Нашествие чужих: заговор против Империи - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 42

42

24 марта последовало признание Временного правительства со стороны Англии, Франции и Италии. И уже три пышных кортежа двинулись по Невскому, представляться, заверять, поддерживать. Ну кто ж после этого усомнился бы, что новая власть России самая что ни на есть «законная»? На аудиенции Бьюкенен, обращаясь к Временному правительству, поздравил «русский народ» с революцией. И подчеркнул, главное достижение России в случившихся событиях — это то, что «она отделалась от врага». Под «врагом» понимался не кто иной как Николай II. Всего пару месяцев назад награжденный высшим британским орденом и произведенный в звание фельдмаршала британской армии «в знак искренней дружбы и любви»[136]! Таким образом не противники, а союзники постарались завязать петлю на шее Российской империи. И они же своим актом признания Временного правительства вышибли табуретку из-под ног «приговоренной».

Ну а судьба тех, кто обеспечивал успех заговора, была различной. Когда шли погромы в Петрограде, Барк сам явился «арестовываться» к Керенскому. Так спокойнее. Все у него сложилось благополучно. Пересидел бурные дни под охраной. Потом дали возможность уехать за границу. Где он и доживал свой век в мире и достатке. Уж ясное дело, проворачивая государственные сделки, он не забыл и себя обеспечить. У Ломоносова вообще без неприятностей обошлось. Так же, как служил при царе, был принят на службу при Временном правительстве. Послали в США в составе «чрезвычайного посольства» для переговоров об экономическом сотрудничестве. А вот Протопопова обманули. Неизвестно, кто именно настроил его на роль «троянской лошадки» в царском правительстве. Но заступаться за него закулисные силы не стали. Его арестовали, допрашивали, пытаясь привлечь к делу о «царской измене». Выехать за рубеж он не смог. Или еще надеялся на признание своих заслуг. Но потом к власти пришли большевики и расстреляли его. Причина, очевидно, стандартная. Слишком много знал.

17. Как эмигранты ехали «домой»

У разных участников исторических событий степень допуска к тайнам «сил неведомых», степень информированности о том, что должно произойти дальше, была, естественно, различной. Ленин, например, еще 22 января 1917 года пессимистически говорил на собрании социалистической молодежи в Цюрихе:

«Несомненно, эта грядущая революция может быть только пролетарской… Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв в этой грядущей революции».

Троцкий в конце декабря 1916 г., отплывая из Испании в США, заявлял:

«Я последний раз бросаю взгляд на эту старую каналью Европу».

Но уже в феврале, когда в Америку пришли известия о беспорядках в Петрограде, он уверенно писал в «Новом мире»:

«Мы свидетели начала второй российской революции. Будем надеяться, что многие из нас станут ее участниками».

То есть, уже знал, что это не просто беспорядки…

В Петрограде для большевиков переворот стал сперва полной неожиданностью. В столичной организации верховодил Шляпников, обеспечивая ее связь с центром финансирования в Стокгольме. Предыдущая волна забастовок угасала. И как раз в день начала революции, 23 февраля, Шляпников отдал команду сворачивать выступления, копить силы для будущих атак. И тут грянуло… Мгновенно сориентировались только меньшевики из социал-демократической фракции Думы, связанные с заговорщиками через Керенского: Чхеидзе, Церетели, Скобелев и др. Имея легальную крышу Думы, провели собрание, куда пригласили делегатов от разных полков, заводов. Впрочем, кто их выбирал в сумятице, делегатов? Подхватили подвернувшихся под руку солдат, рабочих и провозгласили создание Петроградского Совета. В своем лице.

А среди большевиков царил полный разброд. Одни считали нужным поддерживать Временное Правительство и Советы. Другие — только Советы, но не «министров-капиталистов», третьи объявляли войну тем и другим. Но Временное правительство было настроено чрезвычайно лояльно ко всем революционерам. Объявило всеобщую политическую амнистию, из тюрем и ссылок потянулись свежие контингенты. Из крупных большевистских лидеров первыми в Питер прибыли Сталин и Каменев. Иосиф Виссарионович с 1912 г. находился в Туруханском крае. Успел послужить в армии — был призван в конце 1916 г., стал рядовым 15-го Красноярского запасного полка. Каменев был сослан в Сибирь по делу большевистской фракции Думы. На момент амнистии оба оказались в Красноярске, сразу смогли сесть на поезд.

В Питере они попытались сорганизовать партийные структуры, взять под контроль редакцию «Правды», устроили в Таврическом «секретариат ЦК» — единственный стол, за которым сидела барышня для связи. Банды анархических солдат захватили особняк балерины Кшесинской — с ними сумели договориться, они признали себя «Военной организацией большевиков». И особняк стал партийной штаб-квартирой. Но организация удавалась плохо. Редактор «Правды» Черномазов гнул собственную линию, других лидеров признавать не желал. Вокруг газеты стала складываться самостоятельная группировка. Прикатила из Сибири осужденная думская фракция большевиков — Бадаев, Муранов, Петровский, Самойлов, Шагов. Распропагандированная в свое время газетами, увенчанная ореолами «мучеников». И вокруг нее возникла другая группировка. «Военная организация», кутившая и тискавшая баб в особняке Кшесинской, знать не желала никаких «правд» и думцев… А между тем начали появляться и революционеры из-за границы.

Они возвращались в Россию по-разному. Коллонтай, например, явно получила соответствующие указания. Как только разгорелась буза в Питере, она вдруг срочно бросает довольно теплое место в США, хорошо оплачиваемую работу, и мчится на родину. В Стокгольме участвует в совещании, которое проводит Парвус с ней, Ганецким, Воровским. И уже 18 марта Александра Михайловна прибывает в Петроград. О, это был, наверное, ее «звездный час»! В революционной мути и хаосе она чувствует себя как рыба в воде. «Прописывается» в особняке Кшесинской среди буйной солдатни, щеголяет в платьях и горжетках, награбленных у балерины. Отправляется она и в другой центр анархии — залитый офицерской кровью Кронштадт. Выступает на митингах, ее на руках носят. В полной мере использует не только ораторские, но и сексуальные таланты. Уж скольких солдатиков и матросиков она облагодетельствовала, трудно сказать. Но 45-летняя «валькирия» сумела влюбить в себя вожака «братишек», Дыбенко. Который становится ее очередным фаворитом. Сплошной выигрыш! С одной стороны, Александра Михайловна заполучила в распоряжение молодого здорового бугая, какого у нее еще не было (разве сравнится с таким Плеханов или Джон Рид?) С другой — «Кронштадтскую республику» удалось прочно привязать к большевикам. Ошалевший Дыбенко готов был за свою пассию вести морячков в огонь и в воду.

Так же спешно, как Коллонтай, сорвался из США Ларин-Лурье. В Питере сформировал и возглавил организацию меньшевиков-интернационалистов, был введен в исполком Петроградского Совета, начал издавать журнал «Интернационал». Но вообще, казалось, что Временное правительство с первых же дней своего существования принялось рубить сук на котором сидело. Оно не только выпустило ссыльных и заключенных своих будущих противников. Оно целенаправленно начало собирать их из эмиграции! В российские посольства и консульства за рубежом были направлены указания — обеспечить возвращение на родину всех политэмигрантов. Причем перевозку требовалось организовать за государственный счет, выделялись особые фонды. Доходило до курьезов. Сотрудник генконсульства в Нью-Йорке П. Руцкий писал, что задача оказалась чрезвычайно сложной. Посольства и консульства никогда не занимались учетом политэмигрантов. Пришлось организовать подобие своей «разведслужбы», чтобы отделять настоящих «политических» от посторонних, желающих на холяву, за казенный счет, прокатиться в Россию.

В мемуарах Крупской и других революционеров встречаются утверждения, будто они после Февраля обдумывали и обсуждали, возможно ли будет теперь вернуться на родину? Это ложь. Возвращение инициировалось самим Временным правительством. Проблема была в другом. Швейцарию со всех сторон окружали воюющие государства. А контрразведки Франции и Италии хорошо знали, что большевики работают на противника. А ну как арестуют? Ехать же через Германию или Австрию — получалось слишком некрасиво. Многие эмигранты, даже из пораженцев, не решались столь откровенно себя скомпрометировать. Но агентура Парвуса подталкивала их воспользоваться именно этим путем. И Ленин не вытерпел, загорелся. Рассуждал, что было бы прекрасно попасть в Россию через Германию «как-нибудь контрабандой». Данный вариант и стал отрабатываться. Переговоры с немцами вели Радек, швейцарские социалисты (и германские агенты) Платтен, Моор, в Швеции — Ганецкий, в Петрограде — Коллонтай[137]. И был согласован план «опломбированного вагона». Точнее, этот термин позже запустили газетчики. Вагон никто не собирался пломбировать, но он должен был стать «экстерриториальным». Не подвергаться таможенному и паспортному контролю, а пассажиры вагона на территории Германии не имели права выходить из него.

вернуться

136

Попов В. И. Жизнь в Букингэмском дворце. М., Новина, 1996.

вернуться

137

Латышев А. Г. Рассекреченный Ленин. М., Март, 1996.