Белый ворон Одина - Лоу Роберт - Страница 16

— Я бы на твоем месте радовался, — добавил я, — что на время избавишься от этих здоровенных оглоедов с их необъятными желудками. По крайней мере тебе не придется их кормить.

— А вот мы будем испытывать недостаток в гребцах на «Сохатом», — прибавил я, и это была чистая правда.

У меня было двадцать мужчин, способных сражаться и сидеть на веслах. Этого решительно не хватало для такого судна, как «Сохатый». По-хорошему, требовалось две смены гребцов из тридцати человек. Фактически мы едва могли управляться с драккаром, и Гизур не упустил случая на это попенять.

Случилось это на церемонии принятия присяги, на которой мы оба присутствовали. Красавец Хравн обеспечил нам жертвенную кровь, потребную для ритуала. Вот уж воистину самое дорогостоящее и печальное жертвоприношение из всех, какие когда-либо получал Один! Мы нашли жеребца на том же лугу, где он обычно пасся со своими кобылами. Хравн лежал на боку, тяжело дыша и распространяя вокруг запах крови и пота. Как и предполагал Ботольв, бедняга оказался весь утыкан стрелами. Теперь великолепная голова Хравна красовалась на деревянном шесте с рунами — позор и отмщение Клеркону! Мы везли этот шест с собой, чтобы воткнуть его в землю Сварти, Черного Острова. По моим сведениям, именно там находился лагерь Клеркона. И мы посчитали, что будет справедливым, если мертвая голова нашего любимца вечным укором станет торчать перед глазами этого подлеца. В отличие от нас, Клеркон не завел себе постоянного жилища. Вместо того, он зимовал, каждый год проводил на маленьком, уединенном островке. Мы очень надеялись, что и на сей раз он отправился на Сварти.

— Мы наймем людей по дороге, — пообещал я Гизуру и новым побратимам.

В словах моих прозвучала уверенность, которой я, честно говоря, не ощущал. Да, вполне вероятно, что у нас появятся новые люди, но очень нескоро. Ибо в ближайших землях, где обитают в основном ливы, эсты и водь, рассчитывать на опытных моряков не приходилось. Боюсь, что пополнение мы получим не ранее, чем мы доберемся до Альдейгьюборга, того самого, который славяне зовут Старой Ладогой. А это означало, что с Клерконом нам придется сражаться в меньшинстве. Ведь, по самым скромным подсчетам, людей у него чуть ли не вдвое больше, чем у нас.

И, уж конечно, Финн тоже не преминул мне об этом напомнить. Хорошо, хоть дождался, когда все остальные соберутся в доме и приступят к ритуальному пиршеству. И пока наши новые побратимы вылавливали из котла кусочки Хравна, дули себе на пальцы и старались выкинуть из головы суровую клятву, которую только что принесли, мы с Финном обсуждали сложившееся положение. Итак, следовало признать: мы оказались не готовы к походу. Нам отчаянно не хватало людей — тут и Гизур, и Финн были правы. Я осознавал их правоту и от этого злился еще больше.

— Кто бы говорил! — огрызнулся я. — Ведь именно ты рвался в поход! Не твоими ли усилиями слухи о серебре Аттилы расползлись по всей округе? И что в результате? Со всех сторон сбежалась куча народу, которая буквально вынудила меня отправиться в поход. А тебе не приходило в голову, что такие подонки, как Клеркон, тоже услышат эти разговоры и захотят примазаться? Очень жаль, что ты в свое время не догадался попридержать язык…

Все это я высказал Финну и тут же сам пожалел. Мне не следовало бы так говорить, ведь он спас мне жизнь — там, в хижине Тора, когда я остался один на один с Клерконовыми головорезами. Но, с другой стороны, меня тоже можно понять! Ведь в результате все мои мечты об оседлой жизни в Гестеринге разбились в прах. И мысль о том, что Финн к этому причастен, не давала мне покоя. Правда, у меня не было оснований подозревать побратима в злом умысле — это предполагало наличие хитрости, которой вообще-то в Финне не наблюдалось, — но мне в тот момент не хотелось быть справедливым и рассудительным. Я смотрел на ораву чужих людей, пожиравших моего Хравна, и чувствовал лютую ненависть ко всему белому свету. В том числе и к Финну. Он это почувствовал и благоразумно решил удалиться.

Зато появился Квасир. Он отделился от веселой компании, которая под воздействием пивных паров уже вовсю дурачилась и горланила, и присел на корточки возле моего кресла. Квасир долго молчал, прежде чем начать разговор — словно чувствуя, что за каждое сказанное слово придется платить полновесным серебром, и прикидывая: а хватит ли средств?

— Слыхал, ты круто обошелся с Финном, — сказал он наконец, не глядя на меня.

— Он что, сильно обижен? — мрачно поинтересовался я.

— Да нет, — усмехнулся Квасир. — Он ведь понимает, что у тебя голова пухнет от мыслей. Мы оба — и Финн, и я — надеемся, что свежий морской воздух прочистит тебе мозги.

Ну, пусть надеются… Уж на это, по крайней мере, Финн имел право. Хотя в тот миг я этого не понимал. Ни тогда, ни позже, когда и вправду ощутил прилив радости.

Однако когда это все же случилось, Финн подошел и встал рядом со мной на носу драккара. Морской ветер дул в лицо, холодил щеки и трепал наши косы.

«Сохатый» легко взлетал на встречные валы, а затем бесстрашно устремлялся вниз — так, что дух захватывало. Их было много, этих могучих, злобных валов, которые непрерывной чередой устремлялись нам навстречу, а затем — вынужденные бесславно расступаться — пенились и завывали под килем. Здесь была их стихия, и злились они по праву, ибо обычно никто не осмеливался бросать им вызов. Никто, кроме нас и китов… И лишь киты не ведали страха в этом единоборстве.

Соленые брызги летели мне в лицо и хрупкой коркой застывали на коже. Чистый восторг переполнял душу, и, будучи не в силах справиться с собой, я откинул голову и заревел, как тюлень на лежке. Обернувшись, я обнаружил, что Финн точно так же орет и улыбается счастливой улыбкой. Выглядели мы, наверное, глупо, потому что Торгунна и остальные женщины смотрели на нас с неодобрением. Сами они сидели, тесно скучившись под мокрым трепещущим навесом, и выглядели совсем несчастными.

— Ну и видок у тебя! — ухмыльнулся Финн, пытаясь смахнуть очередную дождевую каплю с кончика носа.

Вот уж не ему бы говорить! Финн и сам-то был хорош — в старой шляпе с широкими обвислыми полями, которые при помощи кожаных ремешков крепились под подбородком.

Я так и сказал Финну. Он стащил с головы свое насквозь промокшее чудо и критически его оглядел.

— Штормовая Шляпа Ивара, — зачем-то пояснил он (а то я сам не знал!). — Ума не приложу, в чем тут хитрость. Никак не получается заставить ее работать.

— Ты, главное, не оставляй попыток, — встрепенулся Клепп Спаки, который до того сидел, съежившись под плащом. — Я очень надеюсь, что, рано или поздно, тебе удастся столковаться с морской стихией, и та перестанет перетряхивать мои бедные внутренности.

Окружающие начали подтрунивать над Клеппом, и я в который уж раз подумал, правильно ли поступил, втянув Спаки в эту авантюру. Он появился в Гестеринге вместе с толпой незнакомцев — тех, что пришли наниматься на корабль. И поначалу я решил, что он один из них. Выглядел он, правда, жидковато для морского разбойника… но чего не бывает на свете. Очень скоро недоразумение разрешилось. Клепп Спаки представился, и я мысленно застонал. Ятра Одина! Я успел уже позабыть, что в свое время бросил клич по всей округе: мол, так и так, молодой ярл ищет рунного мастера. И на тебе! Заявился Спаки — когда у меня не осталось ни времени, ни серебра, чтобы нанимать его на службу. Клеппа, однако, не смутила новость о нашем скором отплытии. Напротив, он чрезвычайно воодушевился и пообещал бесплатно изготовить для нас рунный камень, если я возьму его с собой. Спаки объяснил, что давно уже мечтает побывать в настоящем походе. Потому что без этого не чувствует себя настоящим мужчиной — «викингом», как он сказал.

И вот теперь несчастный Клепп сидел, скорчившись под мокрым плащом, и пытался утихомирить свои взбунтовавшиеся внутренности. Ну, что ж, полагаю, он в полной мере прочувствовал, что значит быть викингом, и теперь мечтал только об одном: как бы вновь очутиться дома, в уютном кресле возле очага. А в том, что подобное место уготовано ему в любом доме, сомневаться не приходилось. Как-никак, Спаки был прославленным мастером рун, а такие люди очень ценятся у нас, на Севере. Вся эта затея с морским путешествием выглядела неудачной шуткой, тем более забавной, что само его имя «Спаки» означало «Исполненный мудрости». Смех, да и только…