Записки prostitutki Ket - Безымянная Екатерина - Страница 16

На этом месте я окончательно съехала со стула, пес только довольно гавкнул.

— А от меня вы чего хотите? — спрашиваю.

— Как чего? — спросил меня мужичок, словно я с другой планеты и не понимаю простых вещей. — Я же говорю, у него на женщин стоит. Вы его трахните хорошенечко, и все дела. Это можно, я читал, анатомически вы с ним друг другу подходите.

Я! Анатомически подхожу собаке! Приплыли. Блин, хорошо, что не лошади. А что? Неплохая такая идея. С собачкой за пятнашку, а с лошадкой, так уж и быть, за тридцатничек…

Нет, я понимаю, тараканы там в голове хороводы водят и фейерверки устраивают.

Нет, я понимаю, весеннее обострение у них, у шизанутых, дурка плачет, понимаю.

Но я так орала! Я так орала!

В общем, дядечка был послан в пеший тур далеко и надолго.

С напутствием собачку кастрировать, самому полечиться, и без возможности вернуться снова.

Крокодиловы слезы

Бытует миф, будто крокодилы, поедая жертву, проливают слезы.

Верить или не верить в такие шутки природы — вопрос второй, но «Википедия» утверждает, будто это действительно так.

Так вот: клиенты иногда тоже бывают плачущими крокодилами.

И хочется из них сразу сделать сумочку. И туфли.

Вот приходит мужичонка — худ, высок, широкоплеч. Ничем не примечателен. Только жалостлив уж слишком. Глаза внимательны, участливы, все по ручке норовит погладить. Того гляди — конфетку даст.

Начинает не сразу. Ему проникнуться надо, расположить к себе, о жизни расспросить.

Смотрит грустно и печально, в душу лезет, головой кивает.

Не просто лезет — без мыла пролезает.

Ну понятно — расчет в коридоре, берет стандарт. Орал и классику, прошу заметить.

Дальше шмотки на кресло, душ, тапки, полотенце.

И вот сидит он уже голый на моей кровати, но начинать все как-то не спешит.

— Ну, рассказывай. — говорит он. И смотрит грустно.

— О чем, милый? — спрашиваю я.

И готовлюсь к девиационной прозе.

О чем может попросить рассказать голый мужик, сидя на моей кровати? Щас угадаю. Нашептать про групповушку? Рассказать, как я себя ласкаю? В какой позе я хочу?

Мне-то пофиг. Что захочет — расскажу.

— Как дошла до жизни такой… — уточняет он.

И смотрит пристально.

Баалиин! Вот как я это ненавижу! И вопрос этот дурацкий, и людей, что его задают.

Шла, шла и дошла.

Улыбаюсь заученно:

— Милый, это совсем не интересно. Давай лучше ты мне расскажешь, как любишь. Да?

И аккуратненько беру его за член.

Он убирает руку:

— Нет, ну подожди. Не так сразу. А вот расскажи, тебе нравится твоя работа?

И тут же, не давая мне ответить:

— Только не говори, что нравится. Это же ужасно, правда? Вот так, с любым… Ужасно, да?

И смотрит печально-печально.

Я перезагружаюсь. Какого ответа ждет голый мужик, который пятнадцать минут назад оставил мне баблишка и потопал в душ?

Вот я скажу, что да, ужасно — и что, он встанет и уйдет, подкинув мне деньжаток?

— Работа как работа, — говорю я ровно, — бывает хуже. Давай-ка лучше что-то делать.

Он явно понял, что жаловаться я не собираюсь, и сразу завел монолог:

— Ах, бедная девочка, я понимаю, ты не можешь мне сказать всю правду.

Но ты знаешь — я вас всех так жалею… Вот жалко мне. Я когда смотрю на это все — молодые девочки, как мне вас всех жалко, что так жизнь сложилась. Я же все понимаю, я понимаю, что на самом деле это все очень тяжело. Ну ничего, все еще наладится, обязательно…

В этот момент я одупляюсь, что он гладит меня по руке.

— Иди сюда, моя девочка, — тянет он меня и зачем-то начинает гладить по голове, — я буду с тобой очень нежным, я не такой, как они все… бедная моя девочка.

Я аж расчувствовалась.

А у него встал.

Ээх, видали мы вас, извращенцев.

И я надеваю резинку, становлюсь лицом в подушку.

— Моя бедная дееевочка, моя бедная дееевочка… — шепчет он, поглаживая мою спину, и…

— Аай! — выскакиваю тут же. Он явно не туда попал. Точнее, туда, но не туда, куда уплочено.

— Ой-ой, прости, — говорит он виновато, — я нечаянно.

И смотрит преданно-преданно.

— Осторожней, милый, — воркую я.

С кем не бывает?

— Аааай! — вылетаю я из-под него второй раз. На этот раз он мало того, что попал в неоплаченные номера, так еще и прошел дальше.

— Ой-ой! Прости, что, снова не попал? — он донельзя сконфужен.

— Не туда, — нахмуриваюь я, — давай я лучше буду снизу. Тебе удобней будет попадать.

— Нууу… — говорит он обиженно, — я не хочу, чтобы ты снизу. Я буду аккуратно, извини.

— Ладно.

Я снова встаю в позу зю.

Он попадает куда надо, две-три фрикции, иии…

— Та твою ж маму! — ору я.

На третий раз я понимаю, что целится-то он как раз очень хорошо. И как раз туда, куда он хочет.

Я разворачиваюсь, сажусь:

— Милый, если ты хочешь попадать туда, куда ты попадаешь, доплати, возьми смазку и попадай.

— Ой, прости-прости! — тараторит он. — Я действительно случайно. Прости, ты такая сладенькая, я просто не могу себя контролировать.

— О’кей, — говорю я, — тогда давай я буду все контролировать.

И ложусь на спину. Он слегка обижен, но не возникает. Громоздится сверху, и процесс идет.

— Расслабься, — шепчет он, — ты так напряжена. Расслабься, доверься мне, все будет хорошо, моя хорошая бедная дееевочка…

Его руки скользят, скользят, скользят… ну и куда они скользят?!

Я ловлю палец на подлете. Вот прямо где-то рядом с неоплаченными номерами.

Зассрранец!

— Ну что тебе, жалко? — вдруг говорит он мне зло. — Я только разик, тебе что, жалко?

— Да, жалко, — отвечаю я не менее зло, — на анал мы не договаривались.

— Ой, что ты из себя целку строишь? — взрывается он. — Какая тебе разница, куда?

— Разница есть, — спокойно отвечаю я, — доплатишь — не будет.

— Ладно, нет так нет, — как-то слишком спокойно говорит он, — давай тогда лучше минет.

— Хорошо, милый, — усмехаюсь я, меняю резинку, устраиваюсь поудобней, наклоняюсь…

И понимаю: что рвать — ему совсем не принципиально. Начал с моей попы, а теперь рвет волосы.

Ему явно нужен мой скальп. Целиком.

— Милый, — замечаю я, — ты не мог бы аккуратней? Расслабься, я все сделаю.

— Да-да, хорошо, хорошо… ООО, как хорошо, — он расслабляется, — да, да, давай, моя девочка…

И тут так — ххоп!

Живой шампур, глаза навыкате, мычу.

Нет, я-то могу так глубоко. Но не внезапно же! Я ж не готова. Ну и скальп мне отчаянно жаль.

Он ослабляет хватку, и я отскакиваю, как ошпаренная.

— …..!…!…! — выдаю я ласково, хриплю и хватаю воздух.

— Больно, да? — виновато спрашивает он. — Прости, я нечаянно.

И так пять раз.

— Ой! — каждый раз говорит он участливо.

«Сссука…» — думаю я про себя.

Он одевается долго, сопит, в последние пять минут садится на кровать, смотрит печально и полуспрашивает-полуутверждает:

— Ну, я еще приду?..

И продолжает:

— Ты знаешь, я девочек всегда так понимаю, мне вас всегда так жалко…

Павлины

Я не встречала женщин в возрасте, неважно выглядящих, но при этом считающих себя еще ого-го и вообще кругом королевами.

А мужчин таких встречаю регулярно. Престарелых павлинов с выдерганными жизнью перьями, которые искренне считают себя пределом мечтаний любой вкусной молоденькой самочки.

У меня тут в ванной сорвало кран. Пришлось экстренно вызывать сантехника.

Через пару часов пришел дядечка, обвешанный торбами. Дядечка вид имел непрезентабельный, — впрочем, я еще не встречала сантехников, выглядящих аленделонами.

Обычный такой морщинистый дядечка, годов так пятидесяти, малого росточка, седой, с нависающим над ремнем пузом и волосатыми подмышками. В общем, на такого бесплатно позариться — это надо десять лет на необитаемом острове мужчин даже на горизонте не видеть.