Том 1. Стихотворения - Бунин Иван Алексеевич - Страница 85

85

16. VII.16

Плоты *

С востока дует холодом, чернеет зыбь реки Напротив солнца низкого и плещет на пески. Проходит зелень бледная, на отмелях кусты, А ей навстречу — желтые сосновые плоты. А на плотах, что движутся с громадою реки Напротив зыби плещущей, орут плотовщики. Мужицким пахнет варевом, костры в дыму трещат — И рдеет красным заревом на холоде закат.

16. VII.16

«Он видел смоль ее волос…» *

Он видел смоль ее волос, За ней желтел крутой откос, Отвесный берег, а у ног Волна катилась на песок, И это зыбкое стекло Глаза слепило — и текло Опять назад… Был тусклый день, От пролетавших чаек тень Чуть означалась на песке, И серебристой пеленой Терялось море вдалеке, Где небеса туманил зной; Был южный ветер, — горячо Ей дуло в голое плечо, Скользило жаром по литым Ногам кирпично-золотым, С приставшей кое-где на них Перловой мелкой шелухой От стертых раковин морских, Блестящей, твердой и сухой… Он видел очерк головы На фоне бледной синевы, Он видел грудь ее. Но вот Накинут пламенный капот И легкий газовый платок, Босую ногу сжал чувяк, — Она идет наверх, где дрок Висит в пыли и рдеет мак, Она идет, поднявши взгляд Туда, где в небе голубом Встают сиреневым горбом Обрывы каменных громад, Где под скалистой крутизной Сверкает дача белизной И смольно-синий кипарис Верхушку мягко клонит вниз.

22. VII.16

«Полночный звон степной пустыни…» *

Полночный звон степной пустыни, Покой небес, тепло земли, И горький мед сухой полыни, И бледность звездная вдали. Что слушает моя собака? Вне жизни мы и вне времен. Звенящий сон степного мрака Самим собой заворожен.

22. VII.16

Дедушка в молодости *

Вот этот дом, сто лет тому назад, Был полон предками моими, И было утро, солнце, зелень, сад, Роса, цветы, а он глядел живыми Сплошь темными глазами в зеркала Богатой спальни деревенской На свой камзол, на красоту чела, Изысканно, с заботливостью женской Напудрен рисом, надушен, Меж тем как пахло жаркою крапивой Из-под окна открытого, и звон, Торжественный и празднично-счастливый, Напоминал, что в должный срок Пойдет он по аллеям, где струится С полей нагретый солнцем ветерок И золотистый свет дробится В тени раскидистых берез, Где на куртинах диких роз, В блаженстве ослепительного блеска, Впивают пчелы теплый мед, Где иволга то вскрикивает резко, То окариною поет, А вдалеке, за валом сада, Спешит народ, и краше всех — она, Стройна, нарядна и скромна, С огнем потупленного взгляда.

22. VII.16

Игроки *

Овальный стол, огромный. Вдоль по залу Проходят дамы, слуги — на столе Огни свечей, горящих в хрустале, Колеблются. Но скупо внемлет балу, Гремящему в банкетной, и речам Мелькающих по залу милых дам Круг игроков. Все курят. Беглым светом Блестят огни по жирным эполетам. Зал, белый весь, прохладен и велик. Под люстрой тень. Меж золотисто-смуглых Больших колонн, меж окон полукруглых — Портретный ряд — вон Павла плоский лик, Вон шелк и груди важной Катерины, Вон Александра узкие лосины… За окнами — старинная Москва И звездной зимней ночи синева. Задумчивая женщина прижала Платок к губам; у мерзлого окна Сидит она, спокойна и бледна, Взор устремив на тусклый сумрак зала, На одного из штатских игроков, И чувствует он тьму ее зрачков, Ее очей, недвижных и печальных, Под топот пар и гром мазурок бальных. Немолод он, и на руке кольцо. Весь выбритый, худой, костлявый, стройный, Он мечет зло, со страстью беспокойной. Вот поднимает желчное лицо,— Скользит под красновато-черным коком Лоск костяной на лбу его высоком,— И говорит: «Ну что же, генерал, Я, кажется, довольно проиграл? — Не будет ли? И в картах и в любови Мне не везет, а вы счастливый муж, Вас ждет жена…» — «Нет, Стоцкий, почему ж? Порой и я люблю волненье крови»,— С усмешкой отвечает генерал. И длится штос, и длится светлый бал… Пред ужином, в час ночи, генерала Жена домой увозит: «Я устала». В пустом прохладном зале только дым, В столовых шумно, говор и расспросы, Обносят слуги тяжкие подносы, Князь говорит: «А Стоцкий где? Что с ним?» Муж и жена — те в темной колымаге, Спешат домой. Промерзлые сермяги, В заиндевевших шапках и лаптях, Трясутся на передних лошадях. Москва темна, глуха, пустынна, — поздно. Визжат, стучат в ухабах подреза, Возок скрипит. Она во все глаза Глядит в стекло — там, в синей тьме морозной, Кудрявится деревьев серых мгла И мелкие блистают купола… Он хмурится с усмешкой: «Да, вот чудо! Нет Стоцкому удачи ниоткуда!»