Пятый постулат - Орлова Анна - Страница 25

Они уже входили в ворота, когда Маша все-таки решила прервать гордое молчание и спросить, что думает предпринять Весь, но тут же поняла — беглецам никто не угрожает. Сторож прикорнул на завалинке, надвинув на нос шапку, и его могучий храп сотрясал выставленные на просушку горшки и ведра. От него так разило крепкой брагой, что сразу было понятно: мужчина пьян в лоскуты!

Судя по тому, как довольно ухмыльнулся Весь, это было его рук дело. Маша уже достаточно долго общалась с белобрысым буржуем, чтобы понимать, как он провернул такое: небось перед уходом сунул сторожу монетку да и велел выпить за здоровье молодоженов! А поскольку Весь наверняка не поскупился, то сторож и исполнил приказ со всем прилежанием. А что? Все отмечают, а ему нельзя? Маша даже знала, где он разжился выпивкой: на соседней улице одна старуха торговала брагой, брала дорого, зато зелье ее отличалось отменной крепостью.

— Что встала? — окликнул Весь. — Пошли, времени не так много!

Хорошо, что собрались они заранее. Стаскивать вниз сундук Маше пришлось в одиночку. Тот был не слишком тяжелым, но очень неудобным, и она предпочла бы, чтобы Весь ей помог, но на узкой лестнице вдвоем было не развернуться.

Пока Маша воевала с пожитками, белобрысый развил бурную деятельность: к сундуку присоединилась пара хороших одеял (это Маша одобрила, ведь ночевать придется под открытым небом), плащи (тоже отличные вещи), но вот когда Весь ничтоже сумняшеся отправился громить кладовую, Маша внезапно опомнилась.

— Погодите! — окликнула она.

— Чего еще? — Весь недовольно оглянулся.

— Но не можем же мы взять эти вещи просто так! — сказала девушка растерянно. — Это же… это воровство получается!

— Считай, что мы действуем по законам военного времени, а это — трофеи. — Весь пристроил на крышку сундука здоровенный копченый окорок. — Ты чем питаться в пути собралась? На лужке попасешься? Первая же жрать запросишь!

— Но ведь… — Маша нахмурилась. — Все равно это недопустимо! Вы ведь богатый, вы можете расплатиться за то, что взяли!

Белобрысый закатил глаза, потом тяжко вздохнул, решив, видимо, не спорить с девушкой, порылся в кошеле и протянул ей серебряную монету.

— Где хозяйка выручку прячет, знаешь?

Маша помотала головой. Откуда же?

— Ну, поди в ее комнату, сунь под подушку, что ли, — досадливо произнес Весь. — Еще б сдачу взять, мы и на половину этой суммы не набрали…

Маша не стала слушать, побежала скорее в дом, радуясь, что хоть этой вины на ней не будет! А Весь, кажется, поддается перевоспитанию… Как знать, если с ним подольше пообщаться, может, он исправится хоть чуть-чуть?

Но думать об этом было некогда: предстояла самая ответственная часть операции…

Когда Маша спустилась во двор, Весь, успевший распахнуть ворота конюшни, придирчиво рассматривал лошадей. Те вовсе не обращали внимания на незнакомца, мирно фыркали и, похоже, наслаждались отдыхом.

— Вон та подойдет, — кивнул мужчина на одну лошадь. — Выводи давай.

— Я?! — испугалась Маша. — Почему я?

— А что, по-твоему, я буду ее запрягать? — нахмурился Весь. — Вон телеги стоят, давай действуй!

— Я думала, вы умеете, — удрученно произнесла девушка. Она уже видела, как обращаются с лошадьми, и была уверена, что ей попросту не справиться, — это же целая наука!

— Я могу оседлать лошадь, — произнес он. — Верховую. Но в телегу их запрягать, увы, не обучен. Ну так что?

— А что? — Маша вздохнула. — Я тоже не умею.

Воцарилась тишина, нарушаемая только могучим храпом сторожа.

— Так. — Весь помрачнел. — Кажется, планы придется менять.

Маше сразу стало ясно, что он имеет в виду: придется уходить пешком, а значит, большую часть вещей надо оставить, потому что на себе столько не унесешь!

— А может… может, найти кого-нибудь и попросить запрячь? — предложила она неуверенно.

— Кого ты найдешь? — скривился Весь. — Все пьяные давно… Да даже если кто и запряжет, так, думаешь, потом не вспомнит, кто его об этом просил?

Маша понурилась: ясно было, что мужчина прав.

— А если его потом… — Она запнулась. — Ну, как Реталя?

— Хм… — Белобрысый задумался. — А что, мне нравится. Запереть в погребе, сразу не найдут! Хотя лучше… Вот что, сбегай-ка в кладовую, принеси бутыль наливки покрепче, а лучше две! Давай, живо!

Маша, недоумевая, отправилась по поручению, а когда вернулась, ее ждало удивительное зрелище: Весь, злой и взъерошенный, стоял над сторожем с ведром в руках, а тот храпел себе, мокрый с ног до головы.

— Бесполезно! — Мужчина отбросил ведро. — Его теперь до утра не разбудишь!

Видно было, что он взбешен — как же, его такой стройный план отправился псу под хвост, и из-за чего? Из-за того, что некому лошадь в телегу запрячь?!

Девушка решила, что нужно брать дело в свои руки, пока не поздно. Мужчины все такие: норовят решить проблему с рывка, с тычка, а когда не выходит, начинают злиться. А вот если по-другому попробовать…

— Дядька Рунь! — Маша присела рядом со сторожем, потеребила его за рукав. — Дядька Рунь, просыпайся!

— Да говорю, бесполезно! — нервно произнес у нее за спиной хозяин.

— Дя-адька Рунь! — прокричала девушка почти в ухо сторожу. — Хозяйка велит скорее запрягать, у ней в соседней деревне дочка родит! Скоренько давай! Если все благополучно обойдется, она всем обещала выпивку поставить!

(Про дочку Ларии Маша не соврала: вся деревня знала, что той подходит срок рожать.)

Сторож выдал особенно замысловатую руладу и приоткрыл один глаз, потом второй. Сфокусировал мутный взгляд на Маше, и та показала ему бутылку наливки. Глаза сторожа приобрели более-менее осмысленное выражение, он сделал попытку приподняться.

Маша продолжала уговаривать его: за время работы на постоялом дворе успела запомнить, как обращаться с пьяными. Они ж человеческую речь почти не воспринимают, только самые простые слова и несложные фразы, и повторять им одно и то же надо по многу раз, и ни в коем случае не агрессивно.

Наконец ей удалось поднять сторожа и направить в сторону конюшни. Тот шел по сложной траектории и не с первого раза вписался в ворота, но на ногах каким-то образом все же держался.

— Хозяйскую лошадь не бери, — подал голос Весь, с интересом наблюдавший за представлением. — Чужую какую-нибудь.

— Почему? — поглядела Маша через плечо. — Здешняя меня знает, а чужие…

— А чужих пока разберут, пока поймут, что одна пропала, решат, кто увел, времени больше пройдет, — пояснил Весь.

Выводить лошадь пришлось Маше: сторож норовил повиснуть на недоуздке и уснуть, а коняге такое обращение вовсе не нравилось.

«Снова воровство! — горько подумала девушка, осторожно шагая рядом с огромным животным. — Весь выбрал лошадь не чета здешней! Жутковато становилось, когда рядом двигалась этакая махина, шумно вздыхала и удивленно косила темным глазом. А копыта-то — что твои тарелки, даже если не лягнет, а просто на ногу наступит, мало не покажется. — Как говорил Вождь, наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата. Но только до классовой борьбы еще далеко!»

Стыдно ей было невыносимо, она слышала, что лошадей берегут, для крестьян это верные помощники, купить новую не так-то просто!

— За лошадь тоже заплатить надо, — сказала она Весю негромко, пока сторож надевал на лошадь сбрую. По счастью, кобыла попалась смирная и спокойная, она не слишком возмущалась, даже когда пьянчужка хватался за ее хвост, чтобы не упасть. — И за телегу. А то это грабеж!

— Кому заплатить? — вяло огрызнулся мужчина. — Иди ищи хозяина!

— Можно оставить деньги в конюшне, — неуверенно ответила Маша.

— Ну и найдет их кто-нибудь другой, — хмыкнул Весь. — Кончай языком молоть, грузи вещи! Да переоденься пойди, предупреждал же…

Ни о чем он ее не предупреждал, но возражать девушка не стала: заметно было, что настроение у белобрысого испортилось. Пока сторож возился с лошадью, девушка успела переодеться в мужской костюм. Приятно было снова влезть в брюки после широченных юбок! И даже как-то… необычно, что ли. Маша потуже подтянула пояс на безрукавке, заплела волосы в косу (совсем коротенькую, но зато толстую) и снова вышла на двор.