Записки prostitutki Ket - Безымянная Екатерина - Страница 19

Он рассказывает это так просто, как будто ничего особенного в этом нет. Меня это, признаться, немало удивляет.

Он шутит иногда: «Вот так, Катюха, я всю жизнь на вас, на баб, работаю».

Я улыбаюсь и говорю, что, наверное, он отрабатывает старые кармические долги.

Он сейчас одинок. Снова жениться уже и не хочет. Да и возраст.

А, кстати, почему Шофер-то?

Ну, так это у него милая привычка есть.

Каждый раз, когда дело доходит до тела, он сгребает меня в охапку своими лапищами, без всяких сантиментов кладет на спину, натягивает презерватив и делает так: подносит ладонь ко рту, основательно мочит ее, потом ладонью — меня, и говорит:

— Пааеххали!

И мы едем.

Чего уж там.

Но в глубине души я все-таки, наверное, понимаю, почему от него всегда уходили жены.

Две по цене одной

Яна живет недалеко от меня и мается от скуки и безделья в специально снятой для нее очень небольшой, но приличненькой квартирке.

Квартирку и Яну содержит очередной ее очень женатый и богатый толстопуз, которого Яна за глаза называет Пупсиком.

К толстопузу Яна перешла буквально по наследству. Ибо сначала ее вместе с квартирой пользовал толстопузовский друг, потом у друга случились некоторые проблемы с бизнесом, но девочку он все равно пристроил, отрекомендовав ее Пупсику.

Вместе с квартирой.

Пупсик страдает одышкою и иногда импотенцией, наведывается к ней редко, ненадолго и больше на поговорить. Яна в роли содержанки ему нужна скорее по статусу, ибо, похоже, он искренне уверен, что мужчины его круга просто обязаны иметь любовниц.

У Пупсика есть жуткий недостаток. Он не очень-то и щедр. Ну, то есть квартиру и поесть он Яне обеспечивает, а вот на тряпочки ей явно не хватает. А тряпочки она страсть как любит.

Поэтому Яна, в отсутствие Пупсика, крутится как может.

Нет, она не работает, как я, но никогда не против подработать.

У Пупсика есть один неоспоримый плюс. Плюс этот заключается в том, что он совершенно не имеет иллюзий и, как считает Яна, очень даже догадывается, откуда у нее появляются хорошенькие тряпочки, на которые его пупсиковских денежек явно не хватило бы.

Почему-то мне кажется, что это обстоятельство он воспринимает даже с некоторым облегчением.

Впрочем, отвлеклась.

Я звоню Яне, если кто-то хочет лесби. Или пара на пару, что случается нередко.

Она хорошенькая, везде ухоженная и вообще кругом приятная.

Позвонил мне один дядя. Кстати, звонил он мне с неделю, через день — интересовался, спрашивал подружку, обещал, что скоро будет, и я уж думала, что этот — очередной «поговорить».

И надо же — доехал.

И попросил — с подружкой. Оплата за двоих, плюс лесбос. Ну не даром же, в самом деле, кино ему крутить.

Слегка поторговался и выторговал аж пятьсот рублей. Оптовым — скидки.

Яна приехала за десять минут до него. Дядя нарисовался сразу после. Живьем мы ему понравились.

Дядя осматривал нас масляными глазками, щедро расточал сальности, долго интересовался, в самом ли деле мы друг друга любим, просил поцеловаться, мы вдохновенно врали и так же вдохновенно целовались, и он сказал, что как только он выйдет из ванной — чтобы мы были уже готовы — ну, то есть раздеты и фигурно уложены, ага.

— Вот идиоты, а! — шепотом сказала Яна, когда он пошел в ванную.

— Ну что, девочки, начнем? — сказал он, выйдя из душа в сильно выпирающем в причинном месте полотенце. — Только давайте вы мне покажете, как вы друг друга любите. Давайте 69.

И уселся в мое кресло.

Мы показали. Ну как показали…

Длинные волосы Яны — прекрасная вещь.

Он вдохновенно дрочил, Яна не менее вдохновенно лизала мою ногу где-то рядом с тем местом, которое, по его представлению, она должна была лизать.

Я была снизу и где-то далеко от его глаз, и мне вообще можно было не париться. Париться нужно было Яне — она боится щекотки, особенно на внутренней стороне бедра.

— Мне кажется, девочки, вы мухлюете… — задумчиво сказал дядя через пару минут, хотя мы весьма актерски постанывали в унисон.

— А давайте — ты ляжешь (он показал на Яну) сюда, и ножки на пол, а ты вот тут будешь. Я хочу все видеть.

Режиссер, блин, ну!

А дальше я изобразила все как надо, дядя остервенело боролся за оргазм, подстанывал с Яной дуэтом и руководил процессом.

— Милый, может, ты присоединишься? — в конце концов игриво закинула удочку Яна.

И он таки присоединился.

Режиссировал, опять же, сам. Яна устроилась на нем верхом, мне же определилось место тоже сверху, но выше, на его лице (блин, что ж они не бреются?)

Кончил он быстро, весь как-то моментально сдулся, потерял к нам интерес и начал собираться. Хотя вполне мог бы остаться на второй заход. Время позволяло.

А дальше…

А дальше у нас вышел легонький скандальчик. Дядя хотел часть денег назад. Логика была проста, как три копейки.

Ну то есть, за лесбос, мол, оставьте себе все, но пользовал-то только Яну, следовательно, за меня ему надобно вернуть.

Ну, я, значит, так просто, удовольствие получила — он же ж, мол, тоже постарался.

— Ага, щас! — сказали мы с Яной почти что хором и долго рассказывали ему, как и где он неправ.

Через пятнадцать минут он окончательно проникся, понял, что не выйдет, скис, сказал, что больше в жизни не придет и что мы — суки.

— Вот идиоты, а! — задумчиво сказала Яна, когда он наконец-то вымелся за дверь.

Ну что тут скажешь?

Ну… да.

Бизнесмен

Квартирка была убогой. Обои, которые явно не меняли лет тридцать, крашеные скрипучие половицы, раздолбанная мебель и задрипанный палас на полу. Поначалу я даже засомневалась в том, есть ли у обитателя квартиры, который представился Эдиком, деньги, чтобы покупать удовольствие в лице меня, но когда он рассчитался с Сережей, моим таксистом и телохранителем по совместительству, я успокоилась.

Сережа уехал, и мы прошли в комнату.

Если бы я своими глазами не видела таблички с номером квартиры на дверях, я бы подумала, что попала на какой-то склад. В жуткого вида комнатушке вдоль стен были разложены баулы. Они занимали так много места, что почти не оставляли пространства для жизни.

Пожалуй, все, что было ценного в этой квартире — это хозяйский ноутбук да поношенный костюм, висевший на дверце старого серванта.

Кстати, из всей мебели в комнате и были только этот самый сервант, расшатанный диван да два стула, на которые было страшно садиться. Ни шкафа, ни стола в комнате не было.

— Садись, — во весь рот улыбнулся мне Эдик и великодушно указал на диван.

— Миленько, — покривила душой я. Мне нечего было больше сказать.

— Не обращай внимания, — засуетился вдруг он и заявил неожиданно гордо, указав на баулы, — это — товар!

— Аааа! — протянула я и стала стягивать кофточку. В душ решила не идти. Побоялась, что не перенесу вида душевой.

Секс с ним был совершенно обычный, такой, как сотни других моих сексов. Он вяло погладил меня по груди, шлепнул по бедру, отчего я, очевидно, должна была возбудиться, суетливо подергался сверху, пискнул, затих и откатился.

Чутьем я поняла: больше ему и не нужно.

Мы лежали рядом, и я вяло решала: сбежать уже сейчас или полежать с ним остаток оплаченного часа.

— Жениться хочу! — сказал он вдруг. Прозвучало это как-то истерически.

— Женись, — спокойно ответила я и потянулась за сигаретой и пепельницей, попутно рассматривая кандидата в чьи-то мужья.

Он посмотрел на меня с укоризной, будто я совсем не в себе.

— Ну ты че! Где она, а где я?

Да вот уж, действительно. Судя по виду комнаты, в которой он жил, свадьба была страшно далека.

— А где ты? — спросила я скорее для того, чтоб поддержать разговор.

— Ну вот смотри, — начал он монолог, и я поняла, что это надолго, — я приехал из жопы мира… Родился в Гюмри, оттуда уехал в Самару, и вот второй год как в Питере. Это, конечно, шаг.