Крестник Арамиса - Магален (Махалин) Поль - Страница 57

— Сюда!.. Быстро!.. Ко мне, — подзывала она его, как собаку.

Итальянец приблизился согнувшись.

Хозяйка схватила его за запястье и крепко сжала.

— Зоппи, сколько господин дю Мэн заплатил тебе за то, чтобы избавиться от меня?

Гомункулус опрокинулся навзничь:

— Мадам, мадам, клянусь…

Она посмотрела в его глаза.

— Предательство написано у тебя на лице, — сказала она, тяжело дыша и, указала на графин: — Ты положил туда яд.

— Мадам, уверяю вас…

— Не клянись, не лги. Признайся. У меня мало времени. Признайся, или я заставлю тебя выпить то, что осталось.

Злой негодяй согнулся в три погибели.

— Мадам, о мадам, признаюсь…

Элион схватил его за горло.

— Несчастный, я уничтожу тебя! — закричал он.

Молодая женщина протянула руку:

— Нет!.. Оставьте его, оставьте, прошу вас!

Кожа Арманды покрылась красными пятнами так же, как было с герцогиней Бургундской. Глубокие борозды исказили прекрасные черты ее лица, шея раздулась. Несчастная испытывала страшные муки: Господь мстил за принцессу.

— Оставьте этого человека, — повторила Арманда де Сент-Круа сдавленным голосом. — Когда он подчинялся, мне, он ничего не знал… Живая, я никогда не отказалась бы от возмездия. Смерть освобождает меня от него… — И, собравшись с силами, сквозь приступы боли она проговорила: — Я наказана за поражение и наслаждаюсь им, как наслаждалась бы победой… Пускай не удалось отомстить королю, но утешусь тем, что своей смертью выражу ему презрение…

Зрачки несчастной остекленели, лицо осунулось, щеки ввалились внутрь, на губах выступила пена, волосы поседели. Она скорчилась в муках.

— О, ад уже начинается на земле!.. — прохрипела она и с усилием повернулась к забившемуся в угол Зоппи: — Эй, слабоумный, ты что же, не мог меня убить поласковее?..

Элион стоял, прижавшись к стене, с ужасом наблюдая за этой страшной сценой казни. Вдруг заскрипели ступени лестницы.

— Стрелки! — вскричал крестник Арамиса.

— Поздно… — едва слышно пробормотала дочь де Бренвилье.

Господин де ла Рейни вместе с жандармами ворвался в комнату. В этот момент Арманда де Сент-Круа издала последний вздох.

На следующий день господин д’Аламеда, Элион и Вивиана отправились в Мадрид.

…Вернемся в первые дни сентября 1715 года в особняк господина д’Аламеды на улице Сан-Херонимо, где читатель уже побывал в начале рассказа.

Старинные часы в деревянном корпусе искусной работы, с тяжелым скрипучим маятником, пробили восемь. Уже стемнело, спальня Арамиса освещалась по испанскому обычаю горящими углями, тлевшими в большом медном тазу.

Бывший мушкетер, бывший епископ Ванна, бывший заговорщик или, если угодно, таинственный глава Общества Иисуса вытянулся в большой постели, окруженной пологом из темно-красного шелка. Он лежал неподвижно, скрестив руки на груди, и, ловил свое дыхание, неумолимо ускользавшее от него. Подле кровати стояла скамеечка для молитв, на стене поблескивало серебряное распятие.

У изголовья стояли мужчина и женщина. То были Элион и Вивиана, приехавшие из своего поместья Эрбелетты сразу же, как только получили депешу французского посольства, извещавшего, что старый сеньор очень плох и слабеет с каждым днем.

Немногим влюбленным даруется счастье на всю жизнь. Вивиана стала еще очаровательнее, да и Элион в камзоле с галунами отнюдь не потерял обаяния. После битвы при Денене, где Королевский полк под его командованием явил чудеса храбрости, господин де Виллар пожаловал ему новый чин.

Что же касается господина д’Аламеды, тот никак не сдавался под напором времени и недугов. По крайней мере, притязаний на феноменальное здоровье и долголетие он не оставил.

— Это очень благородно с вашей стороны, дети мои, — сказал он, — что приехали напомнить о себе… Впрочем, я вас не забыл и даже собираюсь, когда выздоровею, поехать надоедать вам в Эрбелетты…

Он попытался приподняться.

— Ну и темно же здесь! Как в могиле… Прикажите зажечь свет… Хочу любоваться вами: тобой, милая, ты ведь так похорошела после замужества, и вами, сударь, дорогой крестник, — уж больно вы стали представительным и очень напоминаете благородного Атоса и воинственного д’Артаньяна — бедных моих друзей…

Принесли подсвечники, и из мрака проступило бледное, худое лицо умирающего. Вивиана и Элион, как ни старались, не смогли подавить скорбного вздоха.

— Находите, что я неважно выгляжу? — спросил старик и посмотрел на них странным взглядом, словно обращенным в глубину своей души. Они не знали, что и сказать: любой ответ мог показаться неискренним или даже насмешливым.

— Вы немного бледны, сударь, — ответила наконец молодая женщина.

— Немного… — повторил бывший мушкетер и мрачно засмеялся. — И поглядев в печальные глаза барона, ободрил его: — Ну-ну, гоните черные мысли!.. Я, конечно, не стану утверждать, что свеж, как роза… И вряд ли смогу начать жить заново, но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что у меня еще есть время любить вас…

Старик задумался и с грустью добавил:

— Я потерял Базена… Он не покидал меня со времен моей службы в роте Тревиля… Всегда был добрым и верным!.. Но под конец поистрепался, стал пустомелей, может быть, даже лишился ума…

— Не говорите столько, крестный, — сказал Элион, — вы устанете.

Старый сеньор надул губы.

— Ты напоминаешь мне о моем насморке?..

Сильный приступ кашля прервал его. Герцог корчился так, что казалось, вот-вот вывернется наизнанку. Наконец кашель прошел.

— Решительно, — причмокнул старик губами, — по выздоровлении надо подумать, как избавиться от мокроты.

Неожиданно появился мажордом.

— Ваша светлость, — доложил он, — к вам гонец из Рима…

Арамис заволновался. Его изможденное лицо вспыхнуло алчным любопытством.

— Гонец из Рима!.. Пригласите скорее! — заерзал он в нетерпении.

Гонец держал в руке конверт с печатью Общества Иисуса и, кланяясь, передал его умирающему.

— От синьора Франческо Колонна.

— Хорошо. Давайте и идите. — Костлявая рука высунулась из-под стеганого одеяла и схватила послание.

Старик попытался тут же открыть конверт, но окостеневшие пальцы не слушались. Он протянул его мадам де Жюссак и сказал раздраженно:

— Не разберете ли мне эту абракадабру, баронесса?

— С удовольствием, господин герцог.

Молодая женщина распечатала конверт и быстро пробежала послание.

— Господин Колонна извещает вас, — начала она, — что святой отец переживает в этот момент приступ подагры, который грозит ему кончиной…

Призрачная улыбка заиграла на губах бывшего епископа Ванна.

— Ох-хо-хо! Бедный Клемент XI!.. Однако он моложе меня… Ну, не все же имеют стальные мускулы, приводящие в движение железный костяк.

Вивиана продолжала:

— Кардиналы волнуются ввиду будущего конклава. Уже выдвигаются кандидатуры на папский престол, хотя его святейшество еще жив. Империя пытается протолкнуть епископа Кельна.

В глубине потухших глаз Арамиса сверкнула искра гнева.

— Узнаю австрийский дом… Вчера мечтали захватить для своего эрцгерцога испанскую корону, сегодня грозятся отдать одному из своих подданных тиару…

Страсть придала ему сил.

— Но они забыли о Франции… — воодушевился старик. — Франция всемогуща на конклаве… Людовик XIV сумеет повлиять на голосующих… — И добавил, прищурив глаза: — Именно мне великий король пообещал наследство Льва X и Сикста V.

— Увы! — раздался на пороге комнаты чей-то голос. — Людовик XIV умер!

Арамис приподнялся на локте. Супруги де Жюссак обернулись и увидели господина д’Аркура. Он подошел к постели герцога, полный скорби и отчаяния.

— Умер! Король! — воскликнули супруги де Жюссак.

— Умер, — повторил Арамис и уронил голову на подушку.

— Я только что получил обстоятельную депешу от Поншартрена, — тихо сказал д’Аркур.

Де Жюссаки выехали из Эрбелеттов раньше, чем стало известно о печальном событии первого сентября. И посол Франции принялся рассказывать обо всем случившемся.