Мату-Гросу - Смит Антони - Страница 41

Раз в месяц доктор Паулу прилетал на свою фазенду. Посадочная площадка, расположенная параллельно дороге в нескольких метрах от нее, была первоочередным сооружением. Затем необходимо было вырубить значительный участок леса. Представьте себе, что, когда вы выходите из самолета, перед вами стоит стена леса, а в голове у вас кишат мысли о строительстве домов для рабочих, пищевого блока, гаража для тракторов, лесопилки с паровым двигателем, дома управляющего, своего дома, бассейна, складских помещений. Первое, за что вы беретесь, — это топор. Или, вернее, вы оборачиваетесь к грузовику, заполненному прибывшими с вами рабочими, которых вы завербовали за плату пятнадцать фунтов стерлингов в месяц, из которых будете вычитать шесть фунтов за питание и жилье, и приказываете им взяться за топоры.

Позднее, в сухой август, вы отдаете им приказ поднести спичку ко всему срубленному. Это очень опасное дело, и каждый должен быть уведомлен, что наступило время поджога. Верхушки деревьев, гнилые и загнивающие ветви, сваленные на землю, превращаются за месяцы сухого сезона в трут, и крайне необходимо, чтобы все это не загорелось раньше времени. Рабочие обычно поступают небрежно с такой ненужной вещью, как окурок сигареты. Но они ведут себя совсем по-иному, когда находятся среди срубленного леса. Здесь никто не бросит сигарету на землю, чтобы затоптать ее. Вместо этого он находит мох на влажной части ствола дерева и с величайшей осторожностью гасит сигарету об него.

Короче говоря, пустить «красного петуха» легко. Европейцы, которые подолгу пыхтят, раздувая огонь в тщательно уложенном хворосте, позавидуют способности бразильцев успешно поджечь спичкой практически что угодно. Пламя спички внезапно превращается в быстро растущую и еле видную зону тепла, по мере того как кустарник быстро сгорает, и вскоре уже целые деревья стоят объятые пламенем, и пожар распространяется с невероятным ревом. Человек со спичкой отступает в стоячий лес, потому что огонь не может вторгнуться в его пределы с такой же жадностью. Огонь может перекинуться на некоторые кроны деревьев, если они достаточно сухие, и даже просочиться недалеко по нижнему ярусу леса, но без того устрашающего энтузиазма, с которым пожар пожирает накопившиеся отходы деятельности лесорубов.

Люди, наблюдавшие первый атомный взрыв в Аламогордо, испытывали ужас при общей для всех них гнетущей мысли, что этот процесс будет распространяться бесконечно, пожирая все и вся. Столь же ужасно и зрелище полыхающего леса на территории нескольких квадратных километров, когда пламя распространяется все шире и шире. Языки огня взлетают все выше и все быстрее, а стена стоячего леса, сопротивляющегося уничтожению, все сильнее скрывается за этим пеклом. Кажется, что лес исчез вместе со всем остальным и взлетел вверх в потемневшую синеву неба. В конечном счете, как это было в той запретной зоне штата Нью-Мексико, пожар достигает максимума. Затем он начинает терять свое могущество, съеживается и замирает. В лесах штата Мату-Гросу для этого нужно время. Огромное пекло распадается на отдельные пожары меньших размеров, из которых каждый затухает по-своему, а затем — на серию столбов дыма, частично медленных и белых, частично все еще быстрых и едва заметных. К удивлению, в этом побоище выживают целые стволы, разбросанные по земле во всех направлениях. Огонь находится вокруг них, под ними, даже внутри некоторых из них, но они продолжают лежать как наглядное и упрямое напоминание об исчезнувшем лесе.

Доктор Паулу и его люди начинают снова продвигаться вперед, чтобы расчистить главную территорию. С помощью тракторов они выкорчевывают пни, строят хижины. Они спешат, потому что приближается сезон дождей. Они разравнивают бульдозерами дороги, сажают немного маниоки для себя и намечают на следующий год дальнейшее разрушение.

Тем временем почерневшая земля вновь возвращается к жизни. Столь огромное количество питательных веществ, ранее связанное в деревьях, высвободилось после пожара, что земля стала очень плодородной. Кроме того, здесь всегда в изобилии влага, поскольку между ноябрем и апрелем выпадает более 1250 миллиметров осадков, а воздух всегда теплый. К следующему сухому сезону, когда была нанята еще одна группа лесорубов, темные стволы, валявшиеся повсюду, скрылись в зеленой поросли. В течение сухого сезона поросль высохнет и станет отличным материалом для нового пожара на том же участке земли. Языки пламени еще раз взовьются в небо, пожар будет распространяться и замирать, а черные стволы деревьев после пожара по-прежнему останутся стоять, только менее уверенно, чем раньше.

На третий сезон, когда зеленая поросль снова высохнет на солнце, а стволы деревьев стаскают в кучи, третий пожар почти полностью завершит дело. После него останутся пни, отдельные высокие черные стволы, а также останки стоящих деревьев, еще не полностью погибших, но первичные операции на этом закончатся. Место будет походить на Пасхендале (местечко во Франции, где в 1917 году проходили ожесточенные бои. — Прим. пер.), но для доктора Паулу и для других это теперь будет derrubado, или «расчищенная земля». Для доктора Паулу она станет примерно в двести раз дороже, чем раньше, когда он, его родственники и банк купили этот придорожный кусок леса.

По мере того как фазенда доктора Паулу начала, подобно фениксу, возникать из пепелища, пришло время запускать паровую машину. Машина относилась к типу, используемому обычно в качестве двигателя для паровых катков, только у нее не было колес. Она ласково мурлыкала с ритмичным стуком, свойственным этим замечательным машинам. От ее ведущего вала шел один хлопающий ремень, заставлявший вращаться другие бесчисленные валы и ремни, и все эти источники энергии приводили в действие ленточные пилы, вертикальные пилы, точильные камни и водяные насосы. Вода была нужна для паровой машины, стоявшей теперь с тридцатиметровой трубой. Точила нужны были для точки пил. Пилы давали доски и опилки. Доски использовались при монтаже этой эффективной установки, а опилки и обрезки досок обеспечивали то единственное топливо, на котором работала паровая машина. Это была самая превосходная система, по-видимому опровергавшая строгие положения закона о сохранении энергии, поскольку она потребляла меньше опилок, чем производила, и распиливала гораздо больше досок, чем требовалось для ее монтажа. Еще важнее — по крайней мере, для тех членов нашей экспедиции, которые были свидетелями непригодности хитроумных механизмов в девственных местах, — была простота этой установки. Машина представляла простой, проверенный и испытанный двигатель. Ремни можно было без труда заменить, перекинуть или удлинить. Деревянную раму можно было легко переделать, стоило прибавить к ней одни доски и отпилить другие. Всем занимавшимся планированием производства земляных орехов в Танганьике удалось бы многому научиться, понаблюдав за этой машиной и убедившись в том, что можно сделать с небольшим количеством людей, еще меньшим количеством простейших орудий и одним элементарным источником энергии, попыхивающим у своей тридцати метро вой дымовой трубы.

Через три года после приезда доктора Паулу на свою фазенду, когда он впервые вышел из грузовика и приказал лесорубам приступить к работе, его фазенда преобразилась. На руинах ежегодных пожарищ он посеял высокую траву, растущую пучками. Эта трава подавляет остальную растительность, а также служит кормом для скота — зебу, которых привозят сюда сразу же, как только для них появляется достаточно корма. Они спотыкаются о пни и пробираются через полусгнившие громадные деревья, но высокая жесткая трава им по вкусу, и они с удовольствием поедают ее.

Другие участки бывшего леса, недостаточно подготовленные для травы и скота, к тому времени уже претерпели одно или два выжигания. Последний контингент лесорубов, нанятых опять только на четыре самых сухих месяца, с мая по август, получил задание уничтожить еще один сектор и был занят теперь его порубкой. Каждый вечер мужчины, выполнявшие эту работу, окунались в черноту пруда, образовавшегося из небольшого ручья. Они намыливали кожу — темно-коричневую или светло-коричневую — в тот превосходный час бразильского дня, когда солнце собирается коснуться верхушек деревьев, и все приобретает более яркие и веселые краски, становясь намного привлекательнее, чем в любой иной момент после восхода. Тени становятся длинными, а густо-коричневый цвет земли приобретает теплоту и аромат, пленяющие каждого. Но этот момент мимолетен: долгая чернота тропической ночи быстро сменяет его.