Другое небо - Алейник Александр - Страница 2

2

* * *

Мне хорошо, ведь я ещё живу.Здесь влажный ветер теребит траву,а чёрный дурачок гоняет белок.Я вижу мой американский сон —в дугу тугую воду гнёт Гудзон,входя по грудь в скалистый берег.Но тень моя песчинок и камнейдругих касается… ну что мне делать с ней,с её безумным промельком мгновеннымпо выщербленным красным кирпичам,там воздух льнёт к моим плечамуступчивым волнением нетленным.Там в сентябре земля уже черства.Стоят на цырлах русские словав пространстве сиром, в кожице гусиной.А хмуроглазая с утра толпав жерло метро, у век моих, у лбаторопится по улице старинной.

скрипач

IНачинаться должно, как сказка на идиш:то есть только за ворота вечером выйдешь —попадаешь сразу в фиолетовое небо,там звезда — направо, а луна — налево……и поплыл, как облако, не разбирая дороги,над трубой и берёзой поджимаешь ноги,— Эй! — кричишь скрипачу, — Ты зачем на крыше? —а он водит-водит смычком… тебя не слышит,потому что твой голос заслоняет скрипка,и качается небо вокруг, как зыбка.IIОн на витебской крыше, продавленной небом,а звезда — направо, луна — налево…он зажмурил веки, его от музыки отвлекаютптицы и люди, — те и другие летают.Но если бы только они!.. ещё летит и телегаи лошадь летит, вроде гнедого снега.А у лошади в животе, копытцами вверх летит жеребёнок…Что тут поделаешь, он и сам летает с пелёнок,всё это началось так давно (посмотри хоть в «Бытие», хоть в «Числа»)и летать он раньше, чем ходить, научился.IIIК нему тут привыкли все: колодец, коза, корова.Кобыла и балагула. Ночная звезда. Иегова.Он отталкивается от травы. Он восходит без лестницв шатающееся небо. Ведь оно без него исчезнет.Он понимает мир, как младенец сосок багровый,с звёздочкой молока, с мычащей в яслях коровой,с курами на дворе, козой, корку жующей,с Господом Богом на небе и на иконах живущимкротким Христом-Спасителем, солдатом, пьющим с подружкой;она у него на коленях, он — с недостаточной кружкой,с умной рыбой в воде, с невесомым раввиноммежду звездой и луной, над местечком родимым…Знает скрипач, что нужно нам для полёта простого,вот он сидит на крыше, там где был нарисован.

* * *

Зазвенел звонок, то ли школьный, то ли ларёк ограбили,то ли кино уже началось, а лимонад не допит,и плывут облака над дворами, кресты над кровлями…город в сентябре похож на шар воздушный.Листья влетают ко мне в растворённую форточку,листают стихи, застрявшие в кареткепишмашинки «Москва», задирающей жестяную горсточкук ненадёжному потолку на Малом Каретном.Неохота вставать. Бриться. Мои свиданияв последнее время назначаются посрединемедного провода. Узкого места, куда непридёшь без электричества телефонных линий.Это, наверное я накрутил. Ну и ты, быть может.Наши регистры гуляют, как Бойль с Мариотом.Клёны швыряют листья в летящие лужи.Бульвар похож на ветерана с янтарным аккордеоном.

* * *

Здравствуй, смотрительжёлтого-рыжего-чёрного.Ветра сырого. Воспалённого горланеба нечёткого.Смотри, голаяроща унижена.Отворачивается, стыдливая.Земля голодная, чернокнижная,своё варево торопливо —жизнь — дожирает, неопровержимо приближена.Так лис нами будет:сон приснится, раздрызганный в капли,в землю вопьются (на лицах пудра)прихорошенные — в чрево её перемалывающее, полумёртвое,червивое, вскрываемое лопатой,в мокрое корье, в комья перетёртые,в грубую крупу,подаваемую ко ртураспадом.

* * *

Мы живём в эпоху торжествующих кретинов.А букашки ползут наклоняя травку.От того что я вижу может вырвать.Особенно чётко на беленькую бумагу.От меня отшатываются при встрече.С таким лицом не подходят к дамам.Видно в нём начертано то «далече»,где на весь свой век нахлебался сраму.Журналист зажужжал — заработал денег!Щелкопёр натрещал — 30 тыщ курьеров!Разбудите архангела Гавриила.Я давно не слышал чарующих звуков.

* * *

Человек падает под горизонт,вдруг… ни крика, ни всплеска, —всё вспоминаю его лицобез воскового блеска,скоропожатье его руки —сухонькое касанье,круглые веки — порх — мотылькиблёклые над глазами, —слышал теперь синегубка емустала подружкой милой,глупо всё вышло, не по уму,с этой его могилой, —а хороша она — не хороша,не распознать сквозь дымку,с ней неодиноко лежать,навзничь вечность в обнимку, —вот она кровная с миром связьсемени с прахом, влагой,то что питает тоску и страсть,обречённой отвагой,всякой земле он песка родней,глине любой, подзолу…в каждой былинке теперьзвучней арфа поёт Эола.