Неукрощенная - Лоуэлл Элизабет - Страница 42

– Что ты говоришь?

– Хоть я и ненавижу турок, но сейчас их речь звучит для меня как музыка.

Мэг испугалась. Неужели Саймон тоже сошел с ума?

– Он говорит по-турецки, Мэг. – И Саймон снова засмеялся.

Как он похож на Доминика!

– По-турецки? – удивилась Мэг. – Значит, это связная речь?

– Вот именно!

– Ну и что же он говорит?

Саймон прислушался, потом посмотрел на Мэг. Он явно не хотел передавать то, что понял.

– Ну, он говорит о каких-то предках султана.

– О каких предках?

– Что-то о паше Осле, султане Обезьяне, господине Сопли…

– Ты что, тоже сошел с ума? – в отчаянии закричала Мэг.

Саймон улыбнулся, и сердце Мэг почти перестало биться. Эта улыбка! Как она похожа на улыбку Доминика! Боже! Ведь она могла не увидеть ее уже никогда! Мэг согласилась бы носить колокольчики и есть из рук мужа хоть всю жизнь, лишь бы он был жив и здоров.

– Султан был не очень приятным человеком, – сказал Саймон.

Поток нечленораздельных слов Доминика заставил их опять повернуться к нему. Мэг разобрала имя Саймона. Она села на постель и взяла Доминика за руку.

– Успокойся, милый. Все хорошо.

– Саймон, Саймон! Он в плену!

Доминик почти кричал. Саймон взял его руку.

– Я здесь. Ты уже спас меня. Я в порядке, брат, и ты тоже.

Доминик опять вскрикнул, но уже не так беспокойно.

– Что произошло в Иерусалиме? – тихо спросила Мэг.

– Двенадцать рыцарей попали в плен. Я был одним из них. Нас подарили султану. Никто не мог выговорить его имя, и мы называли его Вельзевул. Доминик спас меня и всех остальных рыцарей, но заплатил за нас очень дорого.

Мэг внимательно посмотрела на Саймона. Она чувствовала, что он что-то недоговаривает.

– Что ты хочешь сказать?

– Султану было плевать на двенадцать неверных. Он хотел испытать храбрость только одного христианина.

– Доминика? – прошептала Мэг.

Саймон кивнул.

– Да. Доминика Ле Сабра.

– И что же случилось?

– Доминик заплатил за нас собой.

Глаза Мэг расширились от ужаса.

– Бог мой! – проговорила она.

– Бог тут ни при чем. Я не знаю такого жестокого человека, как Вельзевул. Люди бывают разные, Мэг. Кто-то любит женщин, кто-то мужчин, а кому-то нравится причинять боль. Вельзевулу нравилось мучить и убивать людей, которые были сильнее и благороднее его самого. Он был в этом мастером.

Мэг содрогнулась.

– Посмотри на его руку, – сказал Саймон. – Если бы ты знала Доминика как мужа, ты бы увидела шрамы на всем его теле.

Рука Доминика была больше руки Мэг, сильная и тяжелая. Рука воина, но с какой нежностью он касался Мэг!

Кончиками пальцев Мэг провела по шрамам. Ее внимание привлекли пальцы Доминика. Такие пальцы бывают обычно у дровосеков: ногти когда-то были изувечены, потом зажили, но остались изуродованными.

– То же и с другой рукой, – произнес Саймон. – Это было самым невинным развлечением султана – вырывать Доминику ногти.

– Как он освободился? – с трудом выговорила Мэг, едва сдерживая слезы.

– Когда в христианских землях узнали об этом, собралось большое войско, которое разгромило султана.

– А он сам?

– Он был мертв, когда его нашли.

Саймон опять что-то недоговаривал.

– Как он умер? – полюбопытствовала Мэг.

– Это трудно себе представить. Видишь ли, когда у султана не было неверных для пыток, он отправлялся развлекаться в гарем. Пока воины султана обороняли дворец, Доминик схватил его, затолкнул в помещение, где находились наложницы, и запер дверь.

Мэг была потрясена. Саймон улыбнулся.

– Мой брат, – сказал он, – разбирается в людях. Он хорошо понимал, что никто не придумает для султана более жестокого наказания, чем его наложницы. Они всю жизнь ждали такого случая.

Доминик заметался по постели. Он ругался по-английски и по-турецки, проклинал какого-то Роберта Рогоносца.

– Кто это? – полюбопытствовала Мэг, посмотрев на Саймона.

– Роберт женился на норманнке, выросшей на Сицилии. Она любила мужчин. Очень любила. Роберт приревновал ее к Доминику и навел нас на вражескую засаду.

– Доминик был ранен?

Саймон кивнул.

– Он убил Роберта и с тех пор оказывает покровительство Мари. Только его авторитет и предотвращает ссоры между рыцарями.

Мэг нахмурилась, услышав, почему Мари очутилась среди приближенных Доминика.

– Как это благородно со стороны Доминика – он сделал ее вдовой, но не оставил без защиты, – произнесла она с издевкой.

– Но не мог же он продать ее в гарем султану!

– Ну почему же? Это ее призвание.

– Ты должна быть благодарна ей.

Мэг так злобно взглянула на Саймона, что ему пришлось сдержать улыбку.

– Без ее помощи – и без темпераментной Эдит, конечно, – рыцари кинулись бы искать утех за стенами замка. А здешние девушки не любят норманнов.

– Дай им время, – сухо проговорила Мэг. – Ваши рыцари так красивы, что наши девушки скоро сдадутся.

– Ты думаешь? – спросил Саймон серьезно.

– А что? В темноте нельзя отличить норманна от сакса.

Саймон рассмеялся.

– У вас с Домиником будут веселые дети, Мэг. Ему это пойдет на пользу, а то он стал слишком серьезен после Иерусалима.

Улыбаясь, Мэг отвернулась и наполнила водой чашу. Но когда холодный металл коснулся губ Доминика, он отодвинулся.

– Мой брат бредит, но он с ума не сошел. Ему приятнее пить из теплых губ, чем из холодной посуды.

Мэг набрала полный рот воды и наклонилась к Доминику. Он сразу же жадно потянулся к ее губам. Выпив почти две чаши, Доминик опять заметался и начал бормотать по-английски.

– Кровавый убийца… Джеймс убит… Джон Малыш тоже убит. И Ивар Язычник убит. Стюарт Красный…

Доминик говорил скороговоркой, как будто читал молитву. Мэг наклонилась к нему и стала поглаживать по голове. Его слова не были бредом – они напоминали о кровавых битвах, жестоких муках, предательстве друзей и голодных детях в осажденной крепости. Каждое новое имя заставляло сердце Мэг кровоточить.

«Должно быть время любить!»

Вдруг Доминик закричал:

– Ты слышишь меня, Саймон? Должно быть время любить!

Он словно прочитал мысли Мэг.

– Да, – ответил ему Саймон. – Ты принесешь мир на свою землю, я в этом уверен.

Раньше Мэг никогда не видела Доминика страдающим – он умел скрывать боль. Теперь ей открылся совсем другой человек, которого метаться по постели заставлял не только яд, но и израненный дух.

"Он был так добр. Он не требовал, а просил. Он мог бы в мгновение ока расправиться со всеми обитателями замка, но не сделал этого.

Мир, а не война.

Господи, если бы я могла исполнить его самое заветное желание!"

Но это было невозможно. Только любовь снимет проклятие с рода Глендруидов. И любить должна Мэг.

«Но я никогда не смогу полюбить мужчину, который не любит меня».

Мэг поднесла руку Доминика к своим губам. Слезы капали на его ладонь. Все надежды Доминика напрасны. Все надежды Глендруидов напрасны… Мэг ждала та же участь, что и всех женщин ее рода.

Проклятие!

– Доминик сильно изменился, побывав в плену, – тихо сказал Саймон. – Он всегда был хорошим воином, но теперь ему нет равных. Для него важно не только победить, но победить без жертв. А когда жертвы неизбежны…

Саймон на минуту замолчал, потом опять заговорил:

– Если жертвы неизбежны, то поле боя напоминает кровавое месиво.

Мэг прижалась губами к руке Доминика.

– Он стал удивительно спокоен, – продолжал Саймон, – и поклоняется только одному богу – разуму. Поэтому Доминик никогда не демонстрирует своей силы. А дуракам он только показывает краешек меча, и этого оказывается достаточно.

Мэг опять поцеловала руку Доминика. «А что он сделает со мной за то, что я нарушила клятву?»

– Когда Доминик вырвался из плена, – говорил Саймон, – он поклялся уехать подальше от власти и гнева королей, пап и султанов. Он мечтал о своей собственной земле, в которой не будет места голоду, нужде, страданиям. И еще он мечтал о знатной женщине, достойной матери его детей.