Таверна «Ямайка» - дю Морье Дафна - Страница 34

Она уже пожалела о своей несдержанности и сидела, забившись в угол, прижавшись щекой к стене кареты. Было все равно, что он подумает. Священнику должны быть чужды мирские страсти. Он не в состоянии понять ее горе.

— Сколько вам лет? — спросил он неожиданно.

— Двадцать два.

Пастор опять глотнул воздух, отнял свою руку, положил ее на набалдашник трости и задумался. Карета уже выехала из Лонсестона и неслась по высокой местности, переходящей в болота. Ветер не стихал, ливень иногда кончался на время, за низкими тучами вдруг вспыхивала одинокая звезда и тут же исчезала, и из окна кареты уже ничего нельзя было разглядеть, кроме куска серого мрачного неба.

Когда они ехали в долине в пределах города, дождь шел без перерывов, а ветер не так чувствовался за деревьями и горами. На открытом месте преград ему не было, он бушевал и ревел всласть.

Мэри знобило. Она подвинулась поближе к пастору, чтобы немного согреться. Он молчал, но не отодвинулся и смотрел на нее сверху вниз, его дыхание горячей волной согревало ей лоб. Впервые она подумала о нем как о реальном человеке, ощутила, что рядом находится мужчина. Мэри испугалась своей наготы — шаль и платье, мокрое насквозь, лежали на полу у ее ног, ее прикрывал только плед. Когда он снова заговорил, она смутилась, это было так неожиданно, что девушка испытала потрясение.

— Вы молоды, Мэри Йеллан, — сказал он мягко. — Вы напоминаете мне только что вылупившегося цыпленка. Это трудное время пройдет. Такие женщины, как вы, не должны проливать слезы о человеке, с которым встретились два раза в жизни, а первый поцелуй быстро забывается. Очень скоро ваш неудачливый друг с его украденным пони уйдет из ваших мыслей. Успокойтесь, вытрите глаза, вы не первая, кто оплакивает потерянного возлюбленного.

Первое впечатление от этих слов было такое, будто он пытается ей объяснить ее положение, лично он не придает ее состоянию серьезного значения. Поразмыслив, однако, она удивилась, что он не употребил ни обычных фраз, которыми принято утешать в церкви, не упомянул о пользе молитвы, не произнес имени Бога. Она вспомнила, как в первый раз, когда они ехали вдвоем в карете, он гнал лошадей, натягивая туго поводья, упиваясь бешеным галопом, шепча какие-то непонятные слова. Как тогда, она почувствовала себя неуютно, ибо он делал не то, что от него ожидали, и этим нарушал ощущение реальности и гармонии момента, словно возводил стену между собой и окружающим миром. Среди животных всякое отклонение от нормы подвергается естественному гонению: эту особь либо уничтожают, либо изгоняют из среды себе подобных. Не успев подумать так, она устыдилась своей ограниченности и нехристианского образа мыслей. За что его прогонять? Он не только человек, как все другие люди, но и божий человек; тем не менее она подняла одежду и стала натягивать ее на себя, прикрываясь пледом.

— Так я был прав в прошлый раз, когда обещал, что в «Ямайке» будет спокойно какое-то время? — сказал он после паузы, как бы подытоживая свои мысли. — Повозки с грузом, надеюсь, не приезжали, ничто не нарушало сон спящей красавицы? Хозяину приходилось коротать вечера одному в компании бутылки и стакана?

Его вопрос вернул Мэри к действительности. Она забыла о существовании дяди на целые десять часов. Но, вспомнив, мысленно вернулась в ту ужасную ночь, к последовавшим бессонным ночам и дням, проведенным в одиночестве взаперти. Представила его кровью налитые глаза, пьяную улыбку, нетвердые движения рук, нашаривающих что-то в темноте.

— Мистер Дэйви, — зашептала девушка. — Вы когда-нибудь слыхали о стервятниках?

Раньше она не произносила этого слова вслух и даже не представляла, что сможет его выговорить, таким святотатством оно звучало. Выражение лица пастора было трудно разглядеть в темноте, но Мэри слышала, как он сглотнул.

— Однажды, когда я был еще ребенком, наш сосед рассказывал об этих людях, — сказал он. — Мне было уже достаточно лет, чтобы понимать — ходили слухи, сплетни, которые быстро подавлялись. Кто-то из жителей съездил по делу на северное побережье и передавал ужасы, но ему быстро заткнули рот: старое поколение следило, чтобы на эту тему не распространялись — считалось вызовом для благопристойности и богохульством.

— Я тоже не верила подобным слухам, — вставила Мэри, — спрашивала у матери, но получила заверения, что это все выдумки нехороших людей, человек не способен на такие преступления. Теперь я знаю, что она была не права, мистер Дэйви. Мой дядя такой преступник. Он сам мне признался.

Пастор молчал и сидел, не двигаясь, словно окаменел. Девушка продолжала, не решаясь говорить громче, только шепотом:

— Вся его компания этим занимается: от побережья до берега Тамара, все, кто собирается у него в таверне: цыгане, матросы, жестянщик с выбитыми зубами, лудильщик — все, все. Они убивают женщин и детей своими руками, топят их в море, забивают камнями. Эти повозки с грузом привозят не только табак и бутылки с джином и бренди. Это было бы не так страшно. Они везут награбленное добро, принадлежащее тем, кого они убили. Это проклятое кровавое дело. Вот почему моего дядю боятся все порядочные люди в округе, поэтому для него закрыты все двери, а почтовые кареты пролетают мимо, как бешеные. Все знают, но не могут доказать. Тетя живет в постоянном страхе, что их разоблачат, а дяде стоит только напиться, и он выбалтывает свои тайны на ветер.

Девушка пришла в такое волнение, что не могла контролировать себя — кусала губы, сжимала и разжимала руки, в изнеможении откинувшись на спинку сиденья. Откуда-то из-под сознания возник образ Джема, с лицом, искаженным в отвратительной гримасе; постепенно оно слилось с другим обликом — и это был Джоз Мерлин.

Спутник повернулся и смотрел на нее своими стеклянными глазами, вдруг в них вспыхнул огонек, он заговорил.

— Значит, хозяин таверны «Ямайка» в пьяном состоянии болтает лишнее? — Мэри показалось, что в голосе зазвучали стальные нотки, но когда она, удивленная, заглянула в его глаза, они были безликими и холодными, как обычно.

— Да, болтает, — ответила она. — Когда он беспробудно пьет несколько дней, он держит душу нараспашку, у него ни от кого нет секретов, он сам мне говорил. Четыре дня назад он немного очухался после пятидневного запоя, пришел в кухню в полночь — и его понесло. Поэтому мне все известно, я как раз оказалась там. Я после этого потеряла веру в Бога и в людей, даже в себя. Иначе я не поехала бы в Лонсестон с Джемом.

Ураган усилился, карета почти не двигалась — ветер дул навстречу. Ливень барабанил в окна тяжелыми, как град, потоками. Укрыться было негде — кругом болота. Нависшие тучи проплывали низко над землей, разбиваясь о скалистые горы. Ветер заносил с собой даже соль с берега, до которого было пятнадцать миль.

Фрэнсис Дэйви подался вперед.

— Мы приближаемся к повороту на Алтарнэн, — сказал он, — кучер повернет потом на Бодминский тракт и завезет вас в «Ямайку». Я выйду у Пяти Аллей и дойду до деревни пешком. Вы только мне доверили секреты дядюшки, или его брату тоже?

Снова в его голосе зазвучала то ли насмешка, то ли издевка. Мэри не могла разобрать.

— Джем Мерлин знает, — ответила она. — Мы говорили сегодня об этом. Он, правда, больше молчал, они с братом недолюбливают друг друга. Теперь это не имеет значения. Его уже арестовали.

— А если он захочет спасти свою шкуру, выдав брата, тогда как, Мэри Йеллан? Вам есть над чем подумать.

Мэри вздрогнула. Такой возможности она не предполагала, он дал ей спасительную соломинку. Но пастор угадал ее мысли, это было видно по его лицу, оно уже не было безразличным, а напоминало маску, расколотую пополам; маска изображала играющую на тонких губах сатанинскую улыбку. Мэри стало не по себе, показалось вдруг, что она заглянула в замочную скважину и увидела то, что видеть не полагалось.

— Вас бы это устроило, не правда ли? Его, думаю, тоже, — продолжал священник. — Если он сам не замешан, конечно. Но всегда есть место для сомнений, вы согласны? И ни я, ни вы не знаем правды. Если человек чувствует за собой вину, он не будет неосторожно лезть в петлю, — сказал он резко.