок и поехали к ней домой – в один из одноэтажных домиков рядом с Мэйн-Стрит. Я был удивлен, увидев многое из ее старой мебели – той, что она забрала из нашей квартиры, – расставленную в просторной гостиной. Она явно не ощущала потребности ничего никому доказывать. Не было никаких попыток сделать комнату оригинальной или экстравагантной – просто мебель была расставлена так, как Джейн нравилось. Мне стало здесь уютно сразу же и полностью, и хотя я разумом осознавал анонимную однородность вкуса Джейн, мне все равно было приятно. Ощущение, что так и надо.

Как я мог тогда не заметить, что она – Незаметная?

Почему я раньше не догадался?

Дурак был, наверное.

Она приготовила обед – печеные цыплята с рисовыми макаронами – и все было как в старое время. Я смотрел телевизор на диване, пока она возилась на кухне, а потом мы ели в гостиной под «Опасность!» из телевизора, и было так, будто мы женаты и не разлучались никогда. Вернулись старые ритмы, наши привычки и манера речи, и не изменились маленькие личные пристрастия, и мы без труда вели и поддерживали разговор, и я вспомнить те мог, когда еще был так счастлив.

После обеда я помог ей помыть посуду. Когда Джейн мыла последние вилки, я затих, и она это заметила, наверное, потому что подняла глаза.

– Что такое?

– Что?

– Чего ты такой тихий?

Я посмотрел на нее и нервно облизал губы.

– Мы, э-э, будем...

– Заниматься любовью? – закончила она за меня.

– Заниматься сексом? – сказал я.

Мы оба рассмеялись.

Она посмотрела на меня, и губы у нее были красные, полные, бесконечно чувственные.

– Да, – сказала она. И положила мыльные руки мне на щеки, и встала на цыпочки и поцеловала меня в губы.

В эту ночь нам не нужна была прелюдия. Когда мы сорвали с себя одежду, я уже был твердым, а она влажной, и я лег на нее сверху и раздвинул ей ноги, а она ввела меня внутрь.

Потом я заснул блаженным сном без сновидений, а среди ночи она меня разбудила, и мы сделали это снова.

На следующее утро я позвонил на работу, что заболел, и говорил с Мардж Лэнг, личным секретарем, и почти видел, как она улыбается при разговоре.

– Мы так и думали, что ты сегодня не придешь.

Старший Брат за мной присматривает. Я постарался не подать виду:

– А почему?

– Все в порядке. Вы уже очень давно не виделись.

Такое детальное знание моих действий, мотивов и частной жизни должно было бы меня оскорбить, но почему-то не оскорбило, и я заметил, что сам улыбаюсь в трубку.