Том 1. Стихотворения - Бунин Иван Алексеевич - Страница 79

79

24. I.16

Князь Всеслав *

Князь Всеслав в железы был закован, В яму брошен братскою рукой: Князю был жестокий уготован Жребий, по жестокости людской. Русь, его призвав к великой чести, В Киев из темницы извела. Да не в час он сел на княжьем месте: Лишь копьем дотронулся Стола. Что ж теперь, дорогами глухими, Воровскими в Полоцк убежав, Что теперь, вдали от мира, в схиме, Вспоминает темный князь Всеслав? Только звон твой утренний, София, Только голос Киева! — Долга Ночь зимою в Полоцке… Другие Избы в нем, и церкви, и снега… Далеко до света, — чуть сереют Мерзлые окошечки… Но вот Слышит князь: опять зовут и млеют Звоны как бы ангельских высот! В Полоцке звонят, а он иное Слышит в тонкой грезе… Что года Горестей, изгнанья! Неземное Сердцем он запомнил навсегда.

24. I.16

«Мне вечор, младой, скучен терем был…» *

Мне вечор, младой, скучен терем был, Темен свет-ночник, страшен Спасов лик. Вотчим-батюшка самоцвет укрыл В кипарисовый дорогой тайник! А любезный друг далеко, в торгу, Похваляется для другой конем, Шубу длинную волочит в снегу, Светит ей огнем, золотым перстнем.

24. I.16

«Ты, светлая ночь, полнолунная высь!..» *

Ты, светлая ночь, полнолунная высь!   Подайся, засов, — распахнись, Тяжелая дверь, на морозный простор,   На белый сияющий двор! Ты, звонкая ночь, сребролунная даль!   Ах, если б не крепкая паль, Не ржавый замок, не лихой волкодав,   Не батюшкин ласковый нрав!

24. I.16

Богом разлученные *

В ризы черные одели, — И ее в свой срок отпели, Юную княжну. Ангел келью затворил ей, Старец-схимник подарил ей Саван, пелену. Дни идут. Вдали от света Подвиг скорбного обета Завершен княжной. Вот она в соборе, в раке, При лампадах, в полумраке, В тишине ночной. Смутны своды золотые, Тайно воинства святые Светят на стенах, И стоит, у кипарисной Дивной раки, с рукописной Книгою, монах. Синий бархат гробно вышит Серебром… Она не дышит, Лик ее сокрыт… Но бледнеет он, читая, И скользит слеза, блистая, Вдоль сухих ланит.

25. I.16

Кадильница *

В горах Сицилии, в монастыре забытом, По храму темному, по выщербленным плитам, В разрушенный алтарь пастух меня привел, И увидал я там: стоит нагой престол, А перед ним, в пыли, могильно-золотая, Давно потухшая, давным-давно пустая, Лежит кадильница — вся черная внутри От угля и смолы, пылавших в ней когда-то… Ты, сердце, полное огня и аромата, Не забывай о ней. До черноты сгори.

25. I.16

«Когда-то, над тяжелой баркой…» *

Когда-то, над тяжелой баркой С широкодонною кормой, Немало дней в лазури яркой Качались снасти надо мной… Пора, пора мне кинуть сушу, Вздохнуть свободней и полней — И вновь крестить нагую душу В купели неба и морей!

25. I.16

Дурман *

Дурману девочка наелась, Тошнит, головка разболелась, Пылают щечки, клонит в сон, Но сердцу сладко, сладко, сладко: Все непонятно, все загадка, Какой-то звон со всех сторон: Не видя, видит взор иное, Чудесное и неземное, Не слыша, ясно ловит слух Восторг гармонии небесной — И невесомой, бестелесной Ее довел домой пастух. Наутро гробик сколотили. Над ним попели, покадили, Мать порыдала… И отец Прикрыл его тесовой крышкой И на погост отнес под мышкой… Ужели сказочке конец?

30. I.16

Сон *

По снежной поляне, При мглистой и быстрой луне, В безлюдной, немой стороне, Несут меня сани. Лежу как мертвец, Возница мой гонит и воет, И лик свой то кажет, то кроет Небесный беглец. И мчатся олени, Глубоко и жарко дыша, В далекие тундры спеша, И мчатся их тени — Туда, где конец Страны этой бедной, суровой, Где блещет алмазной подковой Полярный Венец,— И мерзлый кочкарник Визжит и стучит подо мной, И бог озаряет луной Снега и кустарник.