Поиск в темноте - Михеев Михаил Петрович - Страница 11

– Попробую, – неуверенно ответила я.

– Будем думать, что подобреет Шарапова, когда вы ей «Ренглер» вручите, и пригласит.

– Может, и пригласит.

– А мы, на всякий случай, для именинницы и подарок приготовили.

Борис Борисович поставил на стол узкий высокий флакончик в прозрачной пластмассовой коробочке. Я пригляделась.

– Бог ты мой! Неужели настоящие?

– Подделок не держим, – ухмыльнулся полковник.

– «Черная магия»!

– Слыхали про такие?

– Ну кто же из нас, женщин, про них не слышал.

– Что-то я не улавливал, чтобы от вас духами пахло.

– А я лично духи не люблю.

– Подумать, – развел руками полковник. – За то время, пока вы у нас работаете, сколько мы узнали ваших «не люблю». Пирожные не любит, кольца на руках не любит. Духи вот тоже не любит. А мы было собирались лично вам еще флакончик преподнести.

– Пожалуй, не нужно. Не ко времени.

– Думаете, Петр Иваныч удивится?

– Петр Иваныч еще ничего, он поймет. А вот если на работе моя Рита Петровна унюхает – вопросы задавать начнет. А она женщина дотошная. Эти духи – не одеколон «Шипр», ими сегодня надушишься – неделю пахнуть будешь.

– На самом деле?

– Попробуйте! – улыбнулась я.

– А я было собирался пакетик вскрыть. Узнать, чем парижанки пахнут. А, Борис Борисович?

– Коли так, опасно открывать-то.

– Теперь и сам побаиваюсь. Еще заявишься с таким букетом домой. Вот бы моя Лидия Петровна подивилась. Уж она-то бы унюхала, с каким запахом ее муженек с работы вернулся…

Из регистратуры поликлиники мне ответили, что стоматолог Шарапова работает во вторую смену.

Тогда я позвонила после четырех.

Меня попросили подождать, затем сказали, что врач занята с больным, освободится через десять минут. Через десять минут трубку сняла сама Шарапова. Я сказала, что собираюсь приехать к ней, завезу комбинезон и попутно попрошу оказать профессиональную услугу.

– Зубы? – спросила она. – Приезжай, я сегодня до семи, – и положила трубку.

Где-то меня даже устраивала неприветливость Шараповой, – я бы менее уютно чувствовала себя, встретив с ее стороны дружескую расположенность. Конечно, в любом случае я пряталась сама от себя, хотя и понимала всю необходимость своей неблаговидной игры. Не от хорошей жизни полковник Приходько предложил мне такую трудную роль. Мы ищем убийцу и версию «девушка на лестнице» обязаны проследить до конца.

«Зубную» причину мне пришлось придумать, чтобы лично посетить поликлинику. Мне захотелось взглянуть, где работает стоматолог Лариса Шарапова, посмотреть на ее фотографию на Доске почета, заглянуть к ней в кабинет; меня интересовало все, что могло относиться к ней, – никогда заранее не можешь знать, где и как вдруг зацепишься за какую-то мелочь, деталь, которая может оказаться нужной и что-то прояснит для меня.

За свою, пусть недолгую, практику я успела заметить, когда находишься в трудном и затяжном поиске и настойчиво разрабатываешь какой-либо вариант, нередко неожиданная случайность вдруг попадает, что называется, в «цвет твоих забот». Может быть, это запоминается по той же особенности «сбывающихся» снов, когда помнишь именно те, какие совпадают с дальнейшими событиями… Я взяла коробку с комбинезоном и отправилась на трамвайную остановку. На городском транспорте был обычный для конца рабочего дня час пик, и пассажиры дружно штурмовали подходившие трамваи. Я, не желая отставать от других, протиснулась к дверям нужного мне номера, даже успела зацепиться за поручень одной рукой – в другой у меня была коробка – и было утвердилась на нижней ступеньке, но тут плотный дядя мощно протиснулся впереди меня, потеряв равновесие, я уже собиралась спрыгнуть, как чья-то рука подхватила меня за спину, помогла удержаться, пока не закрылась дверь.

Я оглянулась.

Молодой человек в коричневой вельветовой куртке с откинутым капюшоном уже убрал руку и сейчас стоял ко мне спиной, не ожидая какой-либо благодарности за столь незначительную услугу, и отрывал листок абонементного талона. Я через его плечо протянула ему свой, он сложил их вместе, кому-то подал и так же через плечо вернул мне.

Он был без головного убора. Густые темные волосы гладко зачесаны назад, я обратила внимание на его уши – большие, как бы расплющенные, плотно прижатые к голове. Попутно вспомнила и заключение криминалистов, считающих, что форма ушей у каждого человека так же индивидуальна, как и папиллярные линии на пальцах.

Я не видела его лица, но уши у него были некрасивые.

На следующей остановке добавочная порция пассажиров разъединила нас, продвинула меня в глубь вагона, и, когда мне нужно было выходить, я с трудом протиснулась к дверям, выслушивая гневные замечания граждан, которые ехали дальше.

Выбравшись на тротуар, я увидела впереди коричневую вельветовую куртку и черноволосую голову с плотно прижатыми ушами.

Он шел не спеша, не было смысла его обгонять, я уже начала догадываться, что дальше произойдет. Мой попутчик остановился у подъезда поликлиники, секунду как бы раздумывал, затем решительно открыл двери и вошел. На больного он как-то не походил, встречаться с ним еще раз мне не хотелось, я прошла мимо поликлиники до конца квартала, затем вернулась к тем же дверям.

В вестибюле у окошечка регистратуры стояла небольшая очередь. Молоденькая сестра в белом «докторском» колпачке, лихо – как у гвардии старшины – заломленном на ухо, вела запись больных. Рядом было второе окошечко, там сидела вторая сестра, такая же молоденькая, но без колпачка. Она явно бездельничала, игнорируя хлопоты пациентов, отрешенно разглядывала маникюр на своих растопыренных пальчиках.

Я обратилась к ней:

– Шарапова в каком кабинете работает?

– А вы назначены?

– Нет, не назначена.

– Тогда зачем?

Я помолчала. Спокойнее, сказала я сама себе, чего это вздумала заводиться на пустяке…

– Я вас спрашиваю: в каком кабинете работает зубной врач?

Девушка вскинула на меня голубенькие глазки.

– В двенадцатом! – буркнула она и занялась своим маникюром.

Доска «Лучшие сотрудники поликлиники» висела рядом с гердеробной. Я согласилась с полковником – Л.В. Шарапова на фотографии выглядела милой и симпатичной, и я невольно подумала, что и главная хищница Горторга, делами которой я не так давно занималась, также была на Доске почета и тоже смотрелась хорошо, лучше, чем выглядела в действительности. И еще подумала, как трудно бывает расследовать дела людей, о которых в коллективе сложилось хорошее впечатление, когда все вокруг думают о них хорошо, а ты этому вроде бы не веришь.

Я заглянула в гардеробную и, не увидев на вешалках заметной коричневой вельветки, уже не удивилась: «теория вероятностей» начала работать на меня. Я прошла мимо, выглянула в коридор, где на скамеечках и стульях расположились больные, ожидающие приема.

Он сидел у начала коридора в трех шагах от меня. Я попятилась назад за угол. В профиль он выглядел несколько лучше, даже его плоские уши так не бросались в глаза. Опустив голову, зажав коленями переплетенные пальцы рук, он пристально разглядывал ковровую дорожку, тянувшуюся по коридору. Он был в куртке, он шел к врачу, но не на прием. Шарапова стояла возле него, глубоко засунув руки в карманы белого халата, и, часто мигая, смотрела прямо перед собой на крашенную белой краской стену коридора.

Я отошла обратно в вестибюль.

Такие оказались дела! По всему можно заключить, что мой попутчик – не просто знакомый Шараповой, как Кузнецов или Фоминых, что их связывают – или, во всяком случае, связывали – далеко не простые товарищеские отношения.

Я знала, что такой человек у Шараповой должен быть, и была уверена, что рано или поздно его найду. Случай пришел мне на помощь – я увидела его даже раньше, чем ожидала. И подумала, что на этом мое везение должно закончиться, что этот человек с некрасивыми ушами вряд ли окажется еще и убийцей Миши Севина. Даже если я верно иду. В лучшем случае он просто звено в той цепочке, конец которой мне еще искать да искать.