В краю танцующих хариусов. Роска - Олефир Станислав Михайлович - Страница 58

Снег в тайге совсем не тот, что на реке. Там лыжи скользят, почти не проваливаясь, здесь же они ныряют чуть ли не до колен. Зато проложенная под защитой деревьев лыжня продержится до самой весны, а на реке день-два — и задуло.

Несколько раз пересекаю заросшие ольховником широкие лощины. Когда-то здесь жили рябчики, но косари выбили их начисто. Вот уже несколько лет никто не встречал и единого.

Огибаю выросшую на опушке толстую сучковатую лиственницу, и вдруг у самых ног взрывается снежный вихрь. Иссиня-черный глухарь вырывается из глубокой лунки, пролетает десяток метров и садится на первый попавшийся сук. Спросонья он никак не может сообразить, кто же его потревожил, и испуганно вертит головой. Наконец замечает меня, произносит хриплое «кок-кок» и с грохотом уносится в заснеженную чащу. К оставленной глухарем лунке тянется широкий след-наброд. Мне говорили, что перед сном глухарь долго летает над тайгой, потом с разлету падает в снег и, пробив его своим телом чуть ли не до самой земли, остается там до утра. Это, мол, он для того делает, чтобы не нашли лиса или соболь. Сейчас по следам вижу, что все произошло совсем иначе. Глухарь гулял здесь вчера очень долго. Ходил себе от кустика к кустику и щипал почки. А пришло время спать, тут же закопался в снег и на боковую.

За очередной ольховниковой гривой передо мною открылось большое озеро. Сейчас оно напоминает занесенное снегом поле. Даже не верится, что не так давно здесь плескалась рыба, на волнах плавали утки, в прибрежных зарослях возились и пели птицы. Сейчас все голо и мертво. Одни улетели в теплые края, другие уснули до весны, третьи спрятались под лед или одеяло пушистого снега.

По неглубокому ложку угадываю исток озера, на глазок отмеряю от берега метров пятнадцать и принимаюсь расчищать площадку под лунку. Снега на озере совсем мало. То ли его унесло ветром, то ли забрала наледь. Открывшийся под ним лед пупырчатый и мутный, словно воду перед тем, как заморозить, хорошенько взмутили. Снег укладываю валиком. Сейчас тихо, но в любую минуту может подняться ветер и тогда за снежной стенкой будет хороший затишек.

Площадка готова, можно рубить лунку. Стараюсь это делать так, чтобы отскакивающие льдинки не попадали в лицо. Сразу же на стук топора явились две нахохлившиеся кукши. Они устроились на ближних ветках и с любопытством наблюдают за мной. Сейчас кукшам в тайге голодно. Летом они подвизались у косарей, теперь вспомнили, что там, где останавливаются люди, почти всегда можно чем-нибудь поживиться. Поэтому-то сидят и терпеливо ждут. Но у меня с собой всего лишь с десяток полузамороженных короедов, да и те самому нужны для наживки. Пусть потерпят, если рыбалка получится удачной, обязательно поделюсь и с ними.

Даже на таком морозе работать топором жарко. Пришлось сбросить куртку и остаться в одном свитере. Уже минут через пять на длинных шерстинках осел густой иней, и я весь как бы поседел.

Наконец после очередного удара топор провалился в воду, и она с журчанием заполняет лунку. В какое-то мгновенье мне показалось, что сейчас вода выплеснется наружу и затопит весь лед. Я с опаской отступил к снежному валику, не хватало еще промочить ноги. Но нет. Не дойдя какого-то сантиметра до верхней кромки льда, вода успокоилась. Теперь в ход идет лом. Нужно расширить лунку. Отколотые льдинки всплывают одна за одной, и я тут же вылавливаю их рукой. Пальцы сводит от холода, но иного выхода у меня нет.

Больше всего меня сейчас интересует, какая глубина озера в этом месте? Мне бы метра полтора. Можно чуть больше.

На очень малой, как и на очень большой глубине, рыба клюет хуже.

Все готово, можно рыбачить. Достаю из рюкзака зимнюю удочку и наживляю согретого под свитером короеда. Пока возился со снастью, вода успела схватиться ледком. Пробиваю его носком валенка, и вот сверкающая мормышка вместе с наживкой исчезает в лунке.

Минут пятнадцать безрезультатно играю мормышкой. Вверх-вниз, вверх-вниз. На леску накипели бусинки льда. Я протянул было руку, чтобы снять их, но в это время сторожок моей снасти качнулся и скоро на льду запрыгал хариусок в палец величиной. Летом я обязательно отправил бы его в воду, нагуливать вес, но сейчас рад и такой добыче.

Торопливо наживляю второго короеда и снова забрасываю удочку. Вдруг там этих хариусов целая стая? Бывает так — не клюет, не клюет, а потом как навалятся, только успевай снимать с крючка.

Но это, наверное, был отбившийся от коллектива хариус-одиночка. Как я ни старался, больше поклевок не было. У меня начали застывать спина и ноги. Еще немного порыбачу и разведу костер. Почти машинально покачиваю удочкой, а сам шарю глазами по берегу. Нужно где-то найти сушняку. Вдруг сильный рывок вырвал из закоченевших пальцев снасть и она со звоном ударилась о лед. Подхватываю удочку, торопливо вытаскиваю мормышку. Она цела, короед тоже на месте. Даже шевелит челюстями.

Укладываюсь на живот, прикрываю голову курткой и заглядываю под лед. Сначала ничего не видно. Но вот глаза привыкли и я могу рассмотреть даже лежащие на дне камушки. Неожиданно их закрывает большая рыбина. Щука! Подплыла к лунке и застыла. Дремлет, что ли? Все так же лежа на льду, опускаю мормышку в воду и начинаю поигрывать ею прямо перед щучьей мордой. Та опасливо отодвигается в сторону, но уходить совсем не собирается. Что же делать? Короедом ее не соблазнишь. Ей бы живца или хотя бы блесну. Но ни того, ни другого у меня нет. Хариусов тоже ждать нечего. Когда у лунки такой страж, ни одному хариусу к приманке не прорваться. Так что на сегодня вся рыбалка закончилась.

Пока я так раздумывал, с противоположной стороны к лунке подплыла еще одна щука и тоже с любопытством уставилась на мормышку. Это развлечение им, вроде цирка. Ну обождите, разбойницы, я вам устрою представление!

Но представление придется отложить. Сейчас три часа ночи, мне что-то нездоровится. Вчера на морозе форсил в одном свитере, а сейчас всего ломает и никак не могу согреться. Наложил полную печку дров, сходил проведать Роску, теперь сижу, завернувшись в тулуп, и шью вентерь. Попробую поставить его в заводи, может, попадется пяток гольянов. Они мне нужны для щук.

Роска лежит все на том же месте. От хлеба не осталось и крошки. Это уже неплохо. Но ведь ей нужна вода. Вчера, возвратившись с Соловьевских озер, я подтолкнул ей ком снега. Сейчас сижу и соображаю, как напоить ее по-настоящему?

Неожиданно в голову приходит испугавшая меня мысль:

— А ведь Роска может замерзнуть! Шуба у нее, конечно, теплая, но мороз-то какой! И она все время без движения.

Мамочка моя, вот это положеньице! Сколько времени мечтал о собственной росомахе, теперь она у меня под кроватью, а я отсиживаюсь кто его знает где и не могу зайти в собственный дом. Мало того, что оба больны и голодны, она меня не пускает к лекарству. Аптечка с таблетками и порошками чуть ли не у нее над головой.

А вдруг росомаха и вправду замерзнет? Однажды собака знакомого охотника попала в поставленный им же капкан. Он думал, что она убежала в поселок, и не стал искать. Когда возвратился домой и понял, в чем дело, — было поздно. Попадавшие в его капканы соболи, лисицы и горностаи замерзали в течение одной ночи. С того времени, как пропала собака, минуло четверо суток. Переживал он, конечно, сильно, но в таком деле слезами горю не поможешь. Придется охотиться без собаки.

Через день пошел охотник проверять капканы, а его собака жива-живехонька. Оказывается, попав лапой в капкан, она не вырывалась, а сразу же выкопала в снегу глубокую яму и отсиживалась в ней до прихода хозяина. Да не просто отсиживалась. Все это время она, как могла, согревала зажатую в железные тиски лапу. Когда охотник выручил ее из капкана, она не могла даже двигаться, до того замерзла. Пришлось ему свою собаку до самого дома гнать палкой. Жалко ее было, прямо плакать хотелось, а приходилось гнать, иначе бы погибла.

Но ведь собака сидела в снегу, а куда спрятаться Роске? К шуту этот вентерь! Нужно как-то проникнуть в избушку. Вдруг Шурига, на помощь которого я так рассчитываю, не явится сюда еще неделю. Но, с другой стороны, как это сделать? С росомахой шутки плохи. Цапнет так, только держись. Мне бы такой костюм, как тот, в каких тренируют собак на границе. Наденут его на солдата — и никакая овчарка не страшна. Вот в нем бы я действовал смело.