Король и Шут (СИ) - Туровников Юрий Юрьевич - Страница 58

58

— Ты чего такой квелый?

Тот отмахнулся.

— Зря я сюда пришел. Дышать не чем. Эти дамочки вылили на себя столько духов, что посели их в свинарнике, запах махом перешибет. Еще угораздило потанцевать с какой-то свиньей. Все ноги мне оттоптала, корова. Не мое все это, понимаешь? Я одиночество люблю и спокойствие, а тут…

— А мне здесь жить приходится! — помахал балагур перед носом Даниэля указательным перстом.

— Пойдем в таверну, а?

Шут хмыкнул.

— По-твоему там спокойнее?

— По крайней мере обстановка роднее.

— Вот тут я согласен, — Прохор положил ладонь на плечо друга. — Это последний танец. Сейчас музыканты закончат, переоденутся, и мы все вместе отправимся отдыхать. Я плачу.

По прошествии несколько минут, церемониймейстер объявил конец бала. Король и Королева посовещались и назвали обладателей лучших костюмов. Естественно, ими стали сами Генрих и Изольда, впрочем, как и всегда. После правители Серединных Земель в сопровождении знати отправились в Трапезную залу, дабы преступить к уничтожению яств, над которыми с утра трудились, не покладая ножей, десятки поварят, а шут, мастер и музыканты в трактир, где оставались до глубокой ночи. Там они пили хмельное и орали песни. Не обошлось и без потасовки, в которой приняли участие абсолютно все посетители. Таверне досталось так, словно там произошла схватка медведя с лосем, но стражники, как обычно, урегулировали конфликт, и хозяин остался доволен.

Глава двенадцатая

Прохор проснулся от странного шума, который раздавался в его каморке. Шут провел языком по сухим губам, открыл один глаз и осмотрелся.

— Какого лешего тебе не спится?! — спросил он, узрев мастера.

— Это ты дурака валяешь, а мне работать надо. Дел не початый край, — ответил тот, приделывая к стене какой-то рычаг. — Сейчас у тебя закончу, пойду в Тронную Залу, потом в покои короля…

— А делаешь-то чего?

— Включатель, чтобы электричество включать, когда нужно, — ответил Даниэль.

— М-м, — шут сел на кровати и, почесав живот, влез в рубаху. — Лучше б сделал так, чтоб его выключить можно было при необходимости. Пить охота.

Изобретатель закатил глаза.

— Специально для тебя сделаю выключатель.

— Спасибо, — Прохор припал к крану и стал жадно пить. После облачился в наряд шута. — Я ушел дурака валять.

— Иди…

Мастер прислонил к стене какое-то устройство и принялся крутить рукой вороток. Камень не сдюжил и подался, посыпалась пыль. Шут пожал плечами, надел часы и посмотрел время.

— Ох, ё! Без пяти минут полдень! Сейчас на площади собрание, а я тут жир наращиваю. Негоже опаздывать на чествование самого себя.

Балагур мухой вылетел из каморки и, как конь ретивый, помчался по бесконечным коридорам замка, преодолевая крутые лестничные марши.

* * *

Король и Королева уже заняли свои места на балконе и вкушали виноград, обрывая ягоды с огромной грозди. На большом серебряном подносе было еще много фруктом, ожидающих своей участи: и яблоки, и груши, и гранаты. В центре блюда возвышался ананас. Подставка о трех ножках трещала и грозилась развалиться под тяжестью плодов. Генрих сплевывал косточки за балюстраду, отправляя туда же и кожуру от бананов. Все это падало на головы придворных и знати, что заняли свои места. На помосте в центре площади, под завязку забитой людьми, переминался глашатай со свитком в руках, и скучали музыканты.

— Ну и где твой шут?! — поинтересовалась у мужа Изольда. — Столько народу его ждет, а ему хоть бы что. Неописуемая наглость! Надо его наказать — высечь прилюдно. Взять розги и с оттягом надавать по его упругой… — королева осеклась, а король аж подавился.

— Дорогая?

Но договорить он не успел. Послышался топот и на балкон влетел запыхавшийся шут, который снес-таки столик. Поднос полетел вниз со всем содержимым, да и сам Прохор едва не кувыркнулся низ. Еще бы мгновение и рыжий балагур стал бы красным пятном на булыжной мостовой. Он уже практически вывалился, но был пойман нежными руками взвизгнувшей Первой Дамы.

— Да помогите мне уже!

Генрих бросился на выручку и ухватил шута за щиколотки. Вдвоем венценосные супруги втянули несчастного на балкон. Толпа снизу стояла, открыв рты, и наблюдала за происходящим. Когда виновник торжества был спасен, площадь взорвалась овациями, вверх полетели шапки.

Прохор перевел дух и заключил Изольду в объятия.

— Вы спасли мне жизнь, моя королева. Я ваш должник, — и он приклонил колено.

— Это уж точно, — смутилась та и села в кресло.

Король дал отмашку, глашатай развернул свиток и заорал во все горло.

— Жители Броумена! — толпа затихла и превратилась в слух. — По приказу Его Величества короля Генриха на Западные рубежи, чтобы одолеть необузданное зло, отправился придворный шут. Как вы все знаете, он вернулся с победой. Ура, братья и сестры! — те подхватили и принялись махать руками, глядя на балкон Главной башни. Прохор махал в ответ и слал воздушные поцелуи. Бирич выдержал паузу и продолжил. — Неведомая напасть пыталась захватить часть нашего королевства. Завязался неравный бой и все такое! Наш писарь, что последовал за шутом, подробно описал происходящее и занес в Книгу Летописи. А обо всех ужасах сражения расскажут наши музыканты. Поприветствуем их!

Глашатай отошел в сторону, пропуская вперед артистов. Те выстроились в ряд и заиграли зловещую музыку, под которую Михась еще более зловещим голосом запел.

В хронике моей есть последняя глава, К сожаленью в ней обрываются слова. За последний год из рыбацких деревень сгинул весь народ в тот туман, что каждый день с моря заходил вглубь материка. Я свидетель был, как пустели берега.

И, чтобы нагнать еще больше ужаса, музыканты запели хором, рычащими голосами.

Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах посеял первобытный страх. Посеял страх! Самого Дагона сын из морских пришёл глубин — то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак! Каждый день в умах росло необузданное зло.

Михась скорчил такую гримасу, что некоторые горожане даже потеряли сознание, и продолжил голосить.

Запись в дневнике: «Я опять теряю ум. Снова в голове появился странный шум, но сегодня я начал звуки различать — это чей-то зов, мне пред ним не устоять. За окном гроза, а мои глаза лезут из орбит. Страшен в зеркале мой вид!» Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах посеял первобытный страх. Посеял страх! Самого Дагона сын из морских пришёл глубин — то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак! Все прокладывали путь к морю сквозь иную суть. Кто-то полз к воде. Ветхий старенький причал был в его судьбе, как начало всех начал. За собой тащил свою мокрую тетрадь, из последних сил что-то пробовал писать, а затем, нырнув, скрылся под водой. Зашумел прибой, унося его с собой. Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах посеял первобытный страх. Посеял страх! Самого Дагона сын из морских пришёл глубин — то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак! Новой расы молодой вид родился под водой…