Красный Император. «Когда нас в бой пошлет товарищ Царь…» - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 53

– Заготовки? – вопросительно поднял бровь Гладстон. – Кроме Шувалова, у него есть что-то еще?

– Именно. Например, мне стало известно, что в среде европейских банкиров, имеющих, как правило, самое прямое отношение к еврейской диаспоре, ведутся активные переговоры. Очень много поездок и деловых встреч, большинство которых территориально проводится на Корсике и в прибрежной зоне Италии, Испании и Франции. Что они обсуждают, я выяснить не смог, но на этих встречах не раз присутствовали лично Александр и Альберт Ротшильд. Один раз был Гарибальди. Так что оставить без внимания подобную активность мы не можем.

– Опять Ротшильд, – с явным неудовольствием сказал Гладстон. – Кстати, Александр сказал, что будет с французскими Ротшильдами?

– Нет, но вряд ли он будет афишировать их предстоящую судьбу. Насколько я знаю, на данный момент они практически банкроты. Грабежи, накрывшие Францию незадолго до начала войны, ударили по ним самым решительным образом. Не было ни одного филиала их коммерческих учреждений, которые бы не подверглись сокрушительному разгрому. Причем, в отличие от других банков и касс, в отношении людей Ротшильдов не было никакой жалости.

– То есть?

– В некоторых филиалах персонал был вырезан поголовно. Ротшильды понесли катастрофические потери в деньгах и обученных людях. Когда война закончится, Джеймс и остальные пойдут по миру. Если доживут, конечно.

– Предсказуемо, – слегка поморщился Гладстон. – Что-то еще из заготовок русского Императора вы смогли обнаружить?

– Пока нет. Но даже эти две говорят о том, что мы фактически будем вынуждены лишь улыбаться и очень скромно вести себя на послевоенной мирной конференции. Я не исключаю того, что он подготовил нам и другие сюрпризы, о которых мы пока не догадываемся.

– Может быть, мы можем как-то компенсировать хотя бы этот инцидент с Шуваловым?

– А как? Да, чисто гипотетически мы можем торжественно передать Александру все регалии Российской Империи, которые похитил Шувалов, но это создаст нам еще больше проблем. Во-первых, этот русский часть из них разрушил, вытаскивая драгоценные камни для продажи нам. А это значит, нам придется не только вернуть все на свои места, но и отремонтировать эти произведения искусства. Как вы понимаете, это недешевое и весьма не быстрое дело. А если поступить иначе, то Александр сможет смело спекулировать ситуацией. Во-вторых, мы теряем весьма серьезные деньги. В-третьих, это мало что меняет, так как на фотографиях, что совершенно точно сделали русские агенты, есть неоспоримые свидетельства того, что Лондон был причастен к укрытию от справедливой кары этого преступника. После Венской трагедии это будет колоссальный удар по нашему политическому престижу, после которого нам придется очень долго оправдываться. Да, конечно, мы не складывали все яйца в одну корзину и провал проекта «канцлер» хоть и сильно бьет по нашим интересам в России, но оставляет другие варианты. Однако боюсь, что если мы начнем действовать, то спровоцируем Александр на резкие поступки. И одному Богу известно, чем закончится эта карточная партия. А разве это то, что нам нужно? Великобритания сейчас переживает не лучшие свои дни, чтобы ввязываться в столь опасные авантюры.

– Хорошо. Пусть будет все так, как есть. Но, дабы исключить недоразумения, начните консультации с Александром. Нужно понять, что он хочет получить и какую публичную позицию по этому вопросу нам нужно выработать.

Глава 2

Из протокола допроса капитана французской армии Эжена де Фюнеса, взятого в плен двадцать седьмой прусской пехотной бригадой

– Получается, что вы дезертировали из своего полка?

– Нет, месье, никак нет. Полк был разбит, куда отступать в той обстановке, я не понимал.

– И в такой сложной ситуации вы, вместо того чтобы сражаться с противником, пытаясь хоть как-то изменить ход боя, решили спасти свою жизнь?

– Вы не понимаете. Боя не было. Наша атака через Марсово поле на русские позиции стала изощренным самоубийством.

– Вы можете о ней рассказать?

– Я командовал сводной ротой, набранной из отступивших со своих позиций бойцов. Они все бежали от русского удара, и в качестве шанса на спасение им предложили искупить свою вину в решительной штыковой атаке. Мы надеялись опрокинуть русские передовые части и если не выбить их за пределы внешнего радиуса обороны, то хотя бы потеснить.

– На что вы надеялись? Ведь русский корпус был очень хорошо насыщен легкими полковыми орудиями и пулеметами[95]. Вас бы попросту посекли на подходе. Почему вообще вы решили атаковать широким фронтом по Марсовому полю?

– Решение об атаке принимал не я. Я лишь исполнял приказ.

– Ясно. Продолжайте.

– Мы вышли из укрытий на рассвете и, не теряя времени, атаковали в надежде на то, что русские еще спят. Однако мы ошиблись. – Полковник Хайнс Шварценегер вопросительно поднял бровь. – Моя рота шла тихим шагом, стараясь максимально не шуметь, но уже через минуты две, когда укрытия остались достаточно далеко за спиной, по нам открыли ураганный огонь. В тот момент мне показалось, что они собрали против нас всех солдат, что у них были. Вокруг воздух гудел от пуль. Вдруг над головой ахнуло что-то, и нас накрыло шрапнелью.

– Почему вы упали? Вас ранило?

– Нет. На меня навалился сзади солдат, по всей видимости. Я не устоял на ногах и упал, ударившись головой о брусчатку и потеряв сознание. Позже на меня упал еще один солдат, придавив сверху. Видимо, это и спасло мне жизнь. Выбраться я смог, только когда все прекратилось. Был уже вечер. Я огляделся – русских уже не было, а все Марсово поле казалось полностью завалено трупами французов. Чудовищный вид!

– И как вы поступили?

– Выбрался из-под заваливших меня трупов и попытался уйти подальше от этой бойни.

– Не пробовали искать таких же выживших, как и вы?

– Нет. Я был чрезвычайно напуган. Вы никогда не приходили в сознание в горе трупов, будучи залитым кровью практически с головы до пят? Я даже оружие не взял. Хорошо, что у меня на поясе был револьвер, а то бы так и ушел, как есть.

– Как вы думаете, в чем был секрет успеха русских?

– Не знаю, – покачал головой Эжен. – Признаюсь, я думал об этом. Пока я сидел в том доме, заняться мне было особенно нечем, вот и ломал голову. Но до сих пор не могу понять, что же дало им победу. Вроде и оборона у нас была хороша, вон как других держала крепко. Да и солдаты обстрелянные, подготовленные. А все равно смяли нас.

– Вы участвовали только в этом бою против русских?

– Нет. Я был во внешнем радиусе, в укреплении, оборудованном в небольшом каменном домике возле Сены. Перед тем как русские начали свое наступление, они практически непрестанно держали в воздухе воздушные шары и дирижабли. Мне казалось, что над нашими позициями эти серые чудища висели постоянно. Некоторые солдаты нервничали и стреляли по ним, но те находились слишком высоко, чтобы пули могли до них долететь. Не раз слышал о том, что было бы неплохо для этого дела приспособить какую пушку небольшого калибра, но до дела так и не дошло.

– Для чего русские использовали дирижабли?

– Думаю, для разведки. Только мне не ясно было, как они оперативно передавали полученные сведения на землю. В голову приходили только мысли о том, что они как в море использовали сигнальные флажки или еще что-то подобное.

– Почему вы решили, что сведения передавались оперативно? – вмешался майор Альберт Шварц.

– Они постоянно переносили огонь своей артиллерии по наиболее интересным целям. Намного быстрее, чем менялись на дежурстве дирижабли. Я видел далеко не все, но артиллерийскую батарею, которую попытались развернуть на новом месте под прикрытием моих митральез, накрыли шрапнели уже через десять минут после ее прибытия. Со стороны русских она не просматривалась. Ее вообще тайно перенесли.

– Вы видели наступление русских?

95

Под пулеметами подразумевались митральезы.