Том 1. Стихотворения - Гумилев Николай Степанович - Страница 43

43

Вечер («Как этот ветер грузен, не крылат…»)

Как этот ветер грузен, не крылат! С надтреснутою дыней схож закат. И хочется подталкивать слегка Катящиеся вяло облака. В такие медленные вечера Коней карьером гонят кучера, Сильней веслом рвут воду рыбаки, Ожесточенней рубят лесники Огромные, кудрявые дубы… А те, кому доверены судьбы Вселенского движения и в ком Всех ритмов бывших и небывших дом, Слагают окрыленные стихи, Расковывая косный сон стихий.

Генуя

В Генуе, в палаццо дожей Есть старинные картины, На которых странно схожи С лебедями бригантины. Возле них, сойдясь гурьбою, Моряки и арматоры Все ведут между собою Вековые разговоры, С блеском глаз, с усмешкой важной, Как живые, неживые… От залива ветер влажный Спутал бороды седые. Миг один, и будет чудо; Вот один из них, смелея, Опросит: —«Вы синьор, откуда, Из Ливорно иль Пирея? Если будете в Брабанте, Там мой брат торгует летом, Отвезите бочку кьянти От меня ему с приветом».

Китайская девушка

Голубая беседка Посредине реки, Как плетеная клетка, Где живут мотыльки. И из этой беседки Я смотрю на зарю, Как качаются ветки, Иногда я смотрю; Как качаются ветки, Как скользят челноки, Огибая беседки Посредине реки. У меня же в темнице Куст фарфоровых роз, Металлической птицы Блещет золотом хвост. И, не веря в приманки, Я пишу на шелку Безмятежные танки Про любовь и тоску. Мой жених все влюбленней; Пусть он лыс и устал, Он недавно в Кантоне Все экзамены сдал.

Рай

Апостол Петр, бери свои ключи, Достойный рая в дверь его стучит. Коллоквиум с отцами церкви там Покажет, что я в догматах был прям. Георгий пусть поведает о том, Как в дни войны сражался я с врагом. Святой Антоний может подтвердить, Что плоти я никак не мог смирить. Но и святой Цецилии уста Прошепчут, что душа моя чиста. Мне часто снились райские сады, Среди ветвей румяные плоды, Лучи и ангельские голоса, В немировой природы чудеса. И знаешь ты, что утренние сны Как предзнаменованья нам даны. Апостол Петр, ведь если я уйду Отвергнутым, что делать мне в аду? Моя любовь растопит адский лёд, И адский огнь слеза моя зальет. Перед тобою темный серафим Появится ходатаем моим. Не медли более, бери ключи, Достойный рая в дверь его стучит.

Ислам

В ночном кафе мы молча пили кьянти, Когда вошел, спросивши шерри-бренди, Высокий и седеющий эффенди, Враг злейший христиан на всем Леванте. И я ему заметил: — «Перестаньте, Мой друг, презрительного корчить дэнди, В тот час, когда, быть может, по легенде В зеленый сумрак входит Дамаянти». — Но он, ногою топнув, крикнул: — «Бабы! Вы знаете ль, что черный камень Кабы Поддельным признан был на той неделе?» — Потом вздохнул, задумавшись глубоко, И прошептал с печалью: — «Мыши съели Три волоска из бороды Пророка». —

Болонья

Нет воды вкуснее, чем в Романье, Нет прекрасней женщин, чем в Болонье, В лунной мгле разносятся признанья, От цветов струится благовонье. Лишь фонарь идущего вельможи На мгновенье выхватит из мрака Между кружев розоватость кожи, Длинный ус, что крутит забияка. И его скорей проносят мимо, А любовь глядит и торжествует. О, как пахнут волосы любимой, Как дрожит она, когда целует. Но вино, чем слаще, тем хмельнее, Дама, чем красивей, тем лукавей, Вот уже уходят ротозеи В тишине мечтать о высшей славе. И они придут, придут до света С мудрой думой о Юстиниане К темной двери университета, Векового логовища знаний. Старый доктор сгорблен в красной тоге, Он законов ищет в беззаконьи, Но и он порой волочит ноги По веселым улицам Болоньи.