Чудовища морских глубин - Эйвельманс Бернар - Страница 90

Вот что весьма благоразумно сказал по этому поводу Хайатт Веррилл: «Океаны не так уж и изменились со времен начала мира, разве только уменьшились в размерах и испытали некоторое количество перепадов температуры. Конечно же, в глубинах всегда остается одна постоянная температура, около нуля; и нет никаких достаточно веских доводов предполагать, что она когда-то была другой, и то же можно сказать и о созданиях, проживавших в великих глубинах в далеком прошлом, ― нет никаких оснований считать, что не осталось их потомков или близких родственников, существующих и сегодня в тех же местах».

И кстати, всегда ли водные ящеры держатся около поверхности? Только потому, что они должны часто всплывать подышать, и из любви к теплой воде? Или потому, что не созданы для глубин? Вовсе нет. И даже есть серьезные основания предполагать противоположное, по крайней мере в случае с мезозавриями. Их четырехугольные кости так огромны и устроены таким образом (можно найти точно такое же устройство у кашалотов), что способны выносить поразительное давление бездны. Огромные китообразные, как известно, могут погружаться по меньшей мере на тысячу метров.

Следовательно, вполне вероятно, что и мезозавры должны были иметь столь же видимое дыхание, что у этих гигантских кашалотов. Мы на самом деле знаем, что внешне это дыхание выглядит как беловатая струя или, точнее, облачко и объясняется резким разложением легочного воздуха, попавшего в глубинах под жесточайшее давление. Все это тем более соответствует тому, что мы знаем о таинственном звере из бухты Алонг.

Тем не менее стоит признаться, что у мезозавра отсутствовали некоторые части, важные для идентификации морского змея, по крайней мере для «морского змея с шеей в виде ручки зонтика». У самого ящера шея была относительно короткой и такой же толстой, как тело и голова у морского угря. Кроме того, его голова совсем не была такой крошечной, как у мегофиаса Удеманса: она была удлиненной, как у крокодила.

На это можно ответить, что нужно быть очень самонадеянным, чтобы считать, будто мы знаем все до одной формы или, во всяком случае, основные формы. Каждый год приносит все новые открытия окаменелостей, и подчас совершенно неожиданные, которые требуют постоянной переработки установленный классификаций или принятых критериев. Так, может, следует все-таки признать, что не все плезиозавровые обладали маленькой змеиной головой на длинной шее жирафа, как собственно плезиозавры и эласмозавры? Некоторые, как кронозавры и брахаузениусы, напротив, имели относительно короткую шею и огромную крокодилью голову, сравнимые, скорее, с головой и шеей мезозавра. А раз существуют плезиозавровые с головой и шеей мозозавра, то почему не может быть мезозаврового с головой и шеей плезиозавра?

Во всяком случае, можно прибавить, что гипотеза, предложенная профессором Байяном, основана прежде всего на наблюдениях «драконов» бухты Алонг, которым ни один из свидетелей не приписал слишком длинной шеи. Это все так, но ведь существуют и описания этих «драконов» как более классических морских змеев, основная черта которых совершенно не подходит для рептилий: это их волнообразные движения принципиально в вертикальном плане. А у мезозавров (а также и у плезиозавров) вся анатомия базируется на перемещениях посредством волнообразных извивов в горизонтальном плане.

И еще эта чешуя, которую некоторые наблюдатели приписывали индонезийским чудовищам… На это возражение мы уже достаточно пространно отвечали в предыдущих главах. В 1904 году Шарль Перес выдвинул его впервые в таком виде, в каком оно существует сейчас, в «Revue des Idees»: «Даже наличие кожи, по виду чешуйчатой, недостаточно для категорического утверждения в пользу ящерной природы». Напомнив, что «кожная броня была характерной чертой первобытных китообразных и что мы сегодня присутствуем при последних стадиях ее исчезновения», Перес замечает весьма разумно:

«Согласно идеям Долло и Абеля, эти экзоскелетные образования развиваются под воздействием жизни в прибрежных водах, и их исчезновение связано с внешней адаптацией к действительно морской жизни. Следовательно, этой черте нельзя придавать решающего значения. Ихтиозавр, хотя и ящер, но имел гладкую кожу, а животное из бухты Алонг могло обладать спинными чешуйками и быть не более чем млекопитающим».

Одним словом, если до наших дней дожили мезозавры, то не будет ничего столь уж удивительного в том, что он окажется совсем другим неизвестным науке монстром, скажем морским змеем, которого описывали как огромного крокодила с плавательными лопастями, или лапами. Мы уже говорили выше, что речь может идти, в частности, и о некоем зажившемся на планете типе крокодилов исключительно морской среды обитания, из группы талаттозухиев, но, учитывая еще более совершенную адаптацию мезозавров к морской жизни вплоть до достаточно удаленных глубин, гораздо правдоподобнее предположить, что именно эту группу следует сближать с таинственным морским змеем с внешностью крокодила!

Но монстры этого типа, кажется, совсем не наблюдались французами, и встречи с ними никак не комментировались французскими натуралистами. Следовательно, ничего нет удивительного в том, что перед первой мировой войной научное мнение во Франции благоволило, скорее, к гипотезе о морском змее млекопитающем Удеманса, которая, впрочем и по сей день собирает в этой стране большинство голосов.

Французский период заканчивается на французских же берегах

Каждый раз, когда некая страна начинает проявлять интерес к проблеме морского змея, после наблюдений, проведенных достаточным количеством народа, или же внушительных заявлений прославленных ученых можно встретить одно и то же явление. Растет число как подлинных, так и ложных свидетельств, и случается конфуз: оказывается, описываемых типов-то несколько!

Во Франции, впрочем, последствия дела о бухте Алонг ощутились вообще довольно нескоро и весьма слабо. Можно было видеть, как появлялись год от года статьи разных знаменитостей, по большей части зоологов, но в великосветском обществе почти никаких реакций не было. Без отважной инициативы провинциального ежедневника «Уэст-Эклер» в 1922 году досье французского морского змея вообще осталось бы плачевно худым. Здесь не случалось ничего похожего на поток информации, отвечающий в Великобритании на каждый важный и неожиданный поворот дела.

Но свидетельства тем не менее имелись.

Так, 13 апреля 1905 года капитан П. Гюйю, возвращавшийся из Чили на борту «Роны», как раз перед тем, как миновать мыс Горн, имел весьма странную встречу:

«…Я увидел, как метрах в двадцати по кильватеру на высоту метра в полтора из воды высунулась голова животного, которого я, скорее, всего могу сравнить с теми, которыми украшались носы кораблей скандинавских пиратов и больших джонок на Нигере. Животное, казалось, было в растерянности. Я видел лишь шею и голову, которые вздымались в ответ на извивы туловища, которое мне показалось довольно большим. Оно двигалось с весьма значительной скоростью».

Вот и первое сообщение о морском змее из южного полушария, с широты столь же далекой, как Южная Америка, из мест, редко посещаемых кем-либо, кроме моряков. Впрочем, должен подчеркнуть, что это единственное донесение. Я не нашел ни одного наблюдения морского змея с морских просторов Чили и Перу, как, впрочем, и со всего восточного побережья Южной Америки.

Последующие наблюдения происходили в Средиземном море, недалеко от берегов Корсики. В октябре 1907 года рыбаки из Кальви видели в заливе Порто то, что они поначалу приняли за связку плывущих тел, но что впоследствии оказалось морским чудовищем метров в шестьдесят. Объятые ужасом, люди поспешили к берегу, где переполошили всех своих коллег. Тут же все население побережья облепило скалы, чтобы увидеть, как морской змей плавает на поверхности.