Тайна старинного парка - Елькина Марина Валерьевна - Страница 19

19

Костя удрученно кивнул. Другого выхода действительно не было.

— Но я боюсь сидеть весь день в гостинице, — сказал он. — Вдруг сосед еще разок обыск устроит?

— Зачем же сидеть в гостинице? Это вызовет лишние подозрения. Ты выходишь вместе с группой, а у самого Казанского собора исчезаешь в толпе. Вместе с сумкой, которую я тебе быстро передам. Сосед будет видеть сумку в моих руках и подумает, что я сдал ее в камеру хранения.

— Он может заметить, как ты передашь ее мне.

— Не переживай! Не заметит! В этом деле я специалист!

Костя сомневался. Он примерно представлял себе, какой Львенок специалист в секретных делах. Удастся ли им эта операция по передаче сумки?

— Ты вынесешь мусор, в конец концов? — спросил он у Львенка.

— Завтра. Вдруг он в коридоре меня караулит.

— Делать ему больше нечего.

Но настаивать Костя не стал. Он уткнулся в книгу и замолчал. Молчал и Львенок. Он смотрел в одну точку и думал. Потом предложил:

— Может, посидим пока у девчонок?

Костя посмотрел на него как на сумасшедшего:

— Сам же сказал: девчонок впутывать не надо.

— Ну да, — вздохнул Львенок и опасливо повел плечами. — Просто как-то неприятно знать, что этот тип сидит там, за стенкой. А если он попробует ворваться?

— Зачем? Вечером он так рисковать не будет. Люди кругом.

— А ночью?

— Ладно тебе, — отмахнулся Костя. — Не делай из него агента ФБР.

— При чем тут агент? У него есть отмычка. Мы будем спать, он откроет дверь и захватит нас спящих.

— Зачем ему захватывать нас спящих?

— Чтобы выведать, где контейнеры. Неизвестно, какими новейшими технологиями он вооружен. Видал, как в фильмах вкалывают людям какую-то дрянь, и они выбалтывают все на свете?

Костя рассмеялся. Это уже казалось бредом из области фантастики.

— Ты еще предложи спать по очереди!

— А что? — ухватился за эту мысль Львенок. — Сначала ты, потом я!

— Ну уж нет! Хватит с меня того, что я завтра буду неизвестно где болтаться с сумкой! Я хочу спать ночью! И буду спать! Мне плевать на все новейшие технологии!

— Ты — легкомысленный человек, — покачал головой Львенок. — Хорошо, не хочешь дежурить по очереди, давай соорудим баррикаду.

— Какую еще баррикаду? — поморщился Костя.

— Обыкновенную. Перед дверью. Придвинем шкаф, тумбочку, стол.

— Зачем?

— Если он откроет дверь, то наткнется на баррикаду и наделает столько шума, сам не рад будет, что полез.

Костя не отличался такой буйной фантазией, как у Львенка. Он смотрел на вещи гораздо реальнее, но чтобы успокоить друга, согласился соорудить баррикаду. В конце концов, кому от этой баррикады хуже? Девчонки сегодня не придут, а спать с баррикадой все-таки спокойнее, чем без нее.

Шкаф передвинуть оказалось нелегко. Он был старомодный, тяжелый.

— Надорвемся только с твоей баррикадой, — ворчал Костя, изо всех сил толкая вперед шкаф.

Шкаф скрипел, визжал, грохотал по полу. Костя рассмеялся:

— Ну, теперь-то уж точно сосед ночью с отмычкой к нам не полезет!

— Почему?

— Потому что мы так грохочем! Даже самый тупой сообразит, что это сооружается баррикада у дверей.

— Ты думаешь? — Львенок не был настроен шутить. — Вот и хорошо. Тащи тумбочку, а я придвину стол. Для надежности.

Баррикада была готова.

— Доволен?

— Да. Теперь гораздо спокойнее.

— Как мы ее утром разбирать будем?

— Разберем как-нибудь. Главное, ночь провести в безопасности.

— Ну и трус же ты, Львенок!

— Я не трус, я очень осторожный человек.

— Теперь ты дашь мне спокойно почитать?

— Давай лучше поболтаем. Или порешаем кроссворд.

— Знаешь, Львенок, я от тебя сегодня очень устал, — признался Костя. — Ты не обижайся, но у меня нет больше сил болтать о чем-то. А кроссворды я не люблю. Решай сам.

Львенок все-таки обиделся. Что значит устал? Это в таких вот экстремальных условиях? Когда необходимо быть вместе? Нет, Костя все-таки страшный единоличник. А все этот микроскоп! Костя привык целыми днями сидеть один, вот и устает теперь от лучшего друга, тем более когда этому самому лучшему другу требуется его поддержка. Ну и пожалуйста! Устал — отдыхай!

Львенок уткнулся в кроссворд, но кроссворд оказался какой-то слишком заумный. Удалось разгадать только одно слово. В общем, к кроссворду Львенок очень быстро потерял интерес. Он попробовал почитать газету, но там так скучно было написано о политике, что захотелось спать. Львенок читал в газетах только раздел криминальной хроники. Просто, ясно и захватывающе. Но в этой газете криминальной хроники не было. Интересно, а что читает Костя? Может, какой-нибудь детектив? Тогда можно почитать вслух.

Львенок изловчился и заглянул на обложку книги. "Тайны мира насекомых". О боже! Он вообще может думать о чем-нибудь, кроме этих насекомых?

Львенок хотел задать этот вопрос Косте, но вспомнил, что тот просил помолчать. Чудак этот Костя! Наверное, из таких чудаков и получаются потом ученые. Надо же так увлечься! Ничего, кроме насекомых! Скучно, наверное, всю жизнь увлекаться одним и тем же. Скучно всю жизнь смотреть в микроскоп. Скучно писать диссертации. Хотя кто-то должен двигать вперед науку. Может, Костя станет гениальным исследователем насекомых?

"Гениальный исследователь насекомых" в этот момент отложил книжку и сказал:

— У меня есть другая версия. Помнишь рассказ Леонида Матвеевича? О том, как искали "Адама" и "Еву"?

— Помню. Ну и что?

— Ведь их нашли случайно.

— И тоннель нашли случайно.

— Правильно! А ведь что-то могли и не найти!

— К чему ты клонишь?

— К тому, что сосед вполне может разыскивать пропавшие в войну музейные экспонаты. В его руки могли попасть какие-нибудь документы. А может… Может, он — родственник кого-нибудь из тех, кто принимал участие в эвакуации Петергофа?

— Ну да! И какая-нибудь бабка, умирая, поведала ему тайну сокровищ!

— А что?

— Ничего. "Двенадцать стульев"!

— Но согласись, странно, что он копается в одном и том же месте!

— Допустим. Но при чем тут контейнеры?

— Про металлический контейнер объяснить не могу. Не знаю, что там. Нужно подумать. А вот на бобинах может быть записан рассказ бабки!

Львенок присвистнул:

— Ну, ты даешь! Тебе бы детективы сочинять!

— Ну, Леонид Матвеевич детективы и не сочиняет. Просто рассказывает. Это же на самом деле было.

ЧЕТВЕРТЫЙ РАССКАЗ ЛЕОНИДА МАТВЕЕВИЧА

Долго не могли найти статуи "Адама" и "Евы". Они были куплены еще при Петре Первом в Венеции.

Я по молодости лет не представлял себе всей ценности этих скульптур и не очень сокрушался, что их не могут найти.

— Дурень! — с досадой говорил мне Павел Родионович.

— Я заметил, что после того, как мы нашли тоннель, он изменил ко мне свое отношение. Стал по-отечески ласков и сам стеснялся этого. Потому и выходило иногда грубовато. Я не обижался. В те годы мальчишки умели ценить отцовское внимание: большинство отцов не вернулись с фронта.

— Дурень! "Адам" и "Ева" считаются лучшими мраморными статуями восемнадцатого века из всех, установленных в наших парках. Вспомнил бы ты, где их спрятали, а?

По документам выходило, что "Адам" находится вдалеке от фонтанов, возле незначительных парковых построек. Но от тех построек не осталось ничего. Я не мог указать даже приблизительно и, сколько ни пытался, так и не вспомнил место этого тайника.

В поисках "Адама" перекопали сотни кубометров земли, но безрезультатно.

Павел Родионович склонялся к тому, что скульптуру обнаружили фашисты. Однажды он стоял над одной из глубоких ям и делился со мной этими мыслями.

— Незаметно, чтобы здесь до нас копали, — сказал я. — И воронок от взрывов нет. Скульптура тут.

— Хочешь сказать, что мы неглубоко копаем?

— Может быть.

— Ленчик! Ну, вы же не могли закопать ее слишком глубоко!

— Вы же сказали, что они очень старинная и ценная. Наверное, нарочно поглубже прятали.

— Уговорил! Будем копать глубже!

Ямы перерыли заново. Я оказался прав. "Адама" нашли в одной из ям, только глубже, чем предполагали.

С "Евой" получилось гораздо сложнее и драматичнее. Вся территория вокруг фонтана была так обезображена немецкими землянками, что здесь, казалось, ничего не могло сохраниться.

На этот раз уже не только Павел Родионович, но и все остальные были уверены в гибели "Евы".

— Давайте еще раз осмотрим большой блиндаж, — предложил кто-то из сотрудников. — Там деревянный настил. Надо его поднять.

Настил подняли. Под ним и была спрятана скульптура. Фашисты докопались даже до досок, которыми был прикрыт тайник, но под доски не заглянули. Только это и спасло "Еву" от уничтожения.

"Еву" нашли, но пострадала она сильно. Скульптуру извлекали из земли по кусочкам.

— Осторожнее! — умолял Павел Родионович. — Ради бога, осторожнее!

— Голова отдельно, — сообщали со дня ямы.

— Руки целы!

— Ног нет!

— Как это нет? — кричал Павел Родионович. — Ищите ноги! Умоляю вас, хоть осколками!

Фигуру извлекли. Нашли и ноги, но зрелище было плачевное. Казалось, реставрировать статую невозможно.

Павел Родионович сутками совещался с реставраторами. В конце концов, за восстановление взялись молодые скульпторы Захаров и Соколов. Павел Родионович на них нарадоваться не мог.

— Руки золотые! А головы! Изобретательности не занимать!

Захаров и Соколов, словно математики, день и ночь сидели над точными расчетами. Перепробовали сотни вариантов и остановились на единственно возможном.

Они сделали металлическую конструкцию, которая не нарушала силуэта скульптуры и накрепко соединяла все ее части. Кроме того, она принимала на себя всю тяжесть мрамора.

— Через пень, на который опирается "Ева", — рассказывал мне Павел Родионович, — будет проходить скрытый кронштейн. Одна часть кронштейна дойдет почти до середины скульптуры по торсу. А другая пройдет поверх пня в спину статуи.

— Заметно же будет, — недоверчиво отвечал я.

— Эх ты! Это же мастера! Ничего не заметишь! Кронштейн прикроют куском мрамора, который будет казаться продолжением пня.

— Тогда скульптура будет называться не "Ева", а "Пень", — хитро улыбался я.

— С тобой нельзя серьезно разговаривать! — сердился Павел Родионович. — Сам ты пень! Пень составляет часть композиции. И увеличится он ненамного. Силуэт-то фигуры не изменится, голова садовая!

Когда "Ева" заняла свое прежнее место в восьмиугольнике фонтана, я был поражен. Я приглядывался со всех сторон, надеясь найти следы хитрого кронштейна, но так ничего и не нашел. Реставрация была сделана великолепно, и, если бы я своими глазами не видел разрушенной фигуры, то ни за что бы не поверил, что она вообще когда-то разбивалась.