Ветеран Цезаря - Остроменцкая Надежда Феликсовна - Страница 14

Цезарь пошёл к воротам, а я вскочил, чтобы бежать к тюрьме. Но там уже никого не было. Разыскивать место казни я не решился.

Ко мне подошёл Аксий:

— Цезарь приказал отвести тебя в баню, а потом дать денег. Поторапливайся. Я ещё должен отыскать какую-нибудь повозку, чтобы догнать Гая. Минуций Ферм нас, верно, заждался.

— А Цезарь сказал, что я могу найти его в Родосе?

— Да, если Ферм нас отпустит. Мы собираемся там учиться. Мы, видишь ли, недостаточно учены. Знания копим, как скупцы, а деньги тратим, как последние моты.

Часть вторая

Тога совершеннолетнего

Глава первая

Так я впервые узнал Цезаря.

Преподав мне страшный урок, Цезарь исчез. Прошло немало лет, прежде чем я его увидел снова и даже прежде, чем услышал о нём. Но не было дня, чтобы я мысленно не возвращался к событиям, сделавшим меня взрослым.

Мне было обидно, что тогда, в Пергаме, у тюремных ворот, растерянный и напуганный, я не нашёл веских слов в защиту моих несчастных товарищей. Почему я не напомнил Цезарю, что пираты были такими же изгнанниками, как он сам? Только у них не было знатных покровителей, чьими деньгами сорил Цезарь. А разве налоги, которые мы собираем с провинциалов, не та же дань, какую пираты берут с купцов и мореплавателей? Цезарь сетовал, что пираты сеют рабство по берегам морей. Но Булл, Гана, Аникат не имели собственных рабов. Они добывали рабов для Цезаря, Феридия, для всех, кто привык пользоваться чужим трудом.

Однако возвращаюсь к своему повествованию. Чтобы не обрывать его нить, расскажу, что произошло в моей жизни, прежде чем я вторично встретил Цезаря.

Распрощавшись с Аксием и впервые оставшись без руководителя, который распоряжался бы моей судьбой, я решил осуществить своё давнишнее желание и разыскать Валерия, а если будет возможно, то и купить его у теперешнего хозяина. А потом уж вместе с ним плыть в Брундизий.

По словам Аксия, Цезарь считал, что после всего пережитого я созрел для тоги взрослого. И вот, хотя до совершеннолетия мне оставалось ещё несколько месяцев, Аксий, по его приказу, одел меня в белоснежную тогу римского гражданина. Денег у меня было достаточно: Цезарь оставил мне тысячу денариев да от пиратов я получил сотню, которую никто у меня не отобрал; мне казалось, что я обеспечен чуть ли не до конца жизни. Одна теперь была забота — добраться до Эфеса и уберечь свои капиталы от мошенников, которые могут встретиться в пути.

С самого начала всё пошло так гладко, словно боги сопутствовали мне: в Элее я быстро нашёл корабль, направлявшийся в Эфес, плавание закончилось без всяких приключений, а по прибытии в эфесскую гавань я легко получил у кормчего разрешение за небольшую плату ночевать на корабле, пока он стоит на погрузке. (Я догадался скрыть, что боюсь городских гостиниц, набитых, как мне казалось, ворами, а сказал, что поплыву с этим кораблём дальше, если не найду здесь нужного мне человека.)

Каждый день я бегал в город, расспрашивая, не знает ли кто любителя книг, у которого работает переписчиком раб по имени Валерий. Я был уверен, что такого образованного человека, как он, все должны знать, и очень удивился, когда на третий или четвёртый день какой-то прохожий, указав мне дом и даже назвав имя собирателя книг (Публий Волумний), не мог сказать, как зовут раба-переписчика. Сомневаясь, что встречу Валерия, я всё же направился к этому Волумнию.

Меня провели в сад к бассейну, окружённому тёмными кипарисами и цветущими олеандрами. Сидя на каменной скамье, хозяин дома кормил золотистых рыбок, сбившихся в ожидании подачки у самого края водоёма. При моём приближении рыбки, сверкнув словно молнии в зелёно-розовой воде, скрылись среди водорослей.

— Вот, — умилённо сказал Волумний, — даже эта бессловесная тварь знает и любит своего господина, а от незнакомца бежит! Но кто ты, юноша, и по какому делу я тебе понадобился?

Я бегло рассказал ему свою историю и спросил, есть ли у него раб Валерий, купленный в Брундизии на распродаже имущества Гнея Сестия Гавия.

— Да, у меня есть такой раб, — сказал Волумний. — Но он уже стар и ни на что не годен.

— Он мне нужен не для услуг, — воскликнул я обрадованно, — а как друг. У меня, кроме матери, нет друзей. Лишь Валерий и Цезарь…

Выслушав мой рассказ о Цезаре, Волумний засмеялся и покачал головой:

— Вот не ожидал от этого беспутного Цезаря такого разумного поступка! Если бы все так расправлялись с пиратами, море уже давно было бы безопасно для плавания честных людей. Я его как-то в Риме видел, он показался мне похожим на девушку: наряден, надушён, завит… И вдруг — такая решительность и твёрдость! Как обманчива внешность! Все эти молодые люди в Риме такие франты, что тошно смотреть! А оказывается, и они способны на мужественные дела! Ты доставил мне своим рассказом огромное удовольствие, и я охотно подарю тебе этого раба… Не возражай! — поднял он руку, останавливая готовый сорваться с моих губ отказ. — Глаза раба ослабели, и он уже не годится для работы в библиотеке; он теперь на пчельнике, и мне его не трудно заменить, хотя он и учёный и знает кой-какие книги по уходу за пчёлами. Буду рад, если он тебе пригодится. Тем более, что я знавал твоего отца… Правда, между нами были только деловые связи, но это лучшая проба человеческой честности. — Он обернулся к рабу, который привёл меня: — Позови сюда Валерия, бывшего библиотекаря.

Меня так взволновало великодушие Публия Волумния, что я в знак признательности поцеловал этого малознакомого человека. Но когда из глубины сада вышел мой бывший наставник и остановился перед хозяином, искоса приглядываясь ко мне, у меня заныло сердце: за какие-то неполных два года так измениться!.. Лицо его почернело от солнца, в тёмных волосах появились серебряные нити, глаза покрылись красными жилками и стали слезиться… А прежде они были ясные, блестящие, похожие на золотистые ракушки, которые я в детстве так любил разыскивать на берегу моря. Он всё пристальней вглядывался в меня, и на лице его появилось выражение изумления и радости.

— Я вижу, ты угадал, Валерий, — сказал Волумний, — подойди сюда.

Когда тот приблизился, Волумний с брезгливой гримасой, взяв краем своей туники руку раба, вложил её в мою:

— Владей им на здоровье. А ты, — обратился он к моему учителю, — будь покорен своему бывшему воспитаннику, он теперь твой хозяин, которому я по собственной воле тебя возвращаю.

— Луций! — всхлипнул Валерий и опустил голову мне на грудь.

Я молча обнял его, не в силах сказать ни слова от жалости и радости: наконец-то нашёл я своего наставника и могу теперь успокоить его старость.

Волумний предложил отправить с рабом, вёзшим его письма в Италию, и моё, а до получения ответа погостить у него. Я с радостью принял его гостеприимство, рассчитывая, что содействие этого почтенного эфесского гражданина поможет мне оформить у пропретора вольную для Валерия. Публий Волумний нашёл моё желание неразумным. Он считал, что если я отпущу Валерия на волю да ещё стану обращаться с ним, как с родственником, раб зазнается, и мне, мальчику, придётся, чего доброго, стать слугой собственного раба. Но так как я очень настаивал, Волумний, чтобы не отказать гостю, пошёл со мною и Валерием к пропретору, и тот прикосновением жезла к голове моего учителя сделал его свободным человеком.

В тот же вечер, оставшись с Валерием наедине, я увидел, как не прав был Волумний: Валерий окружил меня такой заботой, словно я был маленьким ребёнком, а он нянькой. Когда он опустился на колени и попытался развязать мои сандалии, мне, бывшему слугой у пиратов, стало так смешно, что я начал брыкаться и хохотать как сумасшедший. Валерий, не поднимаясь с колен, удивлённо смотрел на меня: