Цветущая, как роза - Лофтс Нора - Страница 37

— А где твои собственные тридцать фунтов? Они-то были твоими?

Бородатое лицо его осветилось, под густыми бровями озорно зажглись серые глаза, которые тут же обрели обычное серьезное выражение.

— Я обвиняю тебя в краже МОИХ лошадей. Они стоили тридцать фунтов моих собственных сбережений. Да, именно, тридцать я на них и потратил. Остальное свое барахло можешь забирать хоть сейчас. Пока, Кезия.

Я дернул поводья, и телега медленно тронулась. Кезия сделала несколько шагов вслед за нами, продолжая злорадно пришептывать:

— Так ты потерял их, не так ли? — Со своим скрипучим смехом она вернулась к дому, откуда снова донеслось ее ворчание: — Больше работай руками, да поменьше трать мыла.

— Это ты ловко придумал с тридцатью фунтами, но все равно это не оправдание, чтобы упоминать имя Всевышнего всуе.

У меня при этом чуть было не вырвалось «О Боже!», но я быстро поправился: «А, брось!» и, щелкнув поводьями, подумал: «Бедняжка Линда, и она прожила с этими двумя столько времени без всякой отдушины!».

Дни мчались быстро. Я подготовил лес для постройки собственного дома и начал сушить его. По соседству то и дело вырастали небольшие домишки. Пикл женился на Кезии, Тим Денди взял в жены Марту. В один из декабрьских дней Линда с помощью Майка и нескольких добрых женщин благополучно произвела на свет двух мальчиков-близнецов. Это было большое событие, всколыхнувшее наше селение. О нем много говорили, поминая сыновей Громов, что побудило Эли окрестить новорожденных Джеймсом и Джоном. Многие цитировали строки Писания, благословлявшие многодетные семьи. Я старался не принимать все это близко к сердцу, но, когда весной Ральф подстрелил большого медведя, попросил его отделать шкуру, которую затем и отнес Линде.

— Это для твоих негодников, пусть ползают, — небрежно пробормотал я. — О, Филипп, они такие милые. Ты же еще ни разу не видел их. Как они прелестны. Войди, взгляни на них.

— Нет у меня времени, чтобы любоваться младенцами, — с напускной серьезностью отказался я.

— Ладно.

Линда взяла в охапку блестящую шкуру и улыбнулась. При этом все ее существо так светилось любовью и нежностью, что острая боль внезапно пронзила мое сердце.

— Мне так хочется отблагодарить тебя, Филипп.

— Это вполне в твоих силах, — ответил я не задумываясь. — Ты ведь можешь надеть свое малиновое платье на одно из субботних собраний? Я не переношу это твое мрачное одеяние, будто ты вечно на похоронах. Если ты наденешь свой наряд, я подарю тебе к нему меховую накидку. У Ральфа много хороших шкур.

Лицо ее озарилось, но лишь на короткое мгновенье.

— Действительно, как это было бы замечательно. Но я не посмею. Пшеница сгниет в земле или начнется мор скота, стоит мне только осмелится сделать что-то подобное.

— Да уж, — мрачно проговорил я. — Есть много разновидностей мора скота.

Она так и не надела свое малиновое платье. Никто из женщин не носил цветных нарядов. И, наверняка, именно по этой причине урожай выдался замечательным, а у свиней вместо мора появились выводки замечательных здоровых визжащих поросят. Гарри Райт, безземельный член нашего общества, который женился на Ханне Крейн, отделился от своего тестя и построил мельницу как раз у входа в долину, где течение реки было особенно сильным. И хотя большую часть года место было достаточно уединенным и безлюдным, после сбора урожая Ханна могла наслаждаться общением больше, чем любая другая женщина нашего селения. Свистуны, Майк, Энди и я были единственными оставшимися в бараке, большая часть которого теперь использовалась как место собраний.

После сбора урожая я приступил к строительству дома. Свистуны как-то незаметно привязались ко мне. Джейк Крейн, старший из квакерских сыновей начал было проявлять внимание к Джудит, и я уж было подумал, что молодые люди поженятся. Но цыганка четко дала понять всем, включая самого беднягу парня, что ничего подобного она в виду не имеет. Я предложил всем троим построить отдельное жилище, и даже хотел одолжить им все необходимое для ведения хозяйства, но ни Ральф, ни Саймон, казалось, не обрадовались этому предложению. Они заверяли меня, что ничего не смыслят в земледелии, и сама мысль о том, чтобы нести ответственность, даже перед собой, за состояние какого-то клочка земли наводила на них смертельную тоску. Они были бы намного счастливее, если могли бы жить у меня на кухне, оказывать мне помощь, и когда им того захочется, чувствовать себя свободными, чтоб побродить по лесу в очередном своем приступе бродяжничества. Джудит спокойно заметила, что за хозяйством кто-то должен присматривать после завершения строительства дома. И поскольку запасов у меня было достаточно, и вся эта компания была мне по душе да и все шестеро прекрасно уживались друг с другом, я отказался от дальнейших попыток подстегнуть их честолюбие, и, собрав урожай, мы приступили к сооружению общего дома. Должен признать, что я очень придирчиво относился к строительству.

Мне не хотелось иметь лачугу, которая через несколько месяцев покосится и будет зиять дырами. Лес для дома был заготовлен прошлой осенью, он выдержал сезон осенних дождей и хорошо просушился на летнем солнцепеке. Нижний этаж соединялся с верхним лестницей, и, так как нас было шестеро, я посчитал, что иногда каждому из нас будет полезно ненадолго уединяться. Также мне хотелось иметь несколько лишних комнат, поскольку в то время мы жили на самом краю необжитой земли, а я верил в то, что наступит час, когда через Зион пройдут такие же отважные путешественники, как мы, и будут нуждаться в нашем гостеприимстве. Темными вечерами второй зимы нашего пребывания в Зионе мы с Ральфом наносили последние штрихи отделывали гостиную, украшали трубу, вставляли в дверь огромные саффолкские замки, и — что было еще более забавно для нашего крошечного самодеятельного городка — изготовляли внушительный молоток на входную дверь, который был настоящим произведением искусства из дерева, толщиной в четыре дюйма.

В законченном виде строение выглядело весьма солидно и органично будто само выросло на этом месте.

Как только мы въехали в новый дом и не успели еще даже расставить мебель, Ральф обратился ко мне с просьбой одолжить ему пару лошадей для поездки в Салем. Нужно было привезти кое-какие вещи для всего селения, кроме того, он хотел продать свои шкуры.

— Что, опять зуд в ногах? — пошутил я.

— Да, — сказал он, осклабившись. — И надо бы еще подзаработать. Да и Саймон отвлечется от своих неприятностей. Он просто сам не свой после того, как Пиклы застращали его.

— Застращали? Почему это?

— Все из-за Магитабель, хозяин. Он влюбился в девушку, но ее родня не переносит цыган. Только ничего об этом Саймону не говорите. Это так задело его.

— Не могу понять, Крейны были бы рады выдать Джейка за Джудит, а Марта Пикл и Ханна Крейн вышли замуж за молодых людей, которые нисколько не богаче и не лучше, чем Саймон. Может, мне поговорить с мистером Крейном?

— Ради Бога, хозяин. Только не это! — в голосе его послышалась настоящая тревога. — Видите ли, один-два раза она выскользнула из дома, чтобы встретиться с ним. Мы, цыгане, не обхаживаем наших девушек где-нибудь в углу кухни, как это принято у вас. Недавно Марк Пикл выследил их. Он поднял такой шум! Пиклы пригрозили, что, если Саймон кому-то проболтается о слабости их сестры, они заставят его горько пожалеть об этом. Не думаю, что Саймон испугался, мы с ним могли бы уложить хоть сто таких Пиклов, но он не хочет причинять горе девице. Итак, он пока оставил все это, и никому ни слова не сказал, только мне. Но сам себя съедает. Вот, что я знаю наверняка. Поэтому поездка в Салем…

— Ладно, бери лошадей. Надеюсь, ты вернешь их. А то опять увидишь какой-то корабль в Салемской бухте и захочешь узнать, куда он отправляется.

— Все-то вы помните, хозяин, — рассмеялся цыган нисколько не смутившись. — Но даже если бы я и захотел уехать, Саймон-то ни за что не согласится. Так он к ней привязался. Он хочет переждать, пока все поуляжется, понаблюдать за ней. И если она действительно хочет выйти за него, он украдет ее и женится.