Ветеран Цезаря - Остроменцкая Надежда Феликсовна - Страница 12

12

Судёнышко Цезаря отошло и скрылось. Пираты, весело смеясь, собрались вокруг Булла. Начался делёж денег. Впервые я также получил свою долю.

Пираты прославляли щедрость Гая: если бы на его месте был какой-нибудь поселянин или всадник, так он уже каждый асс подсчитал бы!.. А Цезарь оплатил часы молчания с царственной щедростью: их было, конечно, гораздо меньше, чем тысяча. Гана положил конец их восторгам, сказав:

— Всадник и заключать не стал бы такой договор. Уж слишком неходкий товар тишина, чтобы откупщик вздумал его оплачивать!

Булл предложил выпить вина в честь Цезаря, но оказалось, что наши запасы иссякли; тогда он велел кормчему направить наш корабль в ближайшую гавань, чтобы набрать вина и пресной воды, а кстати взглянуть, нельзя ли на берегу чем-нибудь поживиться. Разбойники, соскучившиеся без «работы», кинулись выполнять его приказание.

Мы бросили якорь против Самоса и отправили на берег лодку. Пираты вытащили оружие и принялись приводить его в порядок. Я же, стоя на носу корабля, с тревогой и нетерпением смотрел, не покажется ли где судёнышко Цезаря.

Через час наши посланцы привезли вино, воду и припасы. Все они были навеселе и, перебивая друг друга, описывали празднество, которое одна богатая женщина устроила в честь возвращения своего мужа: он пропадал шесть лет, так что все считали его погибшим. Теперь супруги вновь соединились и на радостях угощали сограждан. Столы были расставлены прямо на городской площади, и все, кто хотел, пили и ели. Наши там тоже изрядно нагрузились. Вина и кушаний было такое множество, рассказывали пираты, что никто и не заметил, как они унесли три окорока и парочку амфор[33] с вином. Самое «интересное» пираты припасли к концу: самосская гражданка в благодарность за возвращение возлюбленного принесла Венере[34] в дар золотую статую богини, украшенную драгоценными ожерельями. К вечеру все в городе перепьются, тогда не трудно будет проникнуть в храм и унести прекрасную богиню.

— С таким уловом нам, рыбакам, и в родную Киликию не стыдно вернуться! — ликовали пираты.

И вот, дожидаясь темноты, мы принялись совершать возлияния в честь Цезаря и неизвестного гражданина из Самоса. Вино, привезённое с острова, было превосходно, даже я выпил несколько чаш во славу моего героя. От этого стало мне весело, и я размечтался о том, что сделаю завтра, когда Цезарь освободит меня… Денег, которые дали мне пираты, хватит ненадолго. А скоро ли я разыщу Валерия? Не отправиться ли завтра в Пергам? Там, как я слышал, замечательная библиотека, вторая в мире после Александрийской. Я могу там наняться служителем или переписчиком книг, чтобы скопить небольшую сумму для поисков Валерия.

Мне легко было бы убежать с корабля, не дожидаясь, пока Цезарь выполнит обещание: беспечность пиратов была так велика, что они даже дозорного не поставили — ведь все прибрежные города платили им дань, и пираты свободно входили в любую гавань, если там не было военного судна римлян. Я, конечно, мог бы убежать, но мне хотелось ещё раз повидать Цезаря.

Я смотрел на пылающий запад. Где-то там, за горами моей родины, опускалось солнце. Ослепительный золотой блеск сменился розовым сиянием, и всё погасло. Сразу потемнело, словно чёрный плащ накрыл нас. Пираты не торопились. Палубу осветили факелами. Чаши снова и снова наполняли вином. Кто-то затянул песню. Покачиваясь, поднялся Аникат и с пьяным воодушевлением предложил:

— Что пе-пе-сня?.. П-пустой звук! П-пусть лучше Лу-цилу сп-пляшет. Лу-ций… Ни ра-разу он не-не брился… н-наст-стоящая де-девушка!.. Одеть в… в же-женскую столу и пу-пу-ссть п-пляшет!

Пираты встретили это предложение смехом и рукоплесканиями. Я закричал, что скорее утоплюсь, чем позволю над собой издеваться, и, вскочив, ринулся к борту, собираясь прыгнуть в море. Все с хохотом бросились за мной.

В ту минуту, как я уже перекинул через борт ногу для прыжка, из мрака выплыл на нас огромный парус, словно возникла тень какого-нибудь потопленного нами корабля. Все невольно шарахнулись в сторону, и я — за ними. Но с другого борта на нас наплыл второй парус…

Две крутобокие военные триеры[35] сжали нас с обеих сторон; вёсла на них были убраны заранее; в нашу палубу вцепились абордажные мостки.

— К оружию! — крикнул Булл и, схватив багор, которым у нас били дельфинов, ринулся навстречу неприятелю.

Пираты, вооружившись чем попало, бросились в бой. В пылу сражения не успели снять мачту, и я отбежал к ней, прижался к её стволу и скользил вокруг него, чтобы сражающиеся не задели меня — единственного, кто не принимал участия в драке. Бой был неравный и потому недолгий. Первым пал Булл, метнувший свой багор в какого-то высокого воина; тот наклонился, багор пролетел над его головой, а в следующую минуту его меч вонзился в живот Булла. При свете факелов тут и там были видны группы сражающихся. На каждого пирата приходилось несколько воинов. Они быстро одолевали разбойников и скручивали им руки за спину. Но Гана и ещё с десяток пиратов успели взять свои копья и мечи и отчаянно защищались, стремясь соединиться. Голос Цезаря покрывал шум сражения, словно звук боевой трубы. Он приказывал своим, чтобы они держали пиратов в отдалении друг от друга и постарались каждого взять живым.

Я ждал, что Цезарь подойдёт ко мне и скажет: «Ну вот я и освободил тебя». Но он несколько раз прошёл мимо, не взглянув в мою сторону. Ему сейчас было не до меня: он следил, как его воины уводили последних защитников пиратского корабля на свою триеру. Одни из них шли понуро, другие, несмотря на связанные за спиною руки, гордо подняв голову и не глядя на Цезаря. Только Аникат остановился перед ним и осыпал проклятиями, икая и размазывая слёзы по лицу. Однако копьё воина, коснувшись шеи повара, живо заставило его двинуться вперёд. Палуба опустела. Лавируя между трупами, я побежал к Гаю. А Гай, не замечая меня, направился вслед за пленными. Неужели он забыл обо мне?!

— Цезарь! — крикнул я, протягивая к нему руки.

Какой-то воин преградил мне путь:

— Это что ещё за мальчишка?

— Потом разберёмся! — крикнул другой, пробегая. — Раз он здесь, вяжи его!

— Цезарь! — снова позвал я в отчаянии.

Воины связали мне за спиною руки.

А корабль-призрак уже снял абордажные мостки и удалился, распустив парус.

Это была вторая беда, которую принесло мне море.

* * *

Все, кто остался в живых после боя, были закованы и брошены в самую зловонную яму пергамской тюрьмы. Когда воины, втолкнувшие нас туда, ушли, сторож поднял факел, и мы увидели высоко, под самым потолком, крошечное зарешечённое оконце. Добраться до него, а тем более просунуть голову сквозь прутья решётки было невозможно. Сторож всё же сказал:

— Оно выходит на место казни. Так что смотреть в него не советую. Вода вон в том углу, в кувшине. Еду тратить на вас не стоит: завтра у вас свидание с палачом.

Он ушёл и унёс факел. Мы остались в темноте. Я сидел на полу, не решаясь пошевелиться: время от времени что-то падало с потолка и проползало по телу. Паук?.. Стоножка?.. Скорпион?.. Я боялся наступить на какую-нибудь ядовитую тварь… Впрочем, какое значение имел бы теперь даже змеиный укус?

Ох, почему я не сражался, когда Цезарь напал на нас?.. Почему не пронзило меня чьё-нибудь копьё?! Как счастливы Булл и кормчий, убитые в первые минуты боя! Как счастливы те, чьи тела остались лежать на палубе нашего корабля! А я… а мы? Какая смерть ждёт нас?

Но как он мог?! Как мог Цезарь напасть на людей, которые так им восхищались?

Тюремщик сказал, что сюда бросают приговорённых к смерти. Умереть я не боюсь. Раз Цезарь меня обманул, я буду даже рад умереть. Мучения и позор — вот что страшно…

— Завтра утром нас…

Наверно, я произнёс последние слова вслух, потому что рядом послышался спокойный ответ Ганы:

вернуться

33

Амфора — высокий (ёмкостью немного больше 26 литров) кувшин с двумя ручками.

вернуться

34

Вене?ра — богиня, покровительствующая влюблённым и посылающая удачу тем, кто её чтит. (В греческом пантеоне ей соответствует Афроди?та.)

вернуться

35

Трие?ра — военный корабль с тремя рядами вёсел.