Биржа — Игра на деньги - Вершовский Михаил - Страница 42

В общем, я настраиваюсь на этот ленч, потому что только что прочитал в биржевой газете о Маленьких Людях. Автор статьи утверждал, что действия малых инвесторов есть не что иное, как упражнение в массовом мазохизме, — они теряют деньги, потому что испытывают удовольствие от боли утраты. Вот что пишет этот автор: «..Любители неполных лотов продолжают демонстрировать превышение продаж над покупками, исполненные детской убежденности в том, что все «плохие» экономические новости, которые они читают в газетах, скоро будут «восприняты» рынком. И только когда в биржевом движении четко обозначится Вершина Кривой, эти индивиды поймут, что теперь они начинают «воспринимать» то, что рынок давным-давно знал». Неполнолотчики, пишет автор, продавали во все годы биржевого подъема 1962–1966 гг., а потом они покупали при движении биржи вниз. Теперь, когда биржа снова идет вверх, они снова продают. Приличному человеку следует располагаться по другую сторону барьера.

— Во-первых, я, может, и малый вкладчик, но я не какой-то там усредненный малый вкладчик, — сказал Неполнолотчик Роберт, мой собеседник за ленчем. — Я спекулянт, и признаю это. Во-вторых, моя информация гораздо надежнее, чем та, которой располагает средний малый вкладчик. У меня куча инсайдерской информации.

Инсайдерская информация погубила множество неглупых людей, поэтому я поинтересовался, откуда поступает его информация.

— У меня очень крутой брокер, — сказал Роберт. — Он действительно заранее знает, когда и что произойдет. Он всегда говорит мне, когда произойдет сплит тех или иных акций.

— Сплит обычно учитывается в цене, и две новых бумажки стоят столько же, сколько одна старая, — сказал я, чувствуя себя как старый дядюшка, поучающий юнца-племянника.

— В феврале был один сплит, и я на нем сделал три пункта, — сказал Роберт. — Вдобавок, я получаю еще больше информации от одного товарища по работе. Его сестра работает у одного типа в мэрии, а люди в правительстве всегда знают, когда и что произойдет.

Я начал понемногу представлять себе мир Роберта: Они — с большой буквы «О» — всегда замысливают что-то сделать. В моем случае эти Они сидят в «Оскаре» в пять вечера — и, выставив всей компании по выпивке, ты всегда можешь с Ними поговорить. Проблема лишь в том, чтобы определить, когда Они говорят тебе правду, а когда пытаются тебя надуть.

— И мой брокер, и сестра моего товарища заработали очень неплохо, — сказал Роберт. — Очень, очень неплохо.

— Рад это слышать, — сказал я. — А что ты сейчас делаешь на бирже?

— Я продаю, — сказал Роберт. — Только что закончил продавать.

— Ты считаешь, что у экономики начинают возникать проблемы? — поинтересовался я.

— Об этом все газеты пишут, — сказал Роберт. — Вот я и фиксирую прибыли. У меня на примете есть особенно хорошие акции, которые я снова куплю, как только они пойдут вниз.

— И у тебя действительно хватит мужества покупать, когда рынок пойдет вниз? — спросил я.

— Абсолютно. Мужества у меня навалом. Я тебе уже сказал: я спекулянт. У меня стальные нервы.

Роберт не мог не вызывать восхищения. Если вы знакомы с настоящими ковбоями-спекулянтами, особенно из тех, что заправляют нервными фондами, нацеленными на результат, то вы знаете и то, что ногти у них сгрызены почти до основания, они постоянно что-то жуют и жалуются на бессонницу. Их нервы явно не из стали.

— Надо просто понять, какие возможности открыты для такого человека, как я, — сказал Роберт. — Раньше я покупал оборонные облигации. Потом до меня дошло, что на оборонных облигациях деньги только теряются. Ты купил облигации, ты получаешь свои проценты, но к тому времени, как ты обмениваешь их на деньги, стоимость стрижки удвоилась, и костюмы в два раза дороже, и счета от врача в два раза больше, а у тебя только оборонная облигация и процент на нее, и ты здорово в проигрыше. Множество людей этого не понимает, но до меня дошло.

— Обесценивание валюты — это серьезная проблема во всем мире, — сказал я, снова чувствуя себя старым дядюшкой. — Во всех странах печатный станок работает без перерыва.

— Конечно, — сказал Роберт. — То же относится и к страхованию жизни. Деньги, которые ты получаешь в результате, уже совсем не те, что ты вкладывал в страховку.

— Очень проницательно, — сказал я. — Точная мысль.

— Значит, покупать надо что-то, что угонится за инфляцией, — сказал Роберт. — У меня одиннадцать полудолларовых монет с Кеннеди, и они уже прилично поднялись в цене, хотя, конечно, это и пустяк А еще у меня пара сотен десятицентовых монет 1937 года, а их цена практически удвоилась.

— Я не знал, что ты коллекционируешь монеты, — сказал я.

— Я много чем занимаюсь, — сказал Роберт.

— А как ты пережил резкий обвал цен в прошлом году? — спросил я.

— Прекрасно, просто прекрасно, — сказал Роберт. — Правда, в самом конце мне немножко не повезло. Еще прошлой весной я подумал, что цветные телевизоры пойдут далеко. Я и сейчас так считаю. Цветной телевизор скоро будет у каждого. Вот я и прикупил немножко акций «Моторолы».

— Почем?

— Сначала я купил «Моторолу» по двести четыре доллара, — сказал Роберт. — Потом во время общего обвала она тоже поехала вниз, я и прикупил еще немного. Это резко снизило мои средние затраты. Второй пакет «Моторолы» я взял уже по сто пятьдесят шесть.

— Но «Моторола» почти вернулась к номиналу, она стоит где-то на сотне, — сказал я. — Ты в убытке.

— Я списал этот убыток с налогов прошлого года, — сказал Роберт. — Я продал акции по девяносто восемь долларов, и, как видишь, с тех пор они не поднялись.

— Это правда, — сказал я.

— Я их продал, чтобы переключиться на «Полароид». Я всегда знал, что эта игрушка окажется бомбой, а мой хороший приятель, который заказывает товары для одной очень большой торговой сети, говорит, что они не успевают заполнять полки «полароидами».

— Это был гениальный ход, — сказал я. — Если ты переключился на «Полароид», когда «Моторола» продавалась по сотне, то ты заработал на новых акциях восемьдесят процентов и покрыл убытки.

— Так бы оно и было, — сказал Роберт, — только я так и не купил «Полароид». Понимаешь, как раз в это самое время мы с женой поехали отдохнуть на выходные, а на обратном пути, на шоссе Меррит, мотор застучал. Механик в мастерской сказал, что движок надо полностью перебирать, вот мы и решили обменять старую машину на новую — с доплатой.

— Значит, с биржи ты выпал.

— Не считая моих продаж без покрытия.

— Ты продавал без покрытия во время обвала рынка?!

— Я продавал «Дуглас Эйркрафт» по тридцать восемь. Я прочитал статью в одном деловом журнале о том, что они теряют по шестьсот тысяч долларов на каждом выпущенном самолете, и что они уже практически обанкротились. К тому же я видел, что рынок в целом тоже катится вниз, потому что мы движемся к экономическому спаду.

— Здесь-то ты несколько пунктов заработал, ведь «Дуглас» упал до тридцати.

— Упасть-то он упал, но в этот день я был в отъезде и не мог позвонить своему брокеру, а когда я вернулся, кругом уже были все эти слухи насчет того, что «Дугласа» закупает «Макдоннел». Так что я покрыл свои продажи на сорока с копейками. Если дела оборачиваются против меня, я всегда фиксирую убытки очень быстро. Если, конечно, не планирую держать акции как долгосрочное капиталовложение.

— А что твоя жена думает обо всей твоей биржевой активности? — спросил я.

— Все время пытается меня вытащить с биржи, — сказал Роберт. — Э, да что эти бабы понимают? Прошлой осенью я был пару недель в отъезде, и знаешь что? Мне страшно не доставало биржи, каждый божий день не доставало. Больше всего я люблю поговорить с умным брокером, обменяться мыслями. Все дело в том, что я не могу держаться в стороне от игры. Я влюблен в биржу.

— Ты мне вот что скажи, — сказал я. — Я знаю, что трудно вести счет всем деньгам, тем более что ты купил новую машину и все такое прочее, но ты когда-нибудь прикидывал, как обстоят дела с твоим сальдо?