В исключительных обстоятельствах 1986(сборник) - Писманик Моисей Львович - Страница 109

– Вам нравится – Стивене?

– Фамилия не из редких.

– Меня устраивает, а на оригинальность я не претендую… Но подписок не будет!

– Поговорим потом.

Из нас двоих Эрлих волнуется больше. Второй раз за эти дни я замечаю, что движения его становятся суетливыми, а речь отрывистой… Приемник перемешивает музыку с морзянкой, потрескивает, а большие напольные часы за спиной Эрлиха подтягивают минутную стрелку к девятке.

– «Бам-бам-бам… Бам!» – выбрасывает приемник. И снова: «Бам-бам-бам… Бам!» Колокол Биг-Бена, позывные Британской радиовещательной корпорации.

– Хотите пари? – шепчет Эрлих.

Я сердито мотаю головой.

– Дурной тон.

«Бам-бам-бам… Бам!» И наконец: «Говорит Лондон! Дорогие радиослушатели, Би-Би-Си начинает передачу для Франции. Вы услышите в нашей программе обзор текущих новостей, ответы на вопросы, репортаж о церемонии в Кентерберийском соборе. В заключение – симфонический джаз под управлением…»

Эрлих, покосившись на дверь, приглушает звук. Встает из-за стола и неслышным шагом пересекает комнату. Резко поворачивает ручку, и Микки едва не влетает в кабинет. При этом лицо ее ухитряется сохранять выражение сосредоточенности, губа прикушена.

– Шарфюрер Больц! – негромко говорит Эрлих. – Вы что-нибудь забыли? – Он делает паузу и повышает тон. – Вон отсюда!

– Да, штурмбаннфюрер, – лепечет Микки и – от растерянности, что ли? – делает книксен.

Эрлих притворяет дверь и – руки в карманах – возвращается к столу. И вовремя. Обзор текущих новостей Би-Би-Си не длиннее хвоста карликового терьера. После паузы диктор, с жестковатым акцентом выговаривая французские слова, переходит к ответам на вопросы. Собственно, этот раздел – гвоздь утренней программы, ибо «ответы» – форма связи лондонского руководства с резидентурами Интеллидженс сервис во Франции.

– Мадам Дюроше спрашивает, – вещает диктор. – Каков прогноз на последнюю декаду августа? Отвечаем: август ожидается прохладным, с дождями и ветром…

«Дюроше, – думаю я. – Мне-то что за дело?» Мадам вполне, свободно может на поверку оказаться террористом из первой секции МИ-6 или усатым интеллектуалом из группы сбора политической информации… К Огюсту Птижану ответ, адресованный мадам, совершенно очевидно, не имеет отношения… Без особого внимания я вслушиваюсь в продолжение: «Таким образом, туманы распространятся на всю северную часть острова, включая графства…»

– Это не для вас, – шепчет Эрлих и прибавляет звук.

– Не мешайте! – говорю я.

– Передачу все равно записывают…

«…и в частности, – заключает диктор, – лондонский туман сгустится над Кардиффом. Мы особенно подчеркиваем это, мадам Дюроше: лондонский туман сгустится над Кардиффом!»

…Ну вот и все… Я напоминаю себе шар, из которого выпустили воздух. Я так долго ждал. И теперь, когда фраза произнесена, – в самом первом сообщении! – глубокое равнодушие приходит ко мне.

– Поздравляю, Стивенс! – говорит Эрлих и выключает приемник.

Снимает трубку телефона.

– Бригаденфюрер у себя? Здесь – Эрлих! – Пауза. – Только что передали, бригаденфюрер! – Снова пауза. – Ах, вы сами слышали? Я приказал записать. – Еще одна пауза. И энергичное: – Само собой! Да, бригаденфюрер. Хайль Гитлер!

Трубка с клацаньем укладывается в гнездо.

– Что с вами, Стивенс?

Чужое имя режет мне слух.

– Ничего, – отрубаю я и тяжело перевожу дух.

– Понимаю… Но ведь все обошлось!

– Могли и не успеть.

Это правда; именно о том я и думал. Я не сомневался ни в Люке, ни тем более в Центре, но техника есть техника, а Лондон изрядно далеко.

– Хотите капельки, Стивенс? – насмешливо спрашивает Эрлих.

– Примите сами, – огрызаюсь я и вожусь со спичками: «Житан» никак не хочет раскуриваться.

– Ах, мадам Дюроше, что за тон! Чем дерзить, лучше поинтересовались бы, какую квартиру снял вам' ваш друг Эрлих. Пальчики оближете. В центре, четвертый этаж, и окна на тихую улицу. Три прекрасно меблированные комнаты, ванная, газ, телефон…

– И слухачи на проводе.

– Само собой!

– И полдюжины побегушечников перед дверью и в заднем дворе.

– Что поделать…

– Остается предположить, что в передней поселитесь вы сами и будете спать у порога?

– За шутку такого сорта стоило бы вас наказать, но я не мстителен. И – учтите – я совсем не намерен навязывать свое общество. Предлагаю иное: прелестная горничная, она же экономка и ангел-хранитель. Ни за что не догадаетесь, кто она!

– Микки?

– Ну что за интуиция! Пинкертон и тот зарыдал бы от зависти… Хочу предупредить: у Микки один недостаток – она крайне любознательна. А в остальном просто клад: мила, покорна и домовита. С ней у вес хлопот не будет, благо, что бригаденфюрер просветил шарфюрера Больц о границах уступчивости.

«Житан» наконец раскурился, и я, полюбовавшись струйкой дыма, позволяю себе в свой черед воздать Эрлиху по заслугам.

– У вас божий дар быть сводней. Или нет?

Эрлих выпрямляется в кресле и складывает руки перед собой. Костяшки сцепленных пальцев белеют, а живой глаз, увеличенный стеклом очков, темнеет.

– Это последняя выходка, которую я прощаю… Хватит! Берите бумагу, Стивенс, и за дело! Пишите. «Я, Огюст Птижан, состоящий на службе в Сикрет интеллидженс сервис под именем Стивенса, добровольно и без нажима, руководствуясь личными соображениями, даю настоящую подписку в том, что обязуюсь постоянно информировать отдел IV-E5-5 Главного управления полиции безопасности и СД Германской империи о заданиях, получаемых мною от английской разведки, технических и иных средствах, передаваемых ею мне, и лицах, о деятельности которых в пользу стран – противниц Германской империи мне станет достоверно известно…» Да, не ошибитесь в наименовании отдела: первая цифра римская, остальные арабские… Что вам не нравится?

– Чертовски смахивает на одностороннюю перевербовку. Вот что я вам скажу!

– Без подписки Варбург не выпустит вас живым… Я все сказал, Стивенс!

Я и сам знаю, что все. Однако считаю нужным поторговаться. Англичане упрямы, и контрразведки всех стран мира осведомлены о том, что агенты СИС, как никто другой, умеют обставить свой переход на службу к конкуренту элегантным торгом.

– Вы загоняете меня в тупик, – говорю я с видимым колебанием.

– Никакого тупика! – возражает Эрлих. – Чистая проформа Вы же знаете…

– Этот документ…

– Будет похоронен в моем сейфе. Слово чести, Стивенс!

Я скриплю пером, выводя строчки. Узкий почерк с наклоном влево. Острые окончания букв. Эксперты должны удостоверить, что текст исполнен в английской манере письма. Перечитав написанное, я ставлю подпись и число. Помахиваю листком, высушивая чернила.

– Я перееду сегодня?

– Да, к вечеру. Врач осмотрит вас, а из «Бон-Марше» привезут костюм.

– Мне можно будет выходить?

– Конечно. Вас будут провожать… не мешая…

– Согласен. А теперь ответьте все же на тот вопрос, который недавно задавали вы сами: что выиграл я?

– Тс!… Экий вы, право!

Штурмбаннфюрер выходит из-за стола и говорит, понизив голос до предела:

– В вашей новой квартире нам не помешают… Фрейлейн Больц!

Урок, как видно, был не впрок. Микки появляется в комнате с быстротой, свидетельствующей, что она не покидала коридора.

– Знакомьтесь, – говорит Эрлих безмятежно. – Огюст Птижан – ваш патрон. Лотта – ваша секретарша. Надеюсь, вы подружитесь.

Лотта Больц безмолвствует, и Огюст Птижан догадывается, что из всех врагов, с которыми он имеет дело, Микки, пожалуй, самый прямолинейный. Эрлих и здесь не промахнулся, подсовывая покупателю товар с гнильцой.

8. ФОГЕЛЬ И ЗОЛОТОЕ РУНО – АВГУСТ, 1944.

Товар с гнильцой. Иначе Микки не назовешь! Белый передник и наколка не придали ей обаяния, а французские фразы, с грехом пополам складываемые ею, звучат как унтер-офицерские команды. В платье и должности полугорничной-полусекретаря Лотта Больц продолжает чувствовать себя шарфюрером СС – личностью, принадлежащей к касте господ. Кажется, она всерьез удивляется, почему Огюст Птижан не испытывает священного трепета, когда она по утрам бесцеремонно входит в спальню и сдергивает одеяло со словами: «Вставайте к завтраку!» В первый раз я вежливо посоветовал ей стучать, прежде чем входить, а во второй сообщил, что если она не последует совету, то мне придется пустить в ход брючный ремешок. Это был единственный случай, когда Микки засмеялась.