Когда забудешь, позвони - Лунина Татьяна - Страница 18

— Алексей, простите, мне завтра рано вставать.

— Да-да, — спохватился засидевшийся гость, — это вы меня простите. Давно уже надо было уйти.

— Отдать швартовы, — уточнила знакомая с морем.

Капитан обрадовался привычному словосочетанию и рассмеялся:

— Спасибо вам за угощение, за теплый вечер и за терпение.

— Вас не трудно вытерпеть, — с улыбкой заметила терпеливая.

Закрывая дверь, она отметила, что робкий Полторабатько и не заикнулся о следующей встрече. Странно, но это задело. Совсем немного, чуть-чуть.

Следующий день скопировал предыдущий: так же чирикали птицы, бойко раскупалась выпечка, жарило летнее солнце. Утром прикупил пяток пирожков завлаб. Потоптался нерешительно, повздыхал, промямлил «спасибо» и поплелся в свою аббревиатуру. До чего же, оказывается, нерешителен ученый народ! Около пяти проплыла белокурая красотка — молодая, холеная, длинноногая. Тормознула у Анны Иванны, взяла семечек и двинула дальше. Повела в Вассину сторону точеным носиком — хорошо пахнет, но купить пирожок у уличной торговки не решилась. Хотя и поколебалась чуток.

— Это жена Бориса! — прошептала отставной библиотекарь, глядя ей вслед.

— Какого Бориса? — не поняла Васса.

— Клиента моего, начальника из института. Я же о нем рассказывала!

Василиса вспомнила вечно озабоченного Глебова и искренне пожалела бедолагу.

— Говорят, они живут дружно, — сплетничала «коллега».

«Бывает, и от ума сходят с ума», — ухмыльнулась Васса публичным сказкам. Без десяти шесть заявился Федор Феофилактович, в народе — Федя-мент. Подошел к своей «подопечной» и молча подставил ладонь: гони монету. Это как налог государству: хочешь покоя — плати. Заплатила. Федя не спеша пересчитал «налог» и строго глянул на «налогоплательщицу».

— Еще десятку!

Пирожница с удивлением уставилась на хапугу.

— Федор Феофилактович…

— Отойдем на пару слов! — Голос строг, глаза смотрят холодно — как ослушаться? Ведь слуга закона, все в его руках — и власть, и сила.

Она попросила Анну Иванну присмотреть за кастрюлей и послушно пошла к дереву, придерживаясь Фединой спины.

— Василиса, слушай сюда! — Оставшись без свидетелей, Федя разоткровенничался: — Не для себя беру, пойми! В районе рэкет бушует. Крутые! Завязки — на самом верху. С ними даже наш начальник не связывается. Пока мой участок вроде не трогают, но где гарантии? Надо быть готовым ко всему. А тебе с ними никак нельзя дела иметь — раздавят! Ты, это, — он вдруг закашлялся, потом сплюнул в сторону, — приходи ко мне, обговорим ситуацию.

— Когда?

— Через неделю, в субботу.

— Хорошо.

— Я, это, — Федя как-то странно засуетился, избегая смотреть в глаза, — потом скажу, во сколько. — «Налоговик» скользнул по ней жадным взглядом. — Ну, все! Свободна. — И по-бабьи хихикнул: — Дуй к своим пирожкам, заждались. Нет, стой! Ты, это, десятку потом добавишь, как поговорим. А может, я с ними и так сторгуюсь. — Подмигнул и выразительно пощелкал себя по торчащему кадыку.

Вернувшись, она застала у кастрюли Алексея Федотовича Полтоработьку. Капитан был на этот раз в штатском и (о Боже!) с цветами.

— Добрый день, Василиса! А я, вот, пришел вам помочь. Кастрюля хоть и легкая, а большая, нести неудобно.

Анна Иванна с интересом уставилась в небеса, словно выискивала там Фортуну, повернувшую, наконец, к молодой «коллеге» свое лицо. На выцветших губах блуждала благодарная улыбка: дескать, спасибо судьбе, что свела на старости лет с героями романа. Это вам не зачитанная книжка — живые люди!

— До завтра, Анна Иванна! — вернула «романистку» на землю Василиса. — Удачи вам!

— Всего хорошего, Василисушка! — просияла старушка. — И добавила многозначительно: — Вам удачи! — Ну и сваха!

Нежданный помощник, забыв про цветы, наклонился за кастрюлей, букет выпал из руки, владелец кинулся за собственностью и — врезался лбом в алюминиевую поверхность с торчащей ручкой. Недовольная посудина громко возмутилась. Анна Иванна прыснула, но тут же взяла себя в руки: нехорошо смеяться над чужой бедой.

— Ох, простите, это вам! — Алексей Федотович, потирая покрасневший лоб, протянул Вассе три розы.

— Спасибо! Пойдемте, надо лед приложить.

Дебют провалился, но это не остановило дебютанта. Шесть дней, каждый вечер, ровно в шесть заступал капитан на свое уличное дежурство, точно матрос на вахту. Обязанности просты: взять кастрюлю, отнести к дому и — прощайте, Василиса, до завтра. Такая обязательность умиляла и озадачивала. Потом озадачивать перестала, и Васса с удовольствием, не размышляя, вверяла надежным рукам опустевшее алюминиевое хранилище. На седьмой день «вахтенный» повел себя странновато: часто вздыхал, выкурил подряд несколько сигарет, пока она распродавала последние пирожки, топтался у порога и, вообще, похоже, нервничал.

— Алеша, у вас что-то случилось? Проходите в комнату, сейчас чай заварю.

— Василиса, — удержал он ее, — не надо чаю. Я хотел вам сказать… Я хочу сообщить… Я должен…

— Господи, Алеша, ничего вы не должны!

— Нет, — упрямо возразил робкий заика, — я должен! — Он завладел ее второй рукой и отчаянно выпалил: — Я уезжаю завтра! И я должен сказать, что я вас люблю, Василиса! Давно, с того самого дня, как увидел на корабле. — Он крепко, до боли сжимал ее руки, но не перебивать же! — Я не женат, не пью, курю редко. Я сильный, хорошо зарабатываю. За мной вы будете как за каменной стеной. Пока был жив Владислав, я даже думать себе об этом запрещал! Но сейчас вы без мужа, вокруг крутится много всякой швали. Один Федя чего стоит! И некому защитить. А я вас никому в обиду не дам. Никогда!

— Никогда не говорите «никогда», — улыбнулась она.

— Василиса, вы согласны?

— С чем? Что у вас много достоинств?

— Черт, конечно нет!

— Да или нет?

— Черт, вы меня запутали! — растерялся бедный капитан и отпустил ее руки. — Василиса, я люблю вас шесть лет, девять месяцев и двадцать один день. Больше молчать не могу. Выходите за меня замуж!

Она молчала, не отводя глаз от побледневшего, серьезного лица с яркими пятнами на щеках. Потом подняла руку, ласково провела по тщательно выбритой, горевшей щеке и тихо спросила:

— А часы считать будем?

На следующий день, где-то около двенадцати к пирожнице подошел Федя-мент и протянул белый, вчетверо сложенный листок.

— В восемь будь по этому адресу! — И полушепотом добавил: — Не опаздывай, квартира явочная. Казенная! Для встреч с агентурой.

— Ага, — согласно кивнула допущенная и привычно потянулась за отложенной суммой.

А через три часа они с Анной Иванной стали зрителями бесплатного спектакля — бурлеска, комедии дель арте, фарса, что там еще? Подходит все! Первой оказалась в «ложе» Анна Иванна и с восторгом от увиденного потянула туда же свою «коллегу».

— Василисушка, смотри!

Через дорогу, по противоположной стороне улицы шествовали двое. Он — коренастый крепкий мужчина, увеличенный в объеме бесчисленными авоськами, пакетами и сумками, обвивавшими плотную фигуру, точно лианы — могучий ствол. И она — маленькая, миленькая толстушка, с командным голосом и повадками боцмана. Обычно прямая и гордая Федина спина согнулась под тяжестью рыбьих хвостов, мясных оковалков, батонов колбасы и еще чего-то невообразимого, скромно выглядывающего светлыми бумажными уголками наружу. Но лихой страж закона скукожился не от наваленного на него продуктового багажа — Федю гнул к земле громкий голос жены, подающей команды четко, как в бою.

— Федор, держи осторожнее — не бандита хватаешь! Сейчас рыба вывалится! Федор, перекинь сумку с мясом в другую руку — не для асфальта куплено! Бестолочь, я ж говорила: надо было сперва крупу дожить, а уж потом масло! Господи, ну куда ты поперся?! Не видишь — красный свет! Ослеп, что ли? Куда ты помчался, хрен с горы? Я ж не могу так быстро — на каблуках!

Улица была немноголюдной, транспорт не мельтешил, а потому зычный женский голос слышался хорошо, да и картинка отчетливо видна.