Цветущая, как роза - Лофтс Нора - Страница 57

— Выйди-ка на минуту и подожди меня на крыльце, — сказал я тихо, улучив момент, когда девушка подавала мне мед. Она открыла дверь на задний двор, при этом Джофри отметил:

— Смотрите, светлеет. Пора отправляться в путь. Ваши лошади плетутся со скоростью плуга.

Я поставил недопитую чашку на стол, направился к двери, выглянул наружу и сделал шаг вслед за цыганкой.

— Послушай, — сказал я, держа в руках старые пистолеты. — Если… если суждено произойти самому худшему… ты сможешь застрелиться. Второй пистолет дашь миссис Мейкерс и скажешь ей то же самое.

Ее глаза, всегда казавшиеся такими блеклыми на фоне смуглого лица, сверкнули как капли чистой воды в слабом свете зари.

— Ради вас я могу сама застрелить ее, если уж до того дойдет. Из-за своих детишек она может все испортить. — Голос девушки звучал хрипло.

— Спасибо, — сказал я.

Наши пальцы соприкоснулись, когда я передавал ей оружие, и я ощутил жар ее кожи на своей ледяной руке. Она взялась за дула тремя пальцами, опустив рукоятки вниз.

— Осторожно, — предостерег я. — Они заряжены.

Девушка легким движением пальцев повернула оружие и, слегка подбросив пистолеты вверх, ловко уложила на ладонь. Все это время она искоса задумчиво смотрела на меня.

— Ну, прощай, — нарушил я неловкое молчание.

— Прощай, Филипп! — ответила она нежно и твердо. — Прощай, Филипп!

Правой рукой она резко обхватила мою шею, притянула к себе и страстно прильнула к моим губам в долгом поцелуе.

— Да хранит тебя Господь, — попрощалась она.

Я только пробормотал в ответ:

— Тебя тоже, Джудит.

В этот момент вся компания высыпала из дому.

— Она что, приставала и к вам, чтобы вы взяли ее с нами? — спросил Ральф, когда мы оседлали коней.

— Нет, а что? — поинтересовался я. — Ей-то зачем ехать с нами?

Она из меня все кишки вытрепала. Хуже нет женщин, чем вот такие. Все умеют, и не хотят понимать, что есть вещи, которые не для них. — Он задумался, а потом добавил:

— Интересно, почему она вас об этом не попросила.

— Понятия не имею. Я бы, наверное, позволил ей. Она хорошо стреляет? — Прекрасно, — кратко ответил он. — Это ей еще может пригодиться здесь.

«Ага, — подумалось мне, — значит, не один я сомневаюсь в нашей победе, даже этот огромный пышущий здоровьем храбрец не верит в нее». И хоть мысль сама по себе была довольно-таки тревожной, она утешила мое самолюбие. Мне было бы неприятно сознавать себя единственным Фомой неверующим в нашем храбром отряде.

И только один человек пребывал в абсолютной уверенности в победе. Это был Джофри. Всю первую половину дня он вел себя, как юноша на увеселительной прогулке. Даже его кобыла ступала не так, как наши, — она гарцевала, забрасывала ноги и подпрыгивала.

— Давайте споем, — предложил Джофри. — Часов до двух мы еще можем петь, потом нужно будет соблюдать осторожность.

В это утро действительно хотелось петь, несмотря на цель нашей экспедиции, заставившей нас покинуть уютное убежище долины.

К моему удивлению, предложение спеть было поддержано Эли, который наполнил свои могучие легкие воздухом и затянул:

Владыка наш, наш свет в ночи

От тьмы спаси и защити.

И путь нам, смертным, укажи.

Ты нас веди и сохрани,

Дай кров и дух наш укрепи.

И путь нам, смертным, укажи.

Чрез искушенья и грехи

Чрез слабость тела и души

Ты путь нам в вечность укажи.

Наш разум скромный просвети

И мудрым словом вразуми

И путь нам в вечность укажи.

Эту песню мы часто пели по дороге из Салема в Зион, и должен признать, что она не зря стала нашей любимой. Мелодия была в бодрящем ритме марша, и я всегда считал, что первые строки были пронизаны истинной поэзией, которая и побудила автора развить свой удачный опыт полного псалма.

Джофри, ехавший рядом со мной, запел:

Одним прекрасным жарким днем С моей красоткою вдвоем…

И Ральф, следовавший за ним, подхватил с энтузиазмом:

Мы в тишине глуши лесной…

Я поспешил перебить его:

— Только не эту, Ральф! — И пояснил Джофри, который удивленно осекся при моих словах: — Они могут повернуть назад, если вы будете распевать такие фривольные песенки.

Он только рассмеялся в ответ, некоторое время помурлыкал что-то себе под нос, потом снова зычным и отчетливым голосом начал, явно давая понять, что на этот раз не позволит себя перебивать:

Я встретил женщину, чей лик

Мне в душу самую проник,

Теперь лишь смерть имеет власть

Унять души смятенной страсть…

Он помедлил на самом захватывающем месте мелодии. — Дальше, дальше, — подбодрил я.

…И стройный стан и блеск очей

Храню я в памяти своей,

Как будто может кто украсть

Души моей смятенной страсть.

Джофри снова помолчал и вдруг рассмеялся:

— Еще? — обратился он ко мне, как к ребенку. Я кивнул.

Любви известен нрав манящий, Изменчивый и преходящий.

Но и она не даст мне власть Смирить души смятенной страсть.

— Это вы сами сочинили? — поинтересовался я, зачарованный красотой и складностью строк. Может, и у него в жизни была встреча в лесу с такой же Линдой, которой он навсегда отдал свое сердце.

— О Боже! Нет, конечно. Это одна из популярных песенок. Есть даже в сборнике. А вот еще одна в том же духе. — Он осадил игривую Лэсси и, поравнявшись с моей покладистой кобылой, запел:

Храни в душе мою любовь,

Пусть сердце воспаряет вновь,

Пусть взор иной волнует кровь,

Храни в душе мою любовь.

Я слушал зачарованно, думая о том, что мне никогда не удавалось излить свои чувства в таких точных и выразительных рифмах. Если выйду живым из этой битвы, то, вернувшись домой, обязательно уничтожу свою маленькую тетрадку со слабыми упражнениями в стихоплетстве. Потому что совершенство и отточенность стиха уникальны и неповторимы.

Храни, не дай предать забвенью

Те чудотворные мгновенья.

Тех чувств, не знающих сомненья,

Храни, не предавай забвенью.

Не забывай тех светлых дней,

Когда огнем любви своей

Горел ты, словно Прометей,

Не забывай тех светлых дней.

— Великолепно, — восхитился я, когда по моей просьбе певец вторично исполнил песню, так что слова ее навсегда врезались мне в память. — Великолепно.

— Боже, Филипп, как вы восторженны! Он что, задел нежнейшие струны вашей души — Уайет, я имею в виду? Вы поэт или влюбленный?

Краем глаза я испытующе наблюдал за ним, но не заметил ни тени насмешки на лице молодого человека.

— И в том, и в другом плане я полный неудачник. Но у меня было все точно, как в этой песне. Я увидел ее один только раз, и это решило всю мою судьбу.

— И чье же упорство и непоколебимая вера помешали вам? — спросил он, отбрасывая со лба прядь. — Что произошло? Она не обращает на вас внимания? Я вздохнул, ничего не ответив, боясь выдать свои чувства.

— Завидую вам, завидую, завидую, — скороговоркой повторил Джофри. — По крайней мере, для вас это что-то значит. Если бы вы МОГЛИ прыгнуть в постель с какой-то красоткой, ведь вы бы испытали при этом какие-то чувства?

— А вы нет?

— Обычную физиологическую реакцию. — И он ладонями сделал красноречивый жест над головой лошади. — Быстро загораюсь и быстро остываю. Наверное, это все моя французская кровь — отец мой был французом, я говорил вам, наверное. Но я никогда не задумываюсь об этом. Просто лежу себе и сравниваю. Можете поверить? Можете ПРЕДСТАВИТЬ себе такое уродство? Но все-таки остается надежда. Я ВЕРЮ, что когда-нибудь отдам кому-то свое сердце как… минутку…