Пробуждение барса - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 94

Тогда и Русудан найдет средство: пусть только осмелятся тронуть любимого — врагами Русудан станут. Русудан спокойна к затканным камнями одеждам и украшениям, спокойна к благовониям, в платье глехи будет ходить Русудан, а сердцу не изменит…

Доблестный и неустрашимый Нугзар, оставив поле брани, бежал.

В собственном доме заговор: дочь на плебея мать меняет. Зураб, оказывается, со стыда в глаза Саакадзе не смотрит. Дурак Баадур и тот против матери. Недавно война с турками была. Война! Значит, торговать нельзя? Не все ли равно — шерсть или месепе отдать? А господин замка с несчастным лицом ходит…

— Куда ты, Георгий?

— Коня проехать, завтра с рассветом в Тбилиси еду. Давно пора.

— Если окончательно решил, вместе выедем, дело к царю имею. На княгиню не обижайся, Георгий, очень гордая… Я слово нарушил. Боялся — яд примет. Управляющий уже наказан, с семьею выгнан в дальнюю деревню, жаль, мсахурства не могу лишить, не я дал… Думаю, Нато потребует простить. Раз прощу, новому управляющему плохой пример, но если женщина потянет, девять пар буйволов не удержат… Лучше утром неожиданно уехать, пока вернусь, забудет.

— Ты прав, благородный Нугзар. Скажи, не очень осуждал бы волков за сочуствие к грузинским мальчикам, увезенным для разврата?

— Рыцарское намерение у волков, но шашку хорошо надо вытереть: серьезное время, ржавчину опасно оставлять… Если такое случится, вернувшимся вольную дам в память чудесного избавления.

Нугзар хрипло засмеялся.

— Я верю в чудо, князь, иначе чем объяснить любовь необыкновенной Русудан к незнатному азнауру?.. Если поздно вернусь, прикажи страже ворота открыть…

Зеленые гривы плюща спадают с балкона в зыбкую мглу. Тают побледневшие звезды. Угрюмые рвы прильнули к еще сонным стенам замка. Только из далекого тумана вырывается радостный гул…

— Так, Георгий, значит, волки все же растерзали купцов?

Нузгар прищурился на вошедшего управляющего.

— Растерзали, князь, может, не волки, а барс, но это дела не меняет.

— Сандро, помни, купцов растерзал барс, иначе мой высокий гость не нашел бы мальчиков в лесу одних. Пусть священник скрепит дарственную грамоту.

Саакадзе оглянулся на боковую башню и вскочил на коня. К нему подбежал Арчил.

— Большой господин, возьми меня с собой. Свободный теперь, как Эрасти, дружинником буду. В память моей матери возьми.

Георгий вопросительно посмотрел на хмуро отвернувшегося Нугзара.

«Кто раз нарушил слово, не смеет рассчитывать на доверие», — вспомнил Нугзар.

Он притворно удивился вопросу. Разве мальчик не свободный? Георгий может и остальных взять…

Эрасти, сверкая зубами, проворно устроил Арчила позади себя на седле.

Саакадзе погрозил Эрасти нагайкой.

Вскоре и остальные девятнадцать юных месепе очутились в Носте и под началом Эрасти изучали науку — по змеиным тропам проскальзывать в тыл врага.

Отъехав от Ананури, Эрасти, переглянувшись с Саакадзе, незаметно для Нугзара повернул коня в лес.

И через некоторое время в Носте въехали Эрасти и Арчил, ведя на поводу пышный караван, захваченный у турецких купцов.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

В малом зале оживленно. Кроме обычных придворных присутствовали Андукапар, Симон, Нугзар и Саакадзе. Царь поспешил загладить вину перед азнауром и подписать тарханную грамоту на право присутствовать на малых совещаниях, а при случае, «как обещал», возвести в князья.

После обычных приветствий и выполнения ряда целования шахской печати и сильного интереса к здоровью повелителя Ирана посол шаха Кабли-хан, поклонившись, отошел к посольской скамье, а Бартом развернул послание и громко зачитал:

"Высокочтимый брат мой, царь Картли, Георгий X, сын Симона, не тускнеет ослепительное солнце льва Ирана и благосклонно роняет золотой огонь за окружающие звезды. Верю в милость аллаха: послание повелителя Ирана застанет мудрого из мудрых царей Картли в пышном здоровье.

Дошло до моего слуха, будто Агджа-Кала отдана тобой князьям. Не ослышался ли мой слух? Я не ищу со щедрым братом разногласий, но проницательность царю необходима… Пока царь Картли владел крепостью, «лев Ирана», уверенный в надежном союзнике, не спорил. Но раз крепость тебе не нужна, то разбужу память высокого брата: Агджа-Кала основана туркменским Якуб-ханом и по праву принадлежит Ирану, а не твоим князьям.

И лишнюю для Картли крепость возьмет настоящий хозяин. Нельзя позволять подданным распоряжаться благополучием царства… Уж не замышляют ли против меня князья? Малолетние всегда бесстрашно хватаются за огонь…

Агджа-Кала заселяется мною кочевниками борчалу, а в крепость идет Али-Баиндур-хан с войском. Пусть дружины Картли спокойно оставят Агджа-Калу и верблюжье пастбище тоже освободят. Борчалу — дикое племя, плохо разбирает, где свое, где чужое. Да не будет у тебя неудовольствия.

Верю в снисхождение Аали: ответ не нарушит пышного здоровья высокого брата.

Во имя аллаха да будет мир над шахом Аббасом.

Раб восьми и четырех".

Пораженный царь не прерывал мрачного молчания. Гостеприимец поспешил вежливо пригласить Кабли-хана отдохнуть после утомительного путешествия.

— Кто предал? — покатилось по залу.

Андукапар, забыв приличие, потряс шашкой. Баграт дрожащими пальцами рванул ворот:

— После укрепления границы по желанию царя, после соединения княжеских дружин, переправленных для охраны, перс не посмел бы прислать дерзкое послание.

Квели Церетели сокрушенно мотал головой:

— Потерять выгодную границу и огромные земли!..

Шадиман язвительно осведомился, кому выгодна измена. Кто из собак пожелал видеть Агджа-Калу лучше персидской крепостью, чем грузинской?..

Баграт и Симон, заглушая других, требовали немедленно найти изменника и подвергнуть жесточайшему испытанию железом и огнем. Князья не без удовольствия поддержали их. В доносе никто не сомневался. Триумвират, прикрываясь именем царства, едва успел приступить к возведению своих укреплений, решив до окончания не хвастать царским подарком.

Царь язвительно указал на запоздалое возмущение. Надо зорче разглядывать переходящих границу. Сейчас другая забота: как оградить пограничные деревни от диких борчалу. Но… почему сегодня молчит доблестный Нугзар?

Нугзар вздрогнул. Зародившиеся подозрения приковали его взгляд к застывшему лицу Саакадзе. Никогда с Папуна не расстается, а в Ананури не взял.

Нугзар с глубоким уважением посмотрел на Саакадзе и с гордостью сказал:

— Измена или месть, но дальновидный перс не отдаст в руки некоторых князей судьбу двух царств… Не следует домогаться подарков, вызывающих грозных соседей на ссору.

— Если бы царь пожаловал Агджа-Калу доблестному Нугзару, то князь нашел бы другое слово, — заскрежетал зубами Андукапар.

— Арагвское княжество достаточно обширно, а если б созрело желание его увеличить, то Нугзар предпочел бы направиться снова к горцам, а не к царю.

С яростью Андукапар обнажил шашку. Дружественные ему князья также поспешно обнажили оружие. Саакадзе стал около Нугзара, спокойно гладившего рукоятку тяжелой сабли. Шадиман мрачно подумал о провалившемся плане.

Гневный голос Луарсаба охладил князей:

— Отец, кто смеет так забываться? Разве присутствие царя не требует сдержанности? Или дерзкие думают — царское оружие тупее княжеского?

Георгий X любовно посмотрел на пылающее лицо сына. Князья растерялись. Как ответить на дерзость наследника?

— Князья, ваше возмущение понятно, еще никогда так бесцеремонно не поступал шах Аббас, но… война с Ираном невозможна. Необходимо оградиться от борчалу.

— Дозволь, великий царь, сказать слово.

Саакадзе поклонился.

— Хотя еще молод высказываться, но твоя храбрость вызывает снисхождение. Говори.

— Бердуджи отделяет Куркутский брод. Если углубить брод, возвести на нашей стороне укрепление с водяными рвами, посмеют ли борчалу перейти границу и грабить народ? А если посмеют, буду умолять царя царей разрешить скромному азнауру Саакадзе поговорить с ними.