Когда забудешь, позвони - Лунина Татьяна - Страница 54

Разбитый нос по-прежнему кровоточил, и, прикрывая боевую рану, Васса скромно стояла в сторонке, ожидая, пока Глебов поймает такси. Ждать пришлось недолго, и уже через несколько минут она оказалась в машине.

— Шпашибо! — искренне поблагодарила Василиса. — Вы мне помогли второй раж.

— Это не помощь, — улыбнулся Борис, — всего лишь легкая поддержка. — И, поколебавшись, захлопнул дверцу. — Прощайте, будьте осторожны, все зло не искоренить.

— Но надо к этому штремитша, — авторитетно заявила апологет добра. И бодро скомандовала: — Поехали!

А у дома пассажирка очень удивилась, услышав от водителя, что поездка уже оплачена. Независимой Вассе такая услуга показалась медвежьей, и она решила при случае обязательно вернуть деньги. Но в ту же минуту осознала: один на миллион, что такой случай представится.

В квартире первым делом направилась к зеркалу. «Мама дорогая, — ахнула своему отражению, — как же я сегодня покажусь на глаза?!» Из зеркала пялилась бледная, взъерошенная физиономия с фиолетовым баклажаном вместо носа, раздутыми губами и багровым пятном на скуле. Сопливый мерзавец все-таки основательно проехался кулаком по лицу. Потерпевшая скорчила гримасу, пытаясь изобразить улыбку. Растянутые губы выдали на обозрение кровоточащую дырку слева на нижней челюсти. И эта дырка стала самой большой обидой за весь последний год. Обиднее украденных денег, из-за которых пришлось сесть в долговую яму, неприятностей, липнущих как осы к меду, одиночества и ежеминутной, непрекращающейся борьбы за свое скромное место под палящим, равнодушным, холодным солнцем. Она опустилась на стул, уронив руки на колени. Хотела заплакать. И разозлилась. На собственное уныние, на жалость к себе и на вечную привычку совать нос не в свои дела да наводить порядок. Потом хорошенько обмозговала ситуацию, убедилась, что поступила правильно, и ругаться перестала, успокоив себя напоследок, что не одна она такая, у каждого есть свой безумец в рукаве. Повздыхала еще пару минут для порядка и принялась за дело.

Перво-наперво достала из шкафа новый черный итальянский костюм, приобретенный в прошлой поездке, к нему — туфли на высоком каблуке и нитку искусственного жемчуга, не отличимого от натурального. Как могла, привела в порядок лицо: повалялась с ледяным компрессом на носу и скуле да с чайными примочками на глазах. К явному преображению эти действия не привели, но баклажан сменила молодая картофелина-синеглазка, а это уже ближе к реальности — и на том спасибо.

В восемнадцать часов в итальянский ресторан на Кадашевской набережной входила элегантная женщина лет тридцати с хвостиком. Черный, из тяжелого шелка костюм облегал стройную фигуру, загорелую шею обвивала нитка морского жемчуга, гладкая прическа с тугим узлом на затылке открывала красивое строгое лицо в дымчатых очках. Тонкие черты чуть портил великоватый и, пожалуй, слегка перепудренный нос да еще губы — неестественно пухлые, точно их обладательница пожадничала и заказала для себя двойную порцию. Но в целом вошедшая производила весьма сильное впечатление: к такой запросто не подойти и походя не познакомиться. Подскочивший метрдотель выслушал краткий ответ и провел шатенку к столику у окна, где оживленно беседовали рыжеволосая с блондинкой. Оказавшись вместе, они явили собой живописное трио, способное выбить почву из-под чьих угодно ног.

— Васька, — ахнул блондинисто-рыжий дуэт, — кто тебя так изуродовал?!

— Привет! — скупо улыбнулась пухлогубая. — Навожу порядок в стране, не обращайте внимания. — Расцеловалась с обеими, опустилась на стул и радостно объявила: — Наконец-то мы вмеште! — Длительная домашняя тренировка пошла на пользу, но иногда давала сбой, путая свистящие с шипящими.

— А ты почему шепелявишь?

— У стоматолога была, — четко выговаривая каждую букву, пояснила щербатая красавица.

— Боже мой, девочки, — выдохнула Лариса, — вы помните нашу последнюю посиделку? В ЦДРИ, десять лет назад? Это преступно — так долго не собираться!

Все трое дружно вздохнули и, расплывшись в блаженных улыбках, уставились друг на друга. Васса подумала, что Юля с Ларисой почти не изменились. Все так же резво скакали ямочки на щеках Рыжика, просто прятались они теперь в морщинках. Батманова малость располнела, видно, рождение сына с дочкой да турецкая кухня сделали свое дело. Лариска сохранила гладкость кожи и стройность, но уголки рта опустились и придавали лицу выражение грустной задумчивости. Впрочем, этот минор всегда был при ней, только с годами ему, видать, надоело сидеть взаперти, и он вырвался наружу. Но заметить такие мелочи мог только близкий человек, чужой по-прежнему разевал бы рот при виде ее подруг. К столу подошел официант и своим появлением напомнил, что здесь больше принято заглядывать в меню, чем таращиться друг на друга.

— Не желаете аперитив?

— Белое «Мартини», — ответила одна.

— Мне, пожалуйста, «Барбареско», — попросила другая.

— «Жигулевское», — выдала третья, — большую кружку!

Лариса закашлялась и, наклонив голову, спешно полезла в сумку, Васса забыла про выбитый зуб. На лице вышколенного официанта не дрогнул ни один мускул.

— Извините, «Жигулевского» нет. Могу предложить «Балтику», свежайшее. — Клиентка красива, явно при бабках, чаевые светят неплохие — чему удивляться? У богатых, как известно, свои причуды.

— Хорошо! — благосклонно согласилась рыжая оригиналка. — Но холодного и обязательно в кружке!

Малый невозмутимо кивнул и стартовал выполнять причуду.

— Рыжик, — ахнула Лариса, — это тебя консул твой приохотил к пиву на аперитив? Да еще кружками!

— Батманова, — развеселилась Васса, — пиво метит в бока и бьет без промаха! А ты свою талию и так скоро будешь днем с фонарем разыскивать. — От восторга Юлькиной отвагой и дикция халтурить перестала.

— Чушь! — фыркнула жена дипломата и экс-киношница. — Юрка здесь ни при чем — это первое. И второе: мою талию муж всегда отыщет, так что тратиться на фонарь без надобности. А Забелин, между прочим, уже давно генконсул, — приосанилась светская дама. — Через месяц мы прощаемся с турками и здороваемся со шведами. Юра получил назначение советником-посланником в Швецию. — Потом потупилась и скромно спросила: — Неужто не могу я накануне великих событий расслабиться в родном краю и отдохнуть от правил этикета?

— Можешь! — великодушно позволили придиры.

— Да хоть самогон на аперитив, — расхрабрилась перелетная птица, — никто мне не указ! De gustibus non disputantur[7].

За ее спиной неслышно выткался официант, поставил перед оригиналкой кружку золотистого, в белой шапке пива, по бокалу вина — заурядности и молча удалился. С меню приставать не стал, видно, дошло, что торопить нет смысла.

— Если б вы знали, девочки, — блаженно улыбнулась рыжая оригиналка, обхватив ладонями запотевшую кружку, — как часто я мечтала о «Жигулевском» — холодном, пенистом. Не поверите: «Бородинский» во сне вижу, с корочкой тминной, — мурлыкала щурясь, — селедку, посыпанную луком, «Докторскую». Вкус молодости ощутить хочу! Помните наш five o'clock и как мы в баре бутерброды трескали?

— А Василек не ела хлеб, — подхватила Лариса, — только сыр и колбасу. Растолстеть боялась.

— Ага, — хмыкнула потенциальная «булочка», — до сих пор на этом зациклена, брюзга старая! — И пожаловалась: — Младшеньких обижает!

Не вникая в смысл слов, «брюзга» наслаждалась звуками голосов, которых ей так не хватало, любовалась лицами, знакомыми с детства. И кто сказал, что в одну реку нельзя войти дважды? В эту реку она готова входить и в десятый, и в тысячный раз, не выходить вообще — воды будут прежними, такими же теплыми и чистыми.

— У меня замечательная жизнь, — продолжала Юля, — муж — каких поискать, дети прекрасные, достаток. Даже страшно иногда делается: так все хорошо. Но, девочки, — она не сводила с подруг блестящих глаз, — как я тоскую по Москве! Там — потрясающая природа, три моря, жара — как раз по мне, кухня — пальчики оближешь. — Она помолчала, наблюдая за оседавшей пивной пеной. — А душа в Москву рвется. Черт его знает — почему. И климат мерзкий, и жизнь пакостная, и экология ни к черту, а тянет — и все тут! Вчера мимо телецентра проезжала — дышать не могла, будто кол березовый в грудь вогнали.

7

О вкусах не спорят (лат.).